Страница 39 из 308
К. Хейг считает, что изучение истории английской Реформации в современной британской историографии в 1960–80-е гг. фактически работало на подтверждение ревизионистской концепции понимания истории Реформации в Англии, предпринимая при этом обзор тех исследований, которые подкрепляют его взгляды. Недавние исследования состояния церкви Англии накануне Реформации показали, что она была в целом жизнеспособным институтом с достаточной, пусть и не совсем безоговорочной, поддержкой со стороны прихожан{340}. Об этой жизнеспособности церкви Англии накануне Реформации свидетельствуют, по мнению К. Хейга, также исследования об английском приходском духовенстве{341}. Современные историки перестали рассматривать церковные суды как неэффективные учреждения{342}. В исследованиях о монастырях в современной британской историографии, по мнению К. Хейга, сохраняет свое значение работа Д. Ноулза, в которой отмечается, что положение в монастырях нельзя было считать весомым аргументом для их ликвидации{343}.
Таким образом, опираясь на конкретные работы тех историков, которые сами по себе не могут быть отнесены к ревизионистскому направлению, историки-ревизионисты ищут в них факты, подкрепляющие разрабатываемую ими концепцию.
2.4. Дж. Скарисбрик — критик либерального подхода к изучению английской Реформации
Дж. Скарисбрик, наряду с К. Хейгом, относится к крупнейшим представителям ревизионистского направления в современной британской историографии в изучении английской Реформации. С начала своей исследовательской деятельности он интересовался взглядами той части духовенства в реформационной Англии, которая была настроена консервативно{344}. Он опубликовал одно из важнейших исследований, способствовавших развитию ревизионистского направления в изучении английской Реформации{345}.
По мнению Дж. Скарисбрика, англичане не хотели Реформации, и большинство из них медленно её воспринимали. Но среди историков до сих пор влиятельна вигская и, в сущности, протестантская точка зрения на понимание Реформации в Англии. В этом вигском подходе к истории Реформации Дж. Скарисбрик видит использование гегелевской триады как мыслительной схемы: упадок церкви — ее крушение и распад — возрождение и обновление{346}.
Дж. Скарисбрик обращает внимание также на то, что идеи, подобные взглядам историков-ревизионистов в британской историографии, стали высказывать в изучении немецкой Реформации западногерманские историки Г. Риттер, Б. Мёллер, X. Оберман. Они оспаривают существовавшее ранее мнение о том, что положение в церкви в германских землях накануне Реформации было кризисным, и утверждают, что церковь была вполне жизнеспособна, если судить по завещаниям и посещаемости служб{347}.
Дж. Скарисбрик предпринял глубокое исследование религиозного содержания завещаний периода английской Реформации. Завещания в Англии находятся на хранении в Государственном архиве Великобритании, в архивах графств и епархий. Дж. Скарисбрик пользовался завещаниями из архивов графств Глостершира, Хантигдоншира, Норгемптоншира, из Государственного архива Великобритании (Суд Кентерберийского архиепископа), из библиотеки Бодлея в Оксфордском университете, а также опубликованными завещаниями первой половины XVI в. из графств Бедфордшир, Линкольншир, из Лондона, с севера Англии, из Сомерсета и Суссекса. Всего он использовал более 2,5 тыс. завещаний. В территориальном отношении большинство завещаний было привлечено из Мидленда. Эти материалы Дж. Скарисбрик считает достаточными для обобщений. Все эти завещания, как он утверждает, дают картину общества, преданного старой религии до того момента, когда ее начали вытеснять{348}.
В середине 1530-х гг. две трети завещаний всё ещё упоминали необходимость поминальных молитв, и в остальной трети завещаний, как считает Дж. Скарисбрик, необходимость заупокойных молитв тоже предполагалась как сама собой разумеющаяся. В среднем в каждом пятом завещании оставлялись деньги монахам. Около 60% завещаний оставляли деньги на ремонт церковных зданий и их оснащение необходимой утварью{349}.
Можно проследить и региональные вариации в завещаниях. В Бакингемшире было видно влияние лоллардизма и глубоко укоренившегося в нагорьях полуязыческого мировоззрения. Здесь не действовали в заметной мере какие-либо монашеские ордена, и завещания имели нерелигиозный тон. Влияние протестантизма начинает прослеживаться с середины 1530-х гг. в лондонских завещаниях и на юго-востоке страны. В дореформационный период только 3–4% завещаний не упоминали пожертвования на религиозные цели{350}.
Дж. Скарисбрик приводит примеры того, что даже после диссолюции монастырей вполне информированные о происходившем в стране люди (например, Джордж, граф Шрусбери) оставляли в завещании деньги монахам и на заупокойные мессы; аудитор Суда приращений (Court of Augmentations) Роберт Бургойн в октябре 1545 г. оставил деньги на поминальные службы и на часовню в родном приходе{351}. Влияние социального статуса на содержание завещаний, как считает Дж. Скарисбрик, видно только в том, что более состоятельные люди оставляли больше средств на церковные нужды, но на эти цели оставляли средства даже самые скромные но социальному положению люди{352}.
Исследователи завещаний обсуждали вопрос о том, что для неграмотных и даже некоторых грамотных людей в XVI в. завещания составлял по их просьбе наёмный писец, в результате чего предполагалось, что завещания могут не отражать особенностей индивидуальной религиозности. Рассуждая об этом, Дж. Скарисбрик отмечает, что писец, конечно, мог повлиять на составление завещания, но трудно представить, что составитель, писавший текст, мог побудить завещателя давать средства нескольким церковным приходам или монахам — ведь завещания составляли представители белого духовенства или служащие судов. Завещания знати наверняка составлялись по точному слову завещателя, да и простые завещания полны таких деталей, которые не придумать постороннему. Так что, по мнению Дж. Скарисбрика, в большинстве завещаний мы действительно слышим голос завещателя{353}.
Можно оспаривать искренность пожертвований церкви на смертном одре, и даже стремление сделать такие пожертвования может быть свидетельством о не очень благочестивом поведении в жизни, так что искренность пожертвований, по мнению Дж. Скарисбрика, с достаточной степенью точности установить невозможно, но все же эти пожертвования в любом случае являются свидетельством того, что традиционная религия сохраняла свое значение.
Дж. Скарисбрик обращает внимание также на активную строительную деятельность в приходах. В течение полутора столетий до Реформации две трети церквей в стране, от маленьких деревенских до больших городских соборов, подверглись перестройке. Средства на строительство шли как от крупных благотворителей, так и от массы прихожан. В некоторых монастырях (например, в Бате, Боттоне) диссолюция прервала крупное строительство. Затем же именно во время развернувшейся активной Реформации при Эдуарде VI церковное строительство примерно на 50 лет практически прекратилось. По мнению Дж. Скарисбрика, историку трудно судить о качестве религиозной жизни в обществе или о глубине понимания современниками религиозных вопросов, поэтому приходится искать количественные показатели религиозной активности — например, данные о масштабах строительства церквей, о выделении денежных средств церкви в завещаниях, и, судя как раз по этим фактам, нет возможности говорить о заметном кризисе церкви в Англии в дореформационный период{354}. Во многих завещаниях, пишет Дж. Скарисбрик, видна подлинная религиозность, когда бедный человек детально расписывает в завещании передачу церкви предметов из своего небольшого имущества — в толковании британского историка, «это не конвенционализм и не конформизм, не предрассудки и не влияние инерции в народной религии — это свидетельство искренней веры»{355}.