Музыка прощения

Нет, это был не Виктюк.

Это Маргарита: «Встречаюсь с мамой» – и смайл, выражающий ужас.

Какой-то внутренний секретарь в моей голове нашел ее воображаемую карточку: «45 лет. Ухожена, образованна, успешна. Дважды разведена. Имеет взрослую дочь, с которой в сложных отношениях. Руководит эйчар-службой филиала крупной немецкой компании в РФ. Поставки медоборудования. Вышла на контакт самостоятельно, через „Фейсбук“».

Пока несут кофе, саундтреком к происходящему во мне звучит внятный, как рэп, поток ее слов. Я помню ее историю. Слегка хрипловатый тембр. Запись переслушивать не нужно.

Личное дело № 1: Маргарита

Мама никогда не считала меня красивой. Я была гадким утенком в детстве, да, мне это говорили часто. Мама, бабушка. Может быть, поэтому я дважды была замужем, и оба раза неудачно. Отношения с мужчинами меня никогда не складывались так, как я бы хотела. Хотя у меня всегда было достаточно друзей-мужчин, друзей-поклонников, некоторые из которых становились моими любовниками.

Я привыкла полагаться на себя, внутренне я очень одна.

В детстве я была долговязой, с нарушенными пропорциями, коротким тельцем и длинными руками-ногами. Я сама себе казалась каким-то инопланетянином. Старшая сестра была другой, правильной. Она, как говорили, родилась идеальным младенцем, с круглым лицом маленького амурчика. Я хотела быть похожей на сестру. Кажется, в детстве она ни о чем не беспокоилась, ни о чем не волновалась. Она была доброй, да. Она умела уступать мне. Я же младшая. Я же была нервной и ненавидела себя за это. Сейчас сестра не очень-то скучает по мне. Она меня любит, но дела, дела. Хотя она не работает.

Мама с нами была суховата. Она на все смотрела как-то рационально. Я никогда не слышала, чтобы она с нежностью сказала мне: моя красивая девочка! Я от нее этого ждала. Хотя бы раз! Ни в детстве, ни в подростковом возрасте, ни в юности этого не было. Мама такая деловитая у меня, практичная. Она не тратила себя на сантименты. А я не понимала, какая я. Хотя, пожалуй, я нравилась мальчишкам. Даже очень нравилась. Они все время что-то со мной хотели делать. Часто среди других девчонок выбирали меня. Косы обрывали, дрались за то, кто будет везти на санках, тащить портфель. Садились сзади за парту, трогали носками ботинок край юбки – сердилась ужасно. Осознание своей привлекательности было совсем в тумане. До сих пор не понимаю значения многих приключений, всего того, что было обращено ко мне – со стороны противоположного пола. Была очень не уверена в себе. И сейчас не верю самой себе, когда влюбляюсь. Не верю и своим героям.

В школе я много читала, под одеялом с фонариком тоже, в подростковом возрасте начало падать зрение. Пошли с мамой выбирать оправу для очков. Мне казалось: жизнь рухнула, очки пересекают мое странное даже для меня самой лицо и делают его слишком взрослым и некрасивым. Озабоченные взрослые лица такие… в них нет вдохновения. Нет очарования беспечности, как на девчоночьих лицах, лицах моих подруг. Это некрасиво. Я не хотела становиться такой. Я думала: очки – это все, это полный абзац! Перечеркнутое лицо. Мама дома уверяла меня в обратном: она говорила, что очки можно воспринимать как аксессуар. Типа стильно-модно-молодежно.

Мама врала мне, потому что, когда мы пришли в довольно хорошую оптику и я, бормоча, что мне ничего здесь не нравится, что я вообще не хотела идти, что я не могу носить очки, потянулась к одной оправе, которая висела на верхних крючках витрины… Тогда мама сразу брякнула: «Эту не бери, У ТЕБЯ ТЯЖЕЛАЯ НИЖНЯЯ ЧАСТЬ ЛИЦА, ЭТА ОПРАВА ТЕБЕ НЕ ПОЙДЕТ, НЕ ТРАТЬ ВРЕМЯ». Я повесила оправу на крючки и сразу вышла из оптики. Я прошла несколько метров, а потом разревелась. Я не могла совсем уйти, я ждала маму. Я чувствовала себя в тупике. Мама, конечно, очень рассердилась. Она тогда заказала мне дежурную дешевую оправу (расстояние между зрачками и диоптрии ей были, конечно, известны), без меня. Я не носила эти очки. Надевала только дома, когда мы все вместе смотрели телевизор. Они до сих пор хранятся у меня.

Сейчас я ношу линзы. Я их все время теряю.

Я не выношу людей, которые полностью уверены в своей правоте. Я не выношу безапелляционного тона, начинаю ужасно нервничать, как в детстве, когда моя рациональная мама говорила: «Зачем ты изобретаешь свои велосипеды?» Тогда мне сразу хочется сесть на велосипед и уехать.

Мне нравится моя работа, я ухожу в нее с головой. Наверное, меня считают стервой – я бываю очень жесткой, но иначе не добиться высокого социального статуса. Я ловлю себя на том, что становлюсь авторитарной, как мать, и мне это не нравится.

Вода, черновики, маргаритка

Понадобилось несколько длительных разговоров. Бедная Маргарита не могла открыться любви в своей быстрой жизни, с ее видимыми успехами и яркими развлечениями. Она знала, что любить – это больно. К сорока пяти годам все еще не разобралась со своими детскими ожиданиями от матери. Мы разговаривали с ней об этой фантастической паре «мать – дочь».

Маргарита, прости, я позвоню тебе позже, сейчас я просто мысленно побуду с тобой. Исполню маленький ритуал – специально для тебя. Гляди веселей, Марго!

Тот, кто слишком хорош, желает слишком многого.

Тот, кто думает, что слишком слаб, привязывается к видимо-сильному, но на самом деле не разбирает, кто силен, а кто слаб. Привык выдавать желаемое за действительное. И в итоге выбранное сильное оказывается не только слабым, но и совсем другим, не подходящим. И тогда остается только бросать и бежать.

Бесконечные черновики, обрывки, исчерканные поля.

Такая жизнь. Не получилось – скомкать и выбросить.

Нет! Марго, сядь уже за компьютер, пиши все в одном файле!

Мне приносят бутылку французской минеральной воды и – по моей специальной просьбе – стеклянную чашу-вазу в форме полусферы. Официанты думают: у каждого свои причуды. Но клиент всегда прав (я часто бываю здесь).

На моем столике есть еще одна ваза, узкая. В ней маргаритка и немного желтоватой воды.

Если что-то не так в ваших отношениях с родителями, если беспокоящие мысли об этом пришли вам голову, когда находитесь в центре города, среди людей, – что можно сделать? Что делать, Маргарита?

Отношения с родителями – одна из самых важных точек жизни. Отсюда не убежать.

Как бы там ни было, мы всегда связаны с теми, кого мы называем родителями, и эта связь неразрывна.

Мы все родом из детства, из этой волшебной страны, ведь верно? Что мы получаем от родных, от родителей? Мы получаем наследство, в любом случае. И это наследство для нас заключается не только в тарелках, шкафах, каких-то денежных знаках – это наследство для нас заключается в нерешенных и решенных вопросах.

Если кому-то из наших родных, из наших родителей не удается разрешить какой-то важный вопрос, не удалось закончить какую-то мешающую историю, ее заканчиваем мы. То, что не удастся проделать нам с вами, закончат наши дети. Это станет их историей, их вопросом.

Я хочу, чтобы ты, Марго, там, где ты находишься сейчас, настроилась на пространство, которое вне логики, вне ума, вне каких-то рассуждений. Я прошу настроиться каждого, кто читает эту книгу.

Я попрошу набрать немного воды – в пиалу, в стакан, – и пусть она будет рядом. С ней пока ничего не надо делать.

Я прошу сесть поудобнее.

Я открываю крышку стеклянной бутылки правой рукой. Выливаю воду в чашу, ставлю перед собой. Долго смотрю на нее. Я готов. А вы?

Медитация тепла (практика понимания и прощения родителей)

Закрой глаза. Глубокий вдох, выдох.

Прислушайся к звукам, которые тебя окружают. Шум улицы, звук машин, пение птиц, разговоры людей. Представь себе, что ты едешь в повозке. Вокруг зима, снег. Очень холодно. Деревья справа и слева покрыты снегом и льдом. Холодно настолько, что ты понимаешь – для того, чтобы достигнуть назначенного места, тепла может не хватить.