Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 59

Помощник командира, полковник Кастерин предложил собравшимся немедленно порвать все сношения с бароном Унгерном. Полковник изложил в общих чертах обстановку, которая позволяла изменить утром маршрут и пойти не вслед за бароном, а самостоятельной дорогой, придерживаясь кратчайшего направления на восток. Но подчеркнул, что в разрешении этого вопроса встречалось существенное затруднение: было трудно рассчитывать на согласие командира бригады, ведь никто не знал и не мог взять на себя смелость предрешить, как отнесется генерал к предложению уйти от барона, к тому же выраженному в категорической форме.

Собравшихся членов «инициативной группы» главным образом беспокоило то, что Резухин неоднократно демонстрировал свою исключительную преданность Унгерну, и особенно показателен был случай оскорбления его действием на перевале, после боя у Ново-Дмитриевки, когда барон позволил себе нанести генералу несколько ударов. В заключение помощник командира полка резюмировал свою мысль следующими словами: «Всем нам, господа, жаль Резухина, но что же делать?.. Если он останется в живых, разве мы можем поручиться, что он согласится на наше требование вести нас на Дальний Восток? Если он не расстреляет нас теперь, то, вероятно, уничтожит при первой же возможности. Поэтому пусть умрет один Резухин, чем погибнут многие».

Высказанные слова вполне соответствовали умонастроению большинства из присутствовавших офицеров и… возражений не последовало. Выполнение убийства возложено было, в порядке дисциплины, на войскового старшину С., двадцатилетнего юношу, сделавшего головокружительную боевую карьеру в бароновских частях. С. приказал прапорщику — забайкальцу Хлебникову с несколькими казаками-оренбуржцами следовать за ним и стал красться по направлению генеральской ставки. На опушке леса заговорщики поползли. Ординарцы слишком легко позволили разоружить себя. Хотя никто из них не сделал попытки предупредить генерала об опасности, все же получилось некое подобие борьбы и генерал, услышав шум, громко спросил: «Кто здесь?» Войсковой старшина С. с маузером, а Хлебников с карабином бросились к генералу.

Генерал Резухин и ротмистр Нудатов побежали к ближайшей сотне. Командир бригады закричал: «Полковник Хоботов, 2-й полк, ко мне!» Хлебников некоторое время преследовал генерала, стреляя по нему вдогонку. Резухин отстреливался из карманного маузера и одним из выстрелов раздробил ложе карабина прапорщика.

Звуки выстрелов мгновенно всколыхнули лагерь. На обоих берегах Эгийн-гола люди схватились за оружие, полагая, что произошло нападение красных. Генерал Резухин и Нудатов побежали в 4-ю сотню. Генерал был ранен (вероятно, в восемнадцатый раз). Казаки-забайкальцы засыпали его вопросами: «Ваше Превосходительство, что случилось? Что с Вами? Вы ранены?» и т. д. «Позвольте Вас перевязать».

Резухин сел на пень. Войсковой старшина С. не преследовал генерала. Он бросился к 5-й сотне и скомандовал: «По коням! Садись!» В сотне все уже было подготовлено и кони поседланы, потому что эта сотня, именно, и учитывалась как сила, с помощью которой свершиться переворот. Захватив из сотни урядника — оренбуржца, С. побежал в 4-ю сотню. Он мгновенно охватил глазом картину и, видя, что все спокойно, подошел к группе казаков, тесным кольцом окружавшей генерала. Вручая свой маузер сопровождавшему его уряднику, С. приказал ему застрелить командира бригады. Тотчас же рука с маузером протянулась через головы казаков, сгрудившихся перед генералом, и почти в упор хлестнула его выстрелом в лоб. Ротмистр Нудатов выхватил наган, чтобы застрелить убийцу, но войсковой старшина С. удержал Нудатова словами: «Успокойтесь, успокойтесь, все кончено». И ротмистр в состоянии полной прострации отошел в сторону.

До крайней степени странно, что никто, кроме личного адъютанта, никак не реагировал на это откровенное убийство. Офицеры и казаки разошлись по сотням, словно ничего особенного не случилось, будто всему именно так и надлежало произойти. Такое равнодушное отношение к убийству ближайшего сотрудника барона показывает, насколько безнадежной казалась унгерновцам идея продолжения борьбы с красными, как на монгольской территории, так и в Урянхае, и что настало время расплаты за злоупотребление ташуром.

Командир 1-го полка так излагает свои воспоминания, относящиеся к данному моменту: «Я крепко спал, когда раздалась стрельба. Я вскочил, как дикий, и бросился к сотням. Меня задержал полковой адъютант, поручик Федоров. — Нужно узнать, в чем дело, — приказал я ему. Через несколько минут ко мне прибежал ординарец генерала с докладом, что Резухин убит. Вскоре приехал с той стороны полковник Кастерин. Он осведомился, все ли у меня в порядке, а на мой вопрос о генерале ответил, что кто-то не то убил, не то ранил Резухина. Через некоторое время после отъезда Кастерина явился войсковой старшина С. и передал мне приглашение от имени полковника Хоботова немедленно приехать в штаб бригады. Затем послан был за мной ординарец с той же просьбой. Но я не поехал, потому что один из моих ординарцев предупредил, что мне, по его сведениям, плохо будет, если я ночью поеду во 2-й полк. Туда я прибыл лишь утром. Полковник Хоботов встретил меня вопросом, буду ли я ему подчиняться, как начальнику отряда. Я ответил, что подчиняться я умею, и учить меня не придется. Присутствовавшие при этой сцене полковник Кастерин и войсковой старшина С. не проронили ни слова».



Командир 1-го полка подтвердил, что 14 августа на Модонкульском перевале он участвовал в совещании с командиром 2-го полка по вопросу об уходе от барона и дал тогда принципиальное согласие на этот шаг при условии, что нас поведет на восток генерал Резухин.

Утром 18 августа 1-я бригада Азиатской конной дивизии, переименованная с того дня в отряд полковника Хоботова, повернула на юг, к ближайшему перевозу через Селенгу, у кумирни Монты (верст 70 на юго-запад от последней стоянки на р. Эгийн-гол), в соответствии с решением идти на восток, по кратчайшему направлению, с тем, чтобы проскочить особенно опасный ургинский район севернее города.

Г. г. полковники правильно рассчитали, что красные будут ловить нас где-нибудь к югу от Урги, так как менее всего ожидали что мы намерены проскочить перед самым их носом. Конечно, теоретически отряд Хоботова должен был бы обходить Ургу с юга, потому что на тысячеверстном гобийском раздолье легче уклониться от встреч с противником, чем в узких горных лазейках южного Хэнтэя. Полковник Кастерин, руководивший оперативной частью, весьма искусно провел отряд. Он замаскировал свои подлинные намерения остроумной диверсией на юг, предпринятой после переправы через реку Толу (в 150 верстах на запад от Урги). Благодаря этому маневру красные войска поставили заслоны с запада и юго-запада от города. На самом же деле, приблизившись к ургинскому району, Кастерин круто повернул на северо-восток. Быстрым шагом он пересек Троицкосавский тракт вблизи почтовой станции Бургалтай (60 верст на север от Урги) и сравнительно благополучно прошел в Маньчжурию, правда, побросав пушки, пулеметы и даже весь вьючный обоз.

Глава XXX

Мои личные воспоминания прервались на том, что 17 августа днем я поспешил с докладом к барону. После 18 часов я догнал хвост бароновской колонны. В арьергарде шел 4-й полк, и я присоединился к ехавшему позади коменданту полка, есаулу Макееву. Мое появление не осталось незамеченным. Чувствовалось, что некоторые офицеры поглядывали на меня с плохо скрытым недружелюбием. Должен сознаться, что в принципе они, конечно, были правы, потому что внезапное появление коменданта дивизии в столь серьезный момент могло предвещать любую неожиданность.

Макеев явно растерялся. Он залебезил, услужливо подхихикивая, со свойственной ему странной манерой. Мне не понравилось упорное желание Макеева выудить от меня сведения о том, что означает мое прибытие в отряд барона. Я был осторожен, так как знал, что Макеев всячески втирался в доверие барона, путем нашептывания ему «агентурных сведений», а также кое-что слышал уже о том, что он одновременно ведет игру с антиунгерновской группировкой, по принципу: потрафляй тому и другому — неизвестно чья возьмет…