Страница 9 из 132
В начале XII в. сфера торговых интересов Лондона включала в себя Северную Германию, Скандинавию, Испанию, Францию и Нормандию.
Во времена Уильяма Фиц-Стефена особенно частыми гостями в Лондоне были французские и нормандские купцы[15]. Важную роль в торговле играли также купцы из Нижней Лотарингии. Они привозили в Лондон изделия из золота, драгоценные камни, одежду из Константинополя и Регенсбурга, тонкое полотно и доспехи из Майнца, вино{120}. Торговля перцем, специями и воском находилась также в их руках. Датские и норвежские купцы имели право жить в городе по году: очевидно, как и позднее, они привозили лесоматериалы и парусину. Возможно, что через них поддерживалась связь с Русью[16] и далее — с Востоком. После бракосочетания Генриха II и Алиеноры Аквитанской в середине XII в. и особенно после потери Нормандии в начале XIII в. у Лондона установились тесные связи с винодельческой провинцией Бордо[17]. К 20-м гг. XIII в. основной поток иностранцев составляли ганзейские купцы из Северной Германии и итальянцы{121}. Последние сумели укрепить свои позиции после изгнания в 1290 г. евреев, заполнив освободившуюся нишу в тех сферах, где те доминировали. Итальянцы создали множество независимых контор, расположенных, в частности, вокруг Ломбард-стрит. Немецким купцам удалось приобрести участок земли поблизости от Темзы, получивший известность под названием «Стальной двор»: здесь, за высокой стеной, хранили зерно, древесину, ткани, краски, меха и другие товары[18].
В XIV в. английские города — и Лондон в их числе — переживали один из важнейших этапов своей истории. Именно в это время консолидация городского сословия в Англии на основе роста товарного производства и повышения роли города достигла наибольших успехов, но одновременно шел процесс его имущественной и социальной дифференциации{122}. Крупный купеческий капитал активизировался как внутри города и страны, так и во внешней торговле, охватывающей фландрские города (Ипр, Дуа, Брюгге), Байону, Сент-Омер, Геную, Флоренцию, Лукку и пр.{123} Уже в начале XIV в. треть всех товаров, экспортируемых из Англии, погружалась на корабли с набережных Лондона. К середине XIV в. английские купцы смогли захватить большую часть торговли шерстью, потеснив итальянцев{124}.[19] Если в 1273 г. на долю английских купцов приходилось немногим более Уз экспорта шерсти, то в 1362–1368 гг. — в среднем ежегодно до 71%. Шерсть (45 различных сортов) вывозилась из всех ведущих портов королевства: Лондона, Бостона, Халла, Саутгемптона, Ярмута, Ньюкасла и Линкольна. Но при этом в 1332 г. через порт Лондона проходило уже более 32% всего экспорта, и почти половина его находилась непосредственно в руках лондонских купцов{125}.
На протяжении второй половины XIV в. экспорт шерсти из Англии сократился почти вдвое, что связано с развитием местной суконной промышленности. Этому во многом способствовала экономическая политика Эдуарда III (1327–1377): ввоз сукна из-за границы был запрещен, поощрялось производство английского сукна на родине{126}. В результате быстрыми темпами рос вывоз готовых сукон: в 1350–1360 гг. из Англии экспортировалось 32 тыс. тюков шерсти в год (каждый тюк официально содержал 364 фунта шерсти), экспорт сукна в год составлял в этот период 5 тыс. тюков; к концу правления Генриха VII (1509 г.) ежегодно вывозилось 5 тыс. тюков шерсти и 82 тыс. тюков сукна{127}. Причем доля Лондона в этой отрасли торговли постоянно увеличивалась: если в 1356–1358 гг. она составляла 12%, то в 1392–1395 гг. — 32%[20]; в первые шесть лет правления Генриха VII (1485–1490) через Лондон проходило 70% английского экспорта сукна, а к концу правления Генриха VIII (к 1547 г.) — более 88%{128}.
С XIV же столетия, как полагает У.М. Уилл, лондонские меховщики взяли под свой контроль импорт кожи и мехов[21].
Показательные изменения произошли также в импорте вина, где Лондон традиционно занимал первое место среди английских городов: до 1337 г. г/ъ его гасконские купцы сами привозили в порты Англии; к 1350 г. доля лондонских купцов в этой отрасли торговли составляла половину, а к концу XIV в. торговля вином почти полностью перешла в руки столичных купцов (некоторую конкуренцию могли еще составить итальянцы и немцы){129}.
Большой известностью уже во времена Дж. Чосера пользовался Уинтри-Уорд — район средневекового Лондона, примыкавший к набережной Темзы, где сгружали свой товар виноторговцы: кельнские купцы, которым принадлежало огромное укрепленное здание с причалом, и собственно лондонцы. Среди всех зданий на Темз-стрит в районе Уинтри выделялся дом, наполовину каменный, наполовину деревянный, с подвалами для хранения вина, принадлежавший известнейшим торговцам вином XIV столетия — сначала Джону Джизорсу, а затем Генри Пикарду{130}.
Важно, что развитая внешняя торговля не отрывала Лондон от страны. Этому в значительной степени способствовало то, что в средневековой Англии были исключительно благоприятные условия для развития внутреннего рынка: еще до XIV в. шел активный процесс освобождения городов от пошлин по всей стране (право беспошлинной торговли в королевстве получил и Лондон), экономическая же специализация городов и районов определяла и стимулировала обмен между ними. Притягательность Лондона как важнейшего центра внешней торговли и внутреннего обмена обеспечивалась и тем, что здесь пересекались сухопутные пути, ведущие на запад страны, к Уэльсу; Темза, судоходная на большом протяжении, облегчала и удешевляла доставку сюда продовольствия, промышленных изделий и топлива. От устья реки Флит и вплоть до Тауэра северный берег Темзы был застроен набережными и складами. Здесь же находились два небольших причала — в Куинхите и в устье Уолбрука. Морское строительство процветало и на северном берегу, между Лондонским мостом и Тауэром, но постепенно здесь перешли только к перевозкам товаров.
Притяжение Лондона ощущалось по все стране. Потребности столицы в продовольствии в немалой степени обусловили хозяйственное развитие и процветание не только близлежащих деревень (Кенсингтон или Хаммерсмит) и графств, но и относительно далеко от нее отстоявших: одни служили для нее молочной фермой, огородом и садом; другие выращивали пшеницу и выпасали стада, предназначенные для бойни{131}.
Повсюду, по меньшей мере, с XII в. были известны рынки Лондона, на которых продавались самые разнообразные товары. Главной рыночной площадью средневекового Лондона была Чипсайд, представлявшая собой скорее широкую улицу, вдоль которой стояли дома горожан, по центру были расположены источники питьевой воды — фонтаны. Начиная с XIII в. большинство живших здесь людей занималось розничной торговлей. Первые этажи домов вдоль улицы были заняты маленькими лавками, площадью в среднем от 5 до 6 м2. В 1300 г. их было около 400. Позади лавок располагались торговые ряды, где в первой половине XIII в. продавались перчатки и прочая кожгалантерея, а во второй половине — ткани и одежда{132}.
15
Данные, которые приводит в своём исследовании Эквелл, позволяют предположить, что количество жителей Лондона, говоривших по-французски, исчислялось многими сотнями. См.: Ekwall E. Studies on the Population of Medieval London. P. XXXI–XXXIII.
16
Существование англо-русских связей подтверждается данными археологии. Так, монетный состав кладов Новгородской земли с конца X в. позволяет считать Англию одним из главных поставщиков западноевропейского серебра. К XII–XIV вв. относятся найденные при раскопках английские сукна. См.: Матузова В.И. Английские средневековые источники IX–XIII вв. М., 1979. С. 47.
17
Впоследствии события Столетней войны привели к сокращению экспорта бордосских вин в Англию (см. подробно: Kowalski M. Warfare, Shipping, and Crown Patronage: The Economic Impact of the Hundred Years War on the English Port Towns // Money, Markets and Trade in Late Medieval Europe: Essays in Honour of John H.A. Munro / Ed. by L. Armstrong, I. Elbl, M. Elbl. Leiden, 2007. P. 233–256.
18
Итальянские и ганзейские торговцы оказались временными гостями, жившими обособленными колониями, тогда как приезжавшие во множестве фламандцы и валлонцы сумели интегрироваться в лондонскую жизнь. Больше всего их привлекали восточные предместья, поскольку там они могли действовать самостоятельно, не попадая под юрисдикцию Сити или торговых гильдий. Среди них было немало искусных мастеров, и лондонские ремесленники многому у них научились. Это относится в первую очередь к ткацкому делу, пивоварению, выделке кожи, обработке металла, производству кирпича и стекла. См.: Keene D. London From the Post-Roman Period to 1300. P. 197–198; Knaym X. История Лондона. С. 36–37.
19
Заметим, что столкновение экономических интересов лондонских и итальянских купцов еще долго давало о себе знать, приводя подчас к острым конфликтам. Приведем лишь один пример. 8 октября 1359 г. мэром Лондона, шерифами и 12 присяжными было проведено расследование относительно «преступников и нарушителей мира, которые с завистливой дерзостью и злобой злонамеренно совершили ужасную драку…». Как выяснилось, три торговца тканями (Генри Форестер, Томас де Мелдоун и Джон Мелевард) совершили «по умышленной злобе силой оружия» нападение на Франческо Боучело и Раймунда Флэми, ломбардцев, в районе Коулман-стрит, «ранили, избили и навредили им…» // Memorials of London and London Life in the ХIIIth, XIVth, XVth centuries / Ed. by H. Riley. L., 1868. P. 302–303. URL: http://www.british-history. ac.uk/no-series/memorials-london-life (дата обращения: 23.03.2015)).
20
Крупнейшим экспортёром сукна в этот период был Бристоль: в 1355–60 гг. его доля в ежегодном экспорте английского сукна составляла 30%, а в 1365–70 гг. выросла до 40% (см.: Мосолкина Т.В. Город Бристоль в XIV–XV веках. Экономика, общественные отношения, социальная психология. С. 58).
21
Основными поставщиками мехов в Англию были Русь и Норвегия. Из Русских земель привозили лучшие сорта белки, главным образом, белку с белым брюшком и голубовато-серой спинкой, ценившуюся так же высоко, как соболь и горностай. Беличьи меха (наряду с лисьими) считались самыми модными в XIII в. Исконно русским товаром были соболя. Соболь привлекал окраской — различными оттенками: от темно-коричневого до черного. По существовавшей иерархии использования мехов представителями английских сословий соболь занимал высокое место: одежды из него принадлежали только придворной знати (см.: Veal E.M. The English Fur Trade in the Later Middle Ages. Oxford, 1966. P. 228).