Памятные встречи

Главная добыча этой птицы — насекомые, обитающие в земле да в подстилке. Для этого и необходим длинный клюв. Но он пригоден, только когда оттает земля после зимних морозов. Не раньше! Сейчас же почва оттаяла только на южных склонах холмов, в тени же и под лесной подстилкой была тверда, как камень.

Вскоре над нашими дачами стали летать три удода, судя по поведению, один самец и две самочки. Самец часто усаживался на телеграфный столб и, кивая головой и сутулясь, выговаривал все одно и то же свое бесконечное — «Худо тут». Самки сидели рядом, молча слушали. Наверное, для них эта песня была самая приятная на свете!

Появились еще удоды, запоздавшие с прилетом. Рано утром они с особенным рвением предаются музыкальным состязаниям. Без конца звучат их крики. Один, бедняжка, надорвался и стал сипеть. Как теперь к нему, безголосому, отнесутся сородичи?

В разгар весны поведение удодов изменилось. Теперь место для пения выбирается обязательно повыше, чтобы слышно было подальше и во все стороны. Чаще всего удод сидит на коньке дома, дудукая и раскланиваясь в такт несложному мотиву. Но вот к поющему подлетает другая птица. Кто она, самец или самка, не скажешь по внешнему виду. Поющий удод (по-видимому, самец) взлетает навстречу, распустив свой прелестный головной убор. Оба удода, соприкасаясь клювами, повисают в воздухе на одном месте, порхая, как бабочки, сверкая черными, с белыми пятнышками, крылышками. Совместный полет продолжается почти целую минуту, и за это время клювы птиц не размыкаются ни на миллиметр. Такой полет, вероятно, представляет собою своеобразный экзамен на аттестат зрелости и выражение симпатии друг к другу.

Однажды возле одной самочки оказались три самца. Они ловко крутились над вишней, сверкая своими огненно-рыжими хвостами, демонстрируя свою силу и энергию. Самка же сидела неподвижно, будто безучастная к разыгравшемуся возле нее представлению. Потом все три соперника стали быстро носиться друг за другом, устроив подобие соревнования на быстроту полета.

Брачные ритуалы разыгрываются долго. Иногда два удода, самец и самка, поднявшись в воздух, трепещут крыльями, слегка поднимаясь вверх и опускаясь вниз и едва соприкасаясь клювами, но уже не на одном месте.

Все же два удода, по-видимому, ранее гнездившиеся в нашем домике, стали проявлять интерес к фундаменту с отверстием, ведущим в подполье. Происшедшие изменения им не понравились. Долго, внимательно и, как мне казалось, с подозрением осматривали удоды свое прошлогоднее преображенное обиталище, часто его посещали, часто садились перед ним на камень. Однажды удод все же решил, что пора по-настоящему заняться жилищными делами, вновь уселся с удодихой на камне возле отверстия, ведущего в подполье. Длительный и, по-видимому, генеральный осмотр сопровождался громким шиканием и кокетливой игрой хохолком. Шумный визит удодов привлек внимание разомлевшей под горячим солнышком собаки. Она проснулась, потянулась и не спеша пошла проведать, в чем дело. Осторожные и мнительные удоды сперва перепугались, потом возмутились, громко зашипели, улетели. И больше не наведывались. Поведение собаки они поняли по-своему: появился четвероногий хозяин территории, заявил свои права, шутить и связываться с ним не стоило.

Жаль, что наш дачный участок потерял доверие удодов!

Рано утром удоды продолжают распевать песни. По-видимому, уже произошли разбивки на пары. Возле вокалиста часто сидит его единственная слушательница. В то время как супруг, важничая и трепеща крылышками, раскланиваясь, убедительным голоском исполняет свой несложный репертуар, его супруга молчит, неподвижна.

После музыкального выступления следует короткий перерыв, за которым ария продолжается уже тоном выше. Так до трех раз, потом снова возвращается к прежнему. Слух у птицы отличный. Если в это время где-то поет другой удод, то музыкант подбирает тон выше и обязательно так, чтобы его песенка не совпадала по такту с песней соперника. Наверное, таковы правила музыкальных соревнований.

Я не прекращаю попыток приманить удодов в свой сад. Из множества строений, приготовленных мною, удодам как будто понравилась большая асбестовая труба, вкопанная вертикально в землю, с летком и покатой крышей. Внутри я выложил ее стенки гофрированным картоном. Девятого мая в новую квартиру забралась самочка. Самец без конца расхаживал по большому плоскому камню возле трубы и заглядывал в окошко. Затем не выдержал и нырнул внутрь, но вскоре выбрался обратно. Песня его не прекращалась ни на минуту. Иногда он разнообразил ее кошачьим шипением и нежным мурлыканием.

Прошло около часа. Наконец из летка показалась самочка. Ее супруг нахохлился, расправил веер. Вскоре обе птицы скрылись и… больше не показывались.

Я пожалел, что заранее не замаскировал возле «удодятника», как я называл асбестовую трубу, микрофон.

Теперь возле нашей дачи крутился только один удод. Он молчалив, озабочен, скрытен невероятно, очень боится показать, где находится его квартира. Поселился же он у соседа в углу участка среди кучи камней. Прежде чем залезть в свое подземелье, озирается во все стороны. Он очень заботлив, носит корм супруге. Она же безотлучно греет яички. Передача еды совершается молча, не то что в прошлом году. То ли еще рано и еще нет птенцов, то ли из осторожности.

Наконец удоды обзавелись птенцами. Теперь они очень заняты, им не до песен. Надо кормить потомство. А пищу, по заведенному обычаю, полагается искать в земле. Бродят по ней удоды, размахивая хохолками, выискивают личинок хрущей, медведок и прочую живность, угадывают, где в почве находится их добыча, и, засунув в землю длинный тонкий клюв, вытаскивают ее на свет божий. Затем следует несколько ударов клювом по добыче, чтобы она не шевелилась, не извивалась, не мешала полету, и удачливый охотник спешит к своему семейству.

Как удод находит насекомых, живущих в земле, пользуется ли он для этого слухом, обонянием или еще какими-то особенными органами чувств — никто не знает.

Удодята быстро подросли и стали выбираться к выходу из камней, выставив свои коротенькие клювики, окаймленные ярко-белыми пятнами, сверкают черными глазами. Мое любопытство им не нравится. Увидят, зашипят, как змеи, и пятятся в гнездо. Живут немирно, ссорятся за право сидеть у входа. Побеждает или сильный, или самый голодный. Право первого — право на пищу. Родители нечасто балуют своих птенцов. Добыча им достается нелегко. Меня взрослые удоды по-прежнему считают неприятелем и, если я оказываюсь поблизости от их обители, поднимают тревогу, даже бросают добычу от волнения.

Удодята исчезли из гнезда неожиданно. Но остался один, самый тихий и осторожный. Он подолгу сидел на входе, ожидая своих. Неужели бросили? Но на следующий день раздалось знакомое «Худо тут!», и последний удоденок поспешил присоединиться к родителям, братьям и сестрам.

Кончилась оседлая семейная жизнь. Теперь удоды стали посещать предгорья и учить молодь уму-разуму.

К ласточкам у меня особое отношение: я их очень люблю. Как не любить этих милых птиц, необыкновенно миролюбивых и служащих примером неисчерпаемого трудолюбия. И песня ласточек под стать их характеру — тихое и удивительно умиротворяющее щебетание.

Ласточкам не всегда легко живется…

К вечеру солнце село за полоску туч, повисшую над горизонтом. Потом по темнеющему небу проплыло облако. Неожиданно налетел ветер, пошумел в траве и стих. Ночью было душно и жарко, потом пошел дождь, похолодало. Утром все небо затянуло облаками. Они закрыли и дальние горы. Наступила непогода, немного необычная для конца августа. Часам к десяти утра дождь прекратился. Температура упала до десяти градусов. Вокруг над самой землей носились ласточки-береговушки. Они летали против ветра, ныряя над травою, очевидно, ловили сдуваемых с нее мелких насекомых, затем, слегка приподнявшись, мчались по ветру обратно и, повернув, вновь начинали облет в поисках добычи.