Страница 10 из 82
Расширение королевского домена и укрепление бюрократии приносят конкретные плоды: королевская казна пополняется небывалыми темпами. Вскоре после смерти Филиппа II некто Конан, прево Лозанны в Швейцарии, побывав в Париже, записал слышанное им от королевских чиновников. По их словам, покойный государь «обогатил королевство так, что и представить себе невозможно. В то время как король Людовик [VII], его отец, не оставил ему никаких доходов… кроме 19 тысяч ливров, он сам завещал Людовику [VIII], своему сыну, доход в 1200 парижских ливров в день… А также оный король Филипп распорядился в своей последней воле взять из тех средств, что он скопил в помощь Иерусалимскому королевству, 700 тысяч марок на защиту королевства Французского и для нужд его сына Людовика»{42}.
При этом Филипп Август не был ни идеальным монархом, ни уж тем более идеальным человеком. Несмотря на восторженные отзывы о нем со стороны многих современников и потомков, сохранилось также достаточно свидетельств, говорящих о сложной, нервной, коварной и жестокой натуре короля. Филипп обманывал своих политических партнеров, беззастенчиво, со дня на день, менял союзы, не проявлял милосердия к побежденным, был весьма далек от христианского благочестия, женолюбив, не чужд вину и азартным играм, подвержен припадкам гнева… По причинам, так и оставшимся до конца не выясненными, он отверг свою вторую жену, Ингеборгу Датскую, и женился в третий раз, на Агнессе Меранской, вызвав гнев Иннокентия III, который на некоторое время наложил на Францию интердикт — запрет на богослужения. Несколько лет спустя король, правда, был вынужден под давлением Рима развестись с Агнессой (она вскоре умерла — некоторые современники утверждали, что от горя). Еще через 12 лет Филипп примирился с Ингеборгой — скорее по политическим причинам, нежели из раскаяния. Некоторые странности в поведении монарха, в том числе история с изгнанием Ингеборги, весьма повредившим Филиппу политически, возможно, связаны с нервной болезнью, из-за которой он однажды даже лишился большей части волос и ногтей.
Но кого, в самом деле, могли всерьез волновать пятна на солнце величия короля Филиппа, если солнце это сияло столь ярко? В последние годы правления, после Бувина, Филипп Август был на вершине популярности. Именно таким пожилой государь запомнился своему старшему внуку, будущему Людовику Святому. Младший внук, Карл, его уже не застал — Филипп II умер летом 1223 года, передав престол своему сыну Людовику. О том, насколько укрепилась монархия Капетингов за время правления Филиппа Августа, свидетельствует тот факт, что Людовик VIII, вопреки обычаю, не был коронован при жизни отца и вдобавок вступил на престол просто по праву наследства, без какого-либо формального собрания «лучших людей» королевства (хотя в более поздние времена такие собрания еще несколько раз проводились).
Тридцатипятилетний Людовик был полон энергии и известен не только во Франции, но и за ее пределами. Самым ярким, хоть в итоге и неудачным, предприятием в его жизни стала попытка завоевания английского престола в 1216 году, когда бароны Англии взбунтовались против своего непопулярного короля Иоанна Безземельного. Часть мятежников предложила корону принцу Людовику, он во главе армии высадился в Англии и был провозглашен королем в лондонском соборе Св. Павла. Удача, однако, сопутствовала ему недолго. После смерти короля Иоанна[25] большинство баронов переметнулось на сторону его сына, малолетнего Генриха III, видимо рассудив, что беззащитный мальчик Платагенет на троне для них куда выгоднее, чем взрослый, властный и воинственный Капетинг{43}. Стать новым Вильгельмом Завоевателем принцу Людовику не удалось: он потерпел поражения в двух битвах с англичанами, сухопутной и морской, после чего был вынужден подписать малопочетный мир, по условиям которого за денежную компенсацию согласился признать незаконным (вернее, «никогда не бывшим») собственное краткое пребывание на английском престоле.
Два других военных предприятия Людовика оказались более успешными. Вскоре после вступления на трон он участвовал в присоединении графств Пуату и Сентонж к владениям французской короны, а в 1226 году возглавил крестовый поход против альбигойцев. Итогом последнего стало утверждение власти Капетингов на большей части южнофранцузских земель. Санкцию на это французскому королю дал собор католической церкви, созванный в конце 1225 года в Бурже. Времени на большее судьба Людовику VIII не отвела: возвращаясь с юга, он заболел дизентерией и умер на сороковом году жизни. Его правление длилось всего три года и «затерялось» между долгими царствованиями его отца и сына, каждый из которых находился у власти более 40 лет.
Некий трубадур из Реймса, чье имя до нас не дошло, дал Людовику VIII такую характеристику: «Этот Людовик был отважен, смел и воинствен, обладал сердцем льва, но познал и страдания, и горести»{44}. Прозвище «Лев» закрепилось за этим королем — несмотря на преследовавшие его с детства болезни, Людовик отличался любовью к военному делу и немалой воинственностью. При этом Людовик Лев был весьма набожным человеком, получившим хорошее по тем временам образование — его учителем был известный богослов Стефан, епископ Турнэ.
Одно из важнейших решений, которое на многие годы вперед определило развитие Французского королевства, Людовик VIII принял незадолго до смерти. Отправляясь в поход против еретиков, он составил завещание, в котором разделил свои владения между сыновьями. Монарх завещал старшему сыну Людовику, которому тогда было девять лет, высшую власть во всем государстве, ту совокупность прав и территорий, которая именовалась королевским доменом, и большую часть накопленных богатств. Однако три других сына были наделены лишь немногим менее щедро. Роберт па достижении взрослого возраста должен был получить графство Артуа, которое некогда входило в приданое его матери; Иоанну (Жану) предстояло вступить ко владение графствами Анжу и Мэн; наконец, Альфонсу досталось обширное графство Пуату. Что касается младших сыновей, то их, как это часто бывало в знатных семьях, ждала церковная карьера. О будущем Карле Анжуйском в завещании Людовика VIII не говорится новее — он тогда еще не родился.
Характерно, что три из четырех графств, завещанных Людовиком VIII Роберту, Жану и Альфонсу, были недавними приобретениями французской короны, отвоеванными у Плантагенетов. В связи с этим некоторые историки предполагают, что, завещав эти владения сыновьям, Людовик Лев стремился закрепить власть своей династии в землях, которые еще несколько лет назад принадлежали соперникам Капетингов{45}. Что касается самого принципа разделения владений в рамках королевской семьи, то как таковой он не представлял собой ничего необычного. Несколькими десятилетиями ранее подобным образом распределил свои земли между сыновьями Генрих II Английский — что, впрочем, не избавило его от многолетних семейных раздоров. А во Франции владения делили между отпрысками еще короли из династии Меровингов[26]. С той, правда, разницей, что и сам титул короля наследовался не только старшим, но и остальными сыновьями, в результате чего королевская власть дробилась между уделами и приходила в упадок.
О подлинном единстве Французского королевства, впрочем, не приходится говорить и применительно к первой половине XIII века. Как отмечает Джон Манди, «Франция была все еще очень раздроблена; частные войны[27] сохранялись там значительно дольше, чем в Англии. Бланка Кастильская объявила их ведение незаконным в королевском домене, но попытка Людовика IX расширить действие этого распоряжения на все королевство натолкнулась на сопротивление… То, что в Англии происходило на общегосударственном уровне, во Франции оставалось на уровне местном»{46}. Тем не менее и во Франции принцип верховенства королевской власти к XIII веку уже утвердился достаточно прочно. Однако следует признать анахронизмом утверждение, будто система апанажа «подготовила почву для полной и беспрепятственной аннексии земель королем после того, как каждый такой апанаж возвращался к короне»{47}. Ведь гарантий возвращения не было: ни Людовик VIII, ни другие короли, предоставлявшие апанажи своим младшим отпрыскам, не знали, как сложится судьба последних и станут ли они основателями собственных династий в доставшихся им владениях.
25
У Людовика были и личные причины для неприязни к английскому королю: в ранней юности французского принца связывали дружеские отношения с Артуром Бретонским, племянником Иоанна и претендентом на английский престол после смерти короля Ричарда Львиное Сердце. Артур впоследствии попал в плен к Иоанну и в 1203 г. погиб при до конца не выясненных обстоятельствах — большинство историков склоняется к тому, что юношу убили по приказу или с ведома короля Англии.
26
Mеровинги — династия франкских королей, предком которых считался вождь салических франков Меровей, фигура скорее легендарная, чем реальная. Правление Меровингов, значительно расширивших земли франков, занявших большую часть древней Галлии, продолжалось со второй половины V до середины VIII в. Власть меровингских королей начиная с VII в. пришла в упадок (так называемые ленивые короли — les rois fainéants), реальные властные полномочия сосредоточились и руках их приближенных — майордомов, чья функция стала наследственной. Последнего Меровиига — Хильдерика III в 751 г. отстранил от власти и отправил в монастырь майордом Пипин, прозванный Коротким — отец Карла Великого, с согласия папы присвоивший королевскую корону.
27
Войны отдельных феодальных сеньоров между собой. Как известно, с правовой точки зрения одним из признаков государственного единства является то, что право объявлять и вести войну принадлежит только центральной власти.