Ген Огинского

Михал Клеофас Огинский. Художник Й. Грасси

С «Божественной комедией» Данте его познакомил королевский библиотекарь и наставник сводного брата Феликса, Ян Альбертранди. Два подростка, Михал Клеофас и Феликс, очень сдружились, их братская дружба становилась крепче день ото дня, им приятно было обмениваться идеями и знаниями, которые они почерпнули у своих наставников.

В 1782 году, совершая концертное турне по Европе, до выступления в Петербурге побывал в Варшаве Джованни Джорновики. Его пригласили дать несколько уроков Михалу Клеофасу. Место и дата рождения, происхождение скрипача являлись предметом споров. Он родился то ли в Палермо, то ли на борту корабля, пришвартованного в венецианском порту Рагусы – нынешний хорватский Дубровник – не то в 1735 году, не то в 1745-м. Есть предположение, что по происхождению он был хорватом, которого звали Иван Ярнович. Скрипачом он был блестящим. Однако в общении часто проявлял нетактичность, его поведение подмочило ему репутацию среди самых блистательных дворов Европы, включая Париж, откуда скрипач сбежал с позором, и Лондон, где он оскорбил королевскую семью. Тем не менее благодаря своему удивительному таланту он пережил все неприятности и считался в Вене, где им восхищался Леопольд Моцарт, в Москве, Берлине и Санкт-Петербурге первоклассным скрипачом, автором более 20 концертов для скрипки, игроком в бильярд, дуэлянтом и повесой. Уроки, которые он давал Михалу Клеофасу, принесли новые успешные результаты, отчасти объясняемые его высоким мастерством и отчасти его непреодолимой непочтительностью. Дело в том, что за учебным и музыкальным усердием Михала Клеофаса скрывалась – и уже начала проявляться – определенная склонность к проказам и юношеская непокорность какой-либо власти. По мере взросления эти особенности поведения обычно исчезают, но в случае с Михалом Клеофасом они набирали силу и добавили щепотку либерализма с привкусом анархизма в характер этого обаятельного, общительного и, прежде всего, очень отзывчивого человека.

В 1783 году умер дедушка Тадеуш Огинский. Здоровье Андрея тоже стало ухудшаться, и на следующий год он был слишком нездоров, чтобы участвовать в заседаниях сейма. Андрей внимательно и с гордостью смотрел на своего сына – некогда толстоватого, застенчивого и неуклюжего малыша, которому так не хватало грациозности и обаяния. Сейчас перед ним был стройный – если не высокий, – красивый, темноволосый и обходительный восемнадцатилетний юноша, высокообразованный, бегло говорящий на нескольких языках, анархичный, но сострадательный, с бесовским огоньком в карих глазах, и казалось, весь мир лежит у ног его. Андрей Огинский решил, что пришло время окрестить сына в огне польской политики.

Михал Клеофас отправится в сейм как представитель своего отца.

Глава 3

Польская революция

На Варшавском сейме 1784 года, как и на многих предыдущих сеймах, не требовалось произносить рассудительные политические речи и выдвигать новаторские экономические предложения. Все подробности повестки дня определялись королем и русским послом, а в задачу парламентариев входило лишь единодушное одобрение повестки, сопровождавшееся громкими криками и размахиванием сабель, после чего празднование этого события продолжалось со всей страстностью и несдержанностью, как того требовала традиция. Михал Клеофас приехал на выборы в Троки, где его встречали 500 представителей, кричавших все в один голос: «Да здравствует Огинский!», ошибочно полагая, что он выдвигается на выборах как новый кандидат от Трок. Шесть поколений Огинских участвовали в сеймах и давно заслужили хорошую репутацию в той части Литвы. Рассеять заблуждение было очень нелегко: окружившие Михала Клеофаса депутаты мешали ему сойти с лошади и объяснить, что он приехал лишь представлять своего отца по причине болезни последнего. В конце концов Михалу Клеофасу пришлось, не слишком уж против своей воли, устроить праздничный банкет человек на шестьсот. На этом мероприятии его отец был переизбран в сейм в свое отсутствие.

Через два года Михала Клеофаса самого избрали в сейм и впоследствии назначили членом Комитета польского и литовского казначейства. Кроме того, удалось реализовать одну давнишнюю политическую амбицию, которая не давала ему покоя уже несколько месяцев: отменить вымогательские налоги, налагаемые пруссаками на польские корабли, проплывавшие по Висле на прусском ее участке. После первого раздела Речи Посполитой пруссаки постоянно ворчали, почему города Гданьск и Торунь оставались за Польшей, хотя и располагались на вновь приобретенной Пруссией территории.

Михал Клеофас придерживался левых политических взглядов, естественно, по меркам XVIII века. Свои мысли он открыто излагал в так называемом «Письме к другу» – модном в то время литературном жанре. В «Письме» молодой человек рассуждал о несправедливости некоторых жизненных ситуаций, обращая внимание на аморальный и опасный дисбаланс между неописуемым богатством некоторых магнатов и непреодолимой бедностью крестьян. Он писал о своей любви к природе и открытым сельским ландшафтам, сетовал о печальной участи тех, кто жил и трудился среди таких красот: «Стыдно в такую просвещенную эпоху обращаться так с людьми, нам подобными». Михал Клеофас свободно излагал свои мысли во дворце Огинских, который стал открытым домом «польского Просвещения», как того хотел и чему в свое время способствовал король. Дворец стал местом встреч писателей, драматургов, поэтов, художников, архитекторов и скульпторов, процветавших в сложной декадентской атмосфере Польши времен Станислава Августа. Кроме того, он привлекал радикально настроенных политических мыслителей, проявлявших интерес к якобинскому движению во Франции и Войне за независимость США 1776 года. Многие поляки пересекали Атлантический океан, чтобы сражаться за идеалы независимости; по возвращении они рассказывали о тех событиях и вдохновляли своих слушателей. Слово «революция», которое потрясло, а впоследствии даже расшатало Британскую корону, бросало сейчас в дрожь русскую императрицу Екатерину II, австрийского императора Иосифа II и короля Пруссии Фридриха Вильгельма II, не говоря уже о Людовике XVI во Франции, где этому слову суждено было через некоторое время воплотиться в шокирующую реальность.

На внутреннем фронте Михал Клеофас переложил на свои плечи почти все обязанности отца и курсировал между Варшавой, Гузовом, Троками, Ошмянами и поместьем в Соколове, которое впоследствии станет его домом, располагавшимся на полпути между Варшавой и Брестом, то есть ближе к Литве. В отличие от большинства других магнатов он предпочитал заниматься делами поместья лично, а не нанимать управляющего. Молодой Огинский интересовался экономикой управления и много читал о сельском хозяйстве, даже публиковал статьи о взаимодействии сельского хозяйства, мануфактуры и торговли. Много информации он почерпнул, наблюдая, в частности, за развитием гончарного и коврового дела в Слонимском имении своего дяди Михала Казимира. В Гузове Михал Клеофас заботился о благосостоянии своих крестьян и 60 работников своего поместья и следил за порядком в конюшне на 60 лошадей. В сравнении, например, с владениями Радзивиллов, которым принадлежало 6000 деревень, хозяйство у него было очень маленькое, но идеально подходящее для создания семейной атмосферы.

В 1787 году умер князь Андрей Огинский. В том же году негодующая Екатерина и ее бывший любовник Станислав Август встретились возле Днепра на границе Речи Посполитой и Российской империи. Встреча завершилась желчными репликами и резкими унизительными замечаниями в адрес польского короля. Со стороны Екатерины холодок в отношениях, когда-то вызванный в основном политическими ветрами, сейчас превратился в бурное чувство личной мести. По пути домой в Варшаву король свернул на дорогу до Кракова, чтобы поклониться древней столице Польши, расположенной сейчас на чужеземной территории. Он сделал остановку в Ойцове, желая поздравить Теофила и Хонорату Залуских с рождением их первого ребенка, а 5 июля у крещенской купели он держал на руках Марию Саломею – ей уже исполнился годик.