Легендарный барон

Николай Князев

ЛЕГЕНДАРНЫЙ БАРОН

Под редакцией Л. М. Суриса

«Мы кровью крещены под лязг войны железной,

Опалены огнем, оглушены пальбой,

Чтобы как вихрь, как свет прорвавшаяся нежность

Преобразила нас, готовых в новый бой».

От автора

Рукопись книги, предлагаемой теперь вашему вниманию, написана много лет тому назад, когда свежи были воспоминания об этой одной из самых героических и, может быть, поэтому — безрассудных страничек истории белой борьбы.

Герой эпопеи, барон Р. Ф. Унгерн, зарисован с натуры таким, каким автор знал его в Монголии и каким затем преломился он в сердце его соратника, пройдя через призму зрелого сознания. Барон взят во всю ширину фона той своеобразнейшей страны.

Несмотря на то, что автор писал бесстрастную историю, все же книга о легендарном бароне сохранила значительную долю остроты. Сама по себе тема оказалась настолько щекотливой, что даже и в этой спокойной форме не может не вызвать волнующих чувств.

Худо ли, хорошо ли, но — «из песни слова не выкинешь». Что было — то было…

Автор берет смелость заверить в правдивости своего рассказа, так как книга, по замыслу, должна служить достоверным источником для изучения Белого движения в Восточной Сибири.

Автор

Июль 1941 г., Харбин.

Глава I

Барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг родился в 1882 г. в прибалтийской помещичьей семье, весьма родовитой, хотя и утратившей в XIX веке блеск своего имени, но сохранившей кровную связь со многими аристократическими домами России и Германии. Полулегендарный период существования рода Унгернов начинается в VI или VII веке нашей эры. Из семейных преданий этого родного для него источника юный барон щедро черпал увлекательные повествования о подвигах своих предков, одни из которых являлись рыцарями времен крестовых походов и пали в боях с неверными, а другие блистали силой и отвагой на турнирах. Но, вероятно, ярче всего в душе мальчика запечатлелся образ рыцарей Ральфа и Петра, неутомимо бороздивших моря в поисках приключений и добычи. Впоследствии в Монголии в хорошие свои минуты Роман Федорович охотно вспоминал о них и отыскивал параллель между собой и этими красочными фигурами Средневековья. Что же касается официальной родословной (Кн. Долгорукий, «Российская родословная книга», часть III, с. 416–418), то она гласит, что фамилия Штернберг была известна во Франконии уже в XI веке.

В начале XIII века род Штернбергов разветвился на германскую и ливонскую линии. Родоначальником последней, из которой произошел Роман Федорович, является Иоанн фон Штернберг, служивший в венгерских войсках, и из Венгрии прибывший в Ливонию в 1211 г., во главе отряда из 500 всадников и многих пеших ратных людей. Иоанн фон Штернберг называл себя Ungam (венгерец) по месту своего происхождения, а потомки его, несколько видоизменив это прозвище, писались вплоть до начала XVII века Унгернами. Затем, в течении сравнительно короткого времени, рыцари Унгерны именовались Унгерн-Штернбергами. Несколькими годами раньше того, как германская ветвь этого рода, по воле императора Леопольда I, получила графский титул, королева шведская Христина 27 октября 1653 г. возвела трех дворян Унгернов в баронское достоинство, с приказанием именоваться впредь Унгерн фон Штернбергами.

Обложка книги Н. Н. Князева.

Русская линия происходит от барона Карла-Лудвига, вступившего в службу императрице Анне Иоанновне около 1740 г. Три сына Карла-Лудвига[1] дослужились до генеральских чинов. Один же из них, Карл Карлович, скончавшийся в 1799 г. в чине генерала от инфантерии, стоял в первом ряду храбрейших людей суворовского времени.

Эти исторические справки отнюдь не излишни в биографическом очерке, потому что они дают ключ к пониманию сложной личности Романа Федоровича, ощущавшего в своей душе голос крови длинного ряда честолюбивых храбрецов и отважных разбойников.

Первоначальное образование Роман Федорович получил дома. Немецкий и русский языки были для него в одинаковой степени родными; по-русски он говорил с едва уловимым акцентом. Мысли же отвлеченного характера свободнее всего излагал по-французски. Этим языком Унгерн владел чрезвычайно тонко. Не чужд ему был и английский — во всяком случае, он свободно читал на этом языке. Свое образование барон Унгерн начал в Императорском Александровском лицее. Но перспектива службы по дипломатической части, являющейся как бы привилегией лицеистов, была не по душе юному потомку рыцарей — меченосцев. С детства он мечтал о войне и путешествиях и поэтому из общеобразовательных классов Лицея перевелся в соответствующий класс Морского корпуса. В памяти сверстников барона по Корпусу осталось представление о долговязом гардемарине, с очень сдержанным, замкнутым характером.

Вскоре после начала Русско-японской войны на утренней проверке как-то недосчитались трех гардемарин младшего класса; одного из них, конечно, звали Романом Унгерн фон Штернбергом. Через некоторое время выяснилось, что беглецы благополучно проехали в действующую армию и по телеграфному ходатайству получили Высочайшее разрешение на прикомандирование к Уссурийскому казачьему дивизиону. Во время войны барон Унгерн получил несколько ранений и заслужил три степени Георгиевского креста[2].

По окончании боевых действий он поступил в Павловское военное училище, но закончил его, сказать по правде, не без содействия своих влиятельных родственников, потому что, по временам, сильно грешил против училищной дисциплины и, кроме того, совершенно пренебрегал некоторыми из предметов преподавания.

На Дальний Восток барон попал не случайно. В 1907 г. (год производства его в хорунжие) не вполне еще смолкли отзвуки недавно отгремевшей войны. Пыл и страсти еще, может быть, не унялись тогда в сердцах недавних участников событий. И вот молодой офицер, как бы инстинктивно, тянется туда, куда влечет жажда подвига его беспокойную душу. Хорунжий барон Унгерн получил назначение в 1-й Аргунский полк Забайкальского казачьего войска. Через некоторое время он приписался к Цаган-Олуевской станице 2-го отдела. Этим шагом молодой офицер как бы порвал связь с создавшей его Европой, делаясь действительным членом в семье народов уже тогда мистически влекущей его Азии.

К этому времени относится первое посещение им Монголии.

В 1911 г. барон вынужден был перевестись в 1-й Амурский казачий полк. Причиной ухода его из полка послужила ссора с сотником М., со взаимными оскорблениями и обнажением оружия. Сотник нанес Унгерну очень неприятную рану шашкой в голову, но от дуэли отказался[3]. Эта несчастная рана, по собственному признанию Романа Федоровича, давала чувствовать себя до конца его дней, потому что, порой, вызывала нестерпимые головные боли; возможно, что она вообще отразилась на состоянии его душевного равновесия.

В первый день Св. Пасхи 1911 г. барон выехал из Забайкалья к месту новой службы, в Амурскую область. Весь путь (около 900 верст) он проделал верхом, в сопровождении одной лишь собаки, следуя по кратчайшему направлению через Большой Хинган, охотничьими тропами. Проводника — орочона[4] пришлось отпустить с первой же четверти пути — у того пала лошадь. В своем инстинкте разведчика Унгерн умышленно выбирал самое безлюдное направление, и потому добывал себе пропитание исключительно охотой.

1

По М. Г. Торновскому, это был барон Рено.

2

Это не так. Р. Ф. Унгерн получил первый орден Св. Георгия 4-й степени в 1914 г. (РГВИА, ф. 2137, oп. 1, д. 138, л. 16–21 об.), а второй — в 1918 г. (РГВА, ф. 39454, oп. 1, д. 2, л. 48).

3

Есть и другая версия: в период службы Унгерна в Приамурье (видимо, в 1913 г.) у него произошла ссора с другим офицером, в которой последний ранил его шашкой в голову, вследствие чего барон вынужден был уйти и из этого полка.

4

Орочоны — название, использовавшееся в прошлом для обозначения орочей и удэгейцев. В данном случае, очевидно, имеются в виду орочи — народ, живущий в Приморье и Хабаровском крае, в том числе на границе с Маньчжурией.