Евангелие от Йохана

- Руди Ротбарт, - назвал его Ланге. - Теперь у тебя есть имя.

Руди загадочно сверкнул глазами, лёг на мягкую подстилку и сложил перед грудью лапы.

Ланге заранее составил список всего, что понадобится ему на станции, начиная с бластера и заканчивая кошачьей едой, туалетом и наполнителем. Цель присутствия Руди во всём этом предприятии была чисто утилитарной: кот должен был послужить живым индикатором подселения демона, которое Ланге обещал Риттер. Адмирал плохо представлял себе, как животное должно среагировать на нежить или нечисть, но полагал, что это будет больше, чем обыкновенный испуг. Ну и, конечно же, лететь навстречу року было приятнее в компании такого добродушного живого существа. Ланге не собирался брать с собой ни единого человека, и самым трудным во всём этом деле казалось убедить охрану остаться, когда он взойдёт на борт своего персонального катера "Фалькенкопф".

Стараться ему не пришлось. У сходен ждал Юрген Ройтер, шеф СБР. Они взошли на борт вместе и смотрели, как молчаливые техники в шлемах и масках устанавливают стазисную камеру в грузовом отсеке. Когда те ушли, Ланге пробежался по кораблю сканером. Ни единой живой души, кроме Руди Ротбарта в своей переноске и их двоих. Штатсшеф протянул Юргену функциональный знак своей власти - старший командный ключ.

- Я сохраню его для Вас, - сказал Ройтер.

- Вы знаете, зачем я лечу?

- Я был бы профнепригоден, если б не знал.

Разумеется. Ройтеру было сорок семь лет, и тридцать один из них он посвятил спецслужбам. Тридцать пять, если верить столичным легендам. Ланге всматривался в невыразительное бледное лицо. Если он, адмирал, не вернётся, полковник и бывший шпион Юрген Ройтер получит в руки всю власть. Его признание Тайным Советом - формальность. И он связан с Тёмными.

Могло всё это быть искусно сотканным обманом, чтобы избавиться от него, упрямого старика, используя его самое уязвимое место?

- Могло бы, - ответил мыслям штатсшефа шеф СБР, - но нет, адмирал, это не заговор, я не путчист.

Согласно тем же легендам, Ройтер, как Йохан Риттер с учениками, умел читать мысли, чувства и много ещё умел. Он действительно не путчист, решил Ланге: Ройтер был известен не только своей преданностью Рейху, но и, что для наследника власти даже важнее, верностью лично штатсшефу. Ланге был четвёртым правителем на протяжении полковничьей карьеры; Ройтер ни разу ещё не принял участия в интригах против действующих первых лиц. Какой бы их воля ни была, он беспрекословно её исполнял.

- Полагаете, я вернусь? - спросил его Ланге.

- Знать это я не могу. Я только надеюсь.

Как всякий верующий. Почему Тьма так добра ко мне, вопрошал себя адмирал, когда "Фалькенкопф" всплывал через атмосферу к бессветному космосу над головой; почему Свет недобр? Потому что мои устремления злы? Иметь работающее правовое государство, которое защищает граждан, и просто любить человека - зло? К бесам такую религию. К демонам.

Что же, сейчас увидим, насколько добра Тьма на самом деле.

Ланге дал бортовому ИИ координаты цели и выпустил из переноски Руди Ротбарта.

Предстояло три дня пути до станции "Лорелея".

Отряженные с ближайшего пограничного поста техники провели предыдущие несколько дней, активируя реактор и восстанавливая энергоснабжение давно покинутой станции, и теперь она звала цепочкой огней, круглая и пустая, как скорлупа, когда "Фалькенкопф" вышел из гиперраума. Дальше Ланге действовал почти механически, отрабатывая свой план пункт за пунктом. Корабль он поставил на автопилот и послал на орбиту вокруг той же самой луны, над которой плыла "Лорелея". Вызвать его назад к станции мог только сам он, Ланге - голос и опознавательный код, ряд чисел. Он ещё раз проверил бластер, продырявив из него перегородку в станционном гараже, и прилепил к зубу капсулу с ядом. Как бы то ни было, он не окажется в заложниках у Тьмы.

Далеко ходить Ланге не стал. Проверив мостик "Лорелеи" и силовые поля - всё, разумеется, было исполнено так, как он приказал - адмирал установил гляйтваген со стазисной камерой в изоляторе в медицинском отсеке. Потом вернулся на "Фалькенкопф", забрал сумку с вещами и переноску с котом и отвёз их туда же.

- Ну, Руди, вылазь, - Ланге открыл животному дверцу.

Кот высунул из переноски голову и водил ею туда-сюда. Ланге погладил пальцем его широкий покатый лоб и занялся подготовкой. Её униформа и полотенца, стакан и графин с водой - вот и всё, что нужно. Еда, душ и всё остальное на корабле. Постель вот только - ...

Он застелил свежим бельём одну из коек, достал свой комм и проверил список.

Нет, ничего не забыл.

Альберт Ланге шагнул к стазис-камере и сдвинул крышку.

В вечности в этом гробу из энергий и стали ничто, разумеется, не менялось. Адмирал Сита Сандани была укрыта промокшим кровавыми пятнами покрывалом, укрыта наспех. Врачи пытались до последнего её спасти, восстановить пробитое сердце и обезвредить яд, которым убийца смазал кинжал. Они проиграли битву за считанные минуты и не успели снова одеть умирающую - умершую - в гимнастёрку и китель. Сита попала в стазис полуобнажённой, и Ланге, как тысячи раз до того, смотрел на прямую линию медицинского покрывала, болезненно белую на её почти чёрной коже, чуть ниже ключиц. Лицо её будто сосредоточилось на себе, взгляд ушёл в ничто - глаза были почти закрыты. Но не совсем, меж век оставалась щель. Окружившее Ситу поле тускло светилось, смывая чёткость; Ланге почувствовал, как когда-то, в первые скорбные годы, головокружение и опаску ввергнуться в омут, в это остановленное время гроба, где нет воздуха, боли и тлена - и одновременно желание так упасть. Он был бы с ней, они были бы вечно рядом, вне времени осязая друг друга, далёкие, словно древние звёзды.

Он протянул руку, ввёл код и отключил стазис.

Сита была совсем тёплой. Тёплая, мягкая и почти живая - в её времени, в рамках существования тела, она только что умерла. Ланге поднял её из контейнера камеры и застонал от боли - его позвоночник, бёдра и кости таза отказывались нести какой-либо груз, переломанные и зажившие кости кричали. Лечил его тогда Йохан Риттер, и он же спас - пробрался среди огня и обломков внутрь гибнущего корабля на бескрайнем космическом поле боя, вытащил, вынес и исцелил. Было невероятно больно, но Ланге не жаловался - Риттер спас только его, незаменимого ученика адмирала Сандани, штатсшефа и полководца, гибель которого обрушила бы фронт. Остальных, сколько их там было, магистр Света оставил спасаться или умирать как смогут.

Внебрачный сын Ланге, Жан Фридрих, погиб в той же битве.

Ланге сумел сделать несколько шагов и положил на койку свой груз. Ему пришлось присесть рядом и отдышаться, вытереть слёзы с глаз окровавленными руками. Старый солдат, а плачет от боли. Старость не радость. Белое покрывало - теперь Ланге видел, что это широкое полотенце - с одной стороны соскользнуло, Ланге увидел её обнажённую грудь, небольшую и аккуратную, совершенной формы. И кровь - Сита была вся залита кровью. Алая жидкость блестела под светом ламп. Ланге протянул руку и, вместо того, чтоб поправить, сдвинул прочь полотенце.

Она была божественна. Открытая рана в груди ничего для него не портила - её обнажённые мышцы, рёбра и сердце были прекрасны, достойны любви не меньше, чем губы, ключицы, шея и маленькие, словно бусинки, соски. Ланге всхлипнул, склонился, пачкая китель в крови, и приник к её горлу губами, отчаянно и абсурдно надеясь почувствовать ими биение жизни. Его охватила страсть, острая, словно жажда в пустыне. Но долг был сильнее, любовь и долг.

Он выпрямился, привстал, опираясь на койку коленом, и снова накрыл полотенцем тело.

- Сейчас, сэр, - сказал он. - Мы с этим справимся. Всё пройдёт.

И он одним плавным движением вытащил из-за пазухи и открыл контейнер.

В ватном ложе лежал обычный шприц. Вакцины в нём было на три с половиной кубика, чёрной, как ночь.