Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 86

- Вот-вот разразится ужасная репрессия, тётя, - услышала я однажды, как говорил Северо дель Валье. – Я поеду на север и буду там сражаться. А вас умоляю защитить Нивею и детей, потому что сам сделать это уже не смогу и, кто знает, сколько времени…

- Но ведь ты уже потерял ногу на войне, Северо, если потеряешь и вторую, станешь похожим на карлика.

- У меня нет выбора, и потом в Сантьяго меня всё равно убьют.

- Не будь столь мелодраматичным, мы ведь не в опере!

Но Северо дель Валье был обо всём осведомлён гораздо лучше своей тёти, так как ему довелось увидеть собственными глазами самое начало ужаса. На подобную ситуацию президент отреагировал тем, что распустил Конгресс, назначил диктатора и упомянул некоего Хоакина Годоя, чтобы тот организовал репрессию. Садист по натуре, он считал, что «богатые должны её оплатить, чтобы стать ещё богаче, бедные так и будут бедными, а вот священники – их всех нужно попросту расстрелять!» Армия до сих пор хранила верность правительству, и то, что началось как политический раздор в итоге перешло в ужасную гражданскую войну, которая свела друг с другом два рода хорошо подготовленных войск. Годой, заручившись решительной поддержкой командиров армии, перешёл к тому, что стал сажать в тюрьму оппозиционных членов Конгресса, способных в противном случае активно добиваться своего. Уже давно закончилось стабильное обеспечение граждан, взамен чего начался повсеместный снос домов и систематические мучения; президент же, тем временем, заперся в своём дворце, чувствуя отвращение к подобным методам, однако ж, убеждённый, что других, способных сломить его политических врагов, просто нет. «Мне вовсе не хотелось бы знать о подобных мерах», - слышали, как не один раз говорил правитель. На той улице, на которой стояла библиотека Золотой век, он больше не мог ни спокойно спать по ночам, ни свободно ходить днём – и всё из-за воплей бичующихся. Конечно же, ни о чём таком никогда не упоминалось в присутствии детей, хотя я в любом случае узнавала обо всём. Ведь буквально каждая щёлка этого дома была мне знакома, и я развлекалась тем, что подслушивала разговоры взрослых; в виду того, что вот уже несколько месяцев в моей жизни не было ничего более интересного.





В то время как снаружи вовсю бурлила война, мы жили в глуби, точно в роскошной закрытой обители. Моя бабушка Паулина приютила Нивею с целой толпой ребятишек, кормилиц и нянек, после чего надёжно заперла дом, уверенная, что никто бы не осмелился напасть на даму её социального положения, которая к тому же была замужем за британским гражданином. На всякий случай Фредерик Вильямс поднял на крыше английский флаг и держал наготове смазанное маслом оружие.

Северо дель Валье очень вовремя отправился воевать на север, потому что прямо на следующий день его дом сравняли с землёй, и найди они молодого человека, дело бы кончилось тюрьмой политической полиции, где одинаково издевались и над бедными и над богатыми. Нивею, как и Северо дель Валье, считали сторонницей либерального режима, однако вскоре она стала горячей противницей, как только президент захотел выдвинуть своего преемника, прибегнув к ловушкам, и попытался развалить Конгресс. Во время длившейся месяцы революции у женщины, вынашивающей ещё пару близнецов, а также успевавшей растить остальных шестерых детей, нашлось время и воодушевление, чтобы активно выступать от оппозиции, причём весьма необычным способом, который чуть было не стоил жизни ей самой. Она всё делала за спиной бабушки Паулины, отдававшей недвусмысленные распоряжения о том, чтобы мы жили тише воды, ниже травы, не привлекая к себе внимание властей, и чтобы обо всём знал только один Вильямс. Сеньорита Матильда Пинеда заняла ровно противоположную позицию по отношению к Фредерику Вильямсу: первая была столь же рьяной социалисткой, каким монархистом считал себя второй, однако ненависть к правительству объединяла обоих. В одной из четырёх комнат заднего двора, куда никогда не входила моя бабушка, эти двое устроили небольшую типографию не без помощи, конечно же, Педро Тея. Там они печатали отражающие революционное настроение пасквили и памфлеты, которые позже сеньорита Матильда Пинеда, уносила, спрятав под своей накидкой, чтобы в дальнейшем распространять их по окрестным домам. Они заставили меня поклясться, что я не скажу никому ни слова о происходящем в этой комнате, а я, в свою очередь, так и поступила, потому что сама тайна казалась мне очаровательной игрой, хотя я и не догадывалась об опасности, постепенно подкрадывающейся к нашей семье. К концу Гражданской войны я поняла, что данная опасность весьма реальна, ведь, несмотря на позицию Паулины дель Валье, никому не было под силу увернуться от длинной руки политической полиции. Дом моей бабушки не был, конечно же, такой святыней, как мы предполагали; тот факт, что сама она была вдовой с состоянием, связями и принадлежала известной фамилии, всё равно не спас бы её от грядущего разорения, а, возможно, и от тюрьмы. Беспорядки текущих месяцев были нам только на руку, а когда выяснилось, что большинство населения отвернулось от правительства, то контролировать народ оказалось совершенно невозможно. Даже в недрах полиции находились сторонники революции, помогавшие бежать тем, кого, напротив, на самом-то деле стоило задерживать. В каждом доме, в дверь которого стучалась сеньорита Пинеда, желая вручить памфлеты, её встречали с распростёртыми объятиями.

Своевременно заняли одинаковую позицию Северо и его родственники, потому что разворачивающийся в стране конфликт объединил консерваторов с частью либералов. Оставшиеся члены семьи дель Валье спрятались в своём земельном владении, как можно дальше от Сантьяго; молодые же ребята, тем временем, отправились сражаться на север, где и присоединились к добровольцам, которых поддерживали подзадоренные моряки. Преданная правительству армия планировала обратить в бегство кучку возбуждённых насущными вопросами людей в гражданском, однако та даже не представляла себе, какое сопротивление могла бы встретить с их стороны. Эскадра вместе с революционерами решила обосноваться на севере, чтобы захватить залежи селитры, считавшиеся главным источником доходов страны. Там же разместились и полки регулярной армии. В первом серьёзном противостоянии одержали победу правительственные войска, которые и по окончании сражения продолжали убивать раненых и пленных, как то часто делали во время Тихоокеанской войны десятью годами ранее. Жестокость подобного убийства настолько взбудоражила революционеров, что, когда люди вновь встретились лицом к лицу, то в скором времени уже праздновали свою разгромную победу. Тогда наступила именно их очередь истреблять побеждённых. В середине марта члены конгресса, как успели окрестить подстрекавших, распространили своё влияние на пять северных провинций и организовали совещание правительства, тогда как на юге президент Балмаседа с каждым часом терял своих сторонников. Оставшиеся из размещавшихся на севере преданных войск были вынуждены отступить к югу, чтобы примкнуть к главным силам армии; пятнадцать тысяч человек пешком преодолели горную цепь, вторглись в Боливию, прошли по территории Аргентины, а затем ещё раз пересекли горы и таким способом прибыли в Сантьяго. Они появились в столице крайне утомлёнными, бородатые и в лохмотьях – ведь людям пришлось прошагать множество километров по суровой природе долин и возвышенностей, вытерпеть адскую жару и вечные холода. По дороге приходилось забирать с собой лам, а также их вид – викуний, что паслись на плоскогорье, заодно прихватывая тыквы и живших в пампах броненосцев. С воздуха войска сопровождали и птицы, обитающие на самых высоких горных вершинах. Солдат встречали как настоящих героев. Ведь в истории подвига подобного рода не было аж с отдалённых времён жестоких испанских завоевателей, и, тем не менее, не все принимали участие в пополнении военных рядов, потому что оппозиция разрасталась, словно лавина, сдержать которую было совершенно невозможно. Наш дом никак не изменился, по-прежнему стоял с закрытыми ставнями, за которыми неуклонно выполнялись распоряжения моей бабушки, заключавшиеся в том, чтобы никто даже и не думал высовываться на улицу. Однако моё любопытство всё же взяло вверх, почему я и отправилась на крышу, чтобы посмотреть на шествие.