Страница 24 из 41
Оставим это…
[267].
А телом – надолго разлучен. Какая жестокая и бессмысленная судьба – на неопределенно долгое время оторвать меня от любимой. Утешение мое, что я живу для ребенка и, кажется, способен пережить ради него самую свирепую муку. Хотя я много раз в жизни чувствовал предсмертное холодное страдание. Ты знаешь, как бывает пусто тогда, – как в позднее теплое лето в пустой тишине покинутых полей.
Извини меня, но я ничему хорошему не верю. Всё, что я пишу, питается из какого-то разлагающегося вещества моей души. Ты, конечно, гораздо бо´льшая оптимистка, чем я. И это мне нравится в тебе (сам этого не имею). Ты могла бы быть счастливой и с другим, а я нет.
Когда я тебе перевел телеграфом 50 р[ублей], то ты, не спросив меня (я тебе почтой потом послал еще.
40 р[ублей]), сразу заявила – «я быстро найду себе друга и защитника». А если бы я тебе перевел 500 р[ублей], ты бы, наверное, мне написала другое. Всё это в сопоставлении с прошлыми фактами заставляет меня сильно тосковать.
Я как-то долго представлял в воспоминаниях нашу первую встречу, наши первые дни. Помню, какая ты была нежная, доверчивая и ласковая со мной. Неужели это минуло невозвратно? Дальше того, как я тебя обнял и поднял твою юбчонку в темных сенях, я не хочу вспоминать. Отсюда началась ложь.
Мы прирожденные жених и невеста. Наша любовь была истинным и редким чудом. Многих ли ты знавала, кто любил так, как мы друг друга. Я даже не читал ничего подобного – так велико и губительно бывшее чувство.
А хорошо с тобою, Мария!
Давай побеседуем о более простом.
Что там поделывает вошка Тошка? Наверно, каверзничает и замучил мамку. Он говорит, что без папы скучно, – скажи, что папе без него еще скучней. А такому маленькому прохвосту, как Тошка, по папе бывает скучно не всегда: его, маленького воробья, на всякой мякине провести можно. А вот папку провести уже ни на чем нельзя: к его, папкину, сожалению.
За тобой, наверно, ухаживают везде и пристают мужички. А если знают, что ты с деньгами, – тем более.
Я ведь твой жених теперь – всё прошлое было лишь испытанием. Будущее наше – верная любовь на всю жизнь, брак и семья. Когда я предлагал тебе это – ты не возражала. Так ли думаешь и теперь, или уже возненавидела снова меня?
Мне не понравилось, что ты спорила и говорила неуверенно о сроке нашей регистрации[268]. Я знаю, ты ответишь на это бранью и каким-нибудь обличением меня. Но я разубежден этим не буду.
Здорова ли ты, горячая Мошка? Ты написала мне только одно письмо. Я, к сожалению, здоров и страдаю бессонницей от избытка сил. Я беспокоюсь, что ты заболеешь гриппом. Если в Москве разыграется эпидемия, надо выехать из Москвы обязательно.
Ты знаешь, мне пришло в голову: если собрать твои и мои письма, проредактировать их, переделать, – то можно составить интересный роман[269].
Хотя это мне не нравится почему-то.
Напиши твое мнение об этом. Ведь была же знаменитая переписка Абеляра с Элеонорой[270].
Ну, прощай, моя единственная подруга, прощай, забота моей души.
Целую тебя страстно и нежно и вижу твои глаза. Андрей.
P.S. Твои цветы лежат у меня на столе и сильно пахнут, посылаю крошку от них.
Впервые: Волга, 1975. С. 167 (фрагменты).
Печатается по: Архив. С. 476–478. Публикация Н. Корниенко.
{120} М. А. Платоновой.
15 февраля 1927 г. Тамбов.
Тамбов. 15/II. Милая Маша!
Письмо это имеет две части: серьезную (официальную) и личную. I. Часть официальная.
Препровождая при сем 40 стихотворений, прошу буквально с ними поступить нижеследующим образом:
1) передать их Молотову все и просить выпустить отдельной книжкой1;
2) стихотворений я отобрал немного, но зато они, по-моему, доброкачественны;
3) если ты или Молотов найдете необходимым дополнить эти стихотворения другими какими-либо (из моего сборника), то вы можете это сделать по своему усмотрению;
4) книжку можно назвать просто, напр[имер], «Стихи», – или еще как-нибудь;
5) книжке может быть предпослано чье-нибудь предисловие или нет – пусть будет так, как ты это согласуешь с Молотовым;
6) книжку следует издать с наивозможной быстротой – все недоумения и неясности решайте сами, не запрашивайте меня; все новшества вводите также сами без меня – дабы не упускать зря времени. Я заранее согласен на всё (п[отому] ч[то] верю тебе);
7) стихи следует разместить по очереди так, как они размещены у меня, но можете и изменить, если тебе или Молотову мое размещение не понравится.
Всё. Действуй быстро, энергично, не обращай внимания на мелочи и не волнуйся. Поступай самостоятельно (в смысле принятия решений) и стремись к главному – к наибыстрейшему изданию книжки стихов.
II. Часть неофициальная.
Мошка моя! Я окончательно и скоро[271] навсегда уезжаю из Тамбова.
В Наркомземе предложу или взять меня обратно на службу (дурака валять и гладить), или постараюсь найти работу в Москве, а в крайнем случае уеду в другую какуюнибудь губернию или в Сибирь[272].
Здесь дошло до того, что мне делают прямые угрозы. Я не люблю тебе об этом писать и пишу коротко. У нас с тобой есть более важные вещи, чем тамбовские дела, о которых не стоит говорить. Но всё же скажу, что служить здесь никак нельзя. Правда на моей стороне, но я один, а моих противников – легион, и все они меж собой кумовья (Тамбов – гоголевская провинция). И это чепуха, но я просто не хочу связываться и тратить попусту силы. А я и так их здесь потратил много.
Меня, конечно, отсюда ГЗУ пускать не будет. НКЗ будет всячески протестовать и гнать меня обратно.
Но я уже решился. Здесь просто опасно служить. Воспользуются каким-нибудь моим случайным техническим промахом и поведут против меня такую кампанию, что погубят меня. Просто задавят грубым количеством.
Сегодня было у меня огромное сражение с противниками дела и здравого смысла. И я, знаешь, услышал такую фразу, обращенную ко мне:
«Платонов, тебе это даром не пройдет. Нам дома стены помогают».
Это мне было сказано после того, когда я одного дурака посадил в такую калошу, что он побагровел, и я думал, что у него живот лопнет (он пузатый).
Оставим эту скуку, милая невеста моя, вечное счастье мое! Два дня назад я пережил большой ужас. Проснувшись ночью (у меня неудобная жесткая кровать) – ночь слабо светилась поздней луной, – я увидел за столом у печки, где обычно сижу я, самого себя. Это не ужас, Маша, а нечто более серьезное. Лежа в постели, я видел, как за столом сидел тоже я и, полуулыбаясь, быстро писал. Причем то я, которое писало, ни разу не подняло головы и я не увидел у него своих слез. Когда я хотел вскочить или крикнуть, то ничего во мне не послушалось. Я перевел глаза в окно, но увидел там обычное смутное ночное небо. Глянув на прежнее место, себя я там не заметил.
В первый раз я посмотрел на себя живого – с неясной и двусмысленной улыбкой, в бесцветном ночном сумраке. До сих пор я не могу отделаться от этого видения и жуткое предчувствие не оставляет меня. Есть много поразительного на свете. Но это – больше всякого чуда. Не помню, где – в Москве или в Тамбове – я видел сон, что говорю с Михаилом Кирпичниковым (я тогда писал «Эфирный тракт»), и через день я умертвил его. Каждый день я долго сижу и работаю, чтобы сразу свалиться и уснуть. Мне кажется, что с той ночи, когда я увидел себя, что-то должно измениться. Главное – это не сон, я как раз проснулся и больше не заснул до позднего утра. Потом забылся и встал уже в 10 часов.
267
Скорее всего, строки Платонова.
268
Официально брак с Марией Александровной был оформлен 22 мая 1943 г.; свидетельство о браке хранится в фонде Платонова ОР ИМЛИ.
269
Этот проект Платонов попытается реализовать в повести «Однажды любившие». Повесть осталась незаконченной; было написано «Предисловие собравшего письма»; в качестве источника четырех писем героя Александра использованы первые письма Платонова из Тамбова), действие сдвинуто на 1925 г., Тамбов заменен на Ухожаев, реальный инженер Барабанов – на Богданова и т. п. (см. с. 647–657 наст. изд.).
270
Речь идет о романтической эпистолярной повести XIV в., основанной на переписке французского богослова и мыслителя П. Абеляра и его возлюбленной Элоизы. Эта средневековая история послужила одним из литературных источников романа «в письмах двух любовников» «Юлия, или Новая Элоиза» (1761) Ж.-Ж. Руссо; в России стала известна благодаря переводам В. Жуковского. Тема «новой Элоизы» возникает в названии романа в письмах В. Шкловского «Zoo. Письма не о любви, или Третья Элоиза» (в фонде Платонова хранится издание романа 1924 г.).
271
Платонов уедет из Тамбова не ранее конца марта 1927 г.: с 19 февраля по 5 марта 1927 г. он находился в командировках: сначала в Москве (Наркомат земледелия), затем с 25 февраля в Курске (областное мелиоративное совещание). 17 марта он передал дела своему преемнику; приказ об освобождении Платонова от должности заведующего подотделом мелиорации Тамбовского ГубЗУ подписан 23 марта (см.: Ходякова).
272
После возвращении Платонова из Тамбова в Москву ему будет предложена работа губмелиоратора в Туле, но он от нее откажется (см.: Первый год московской жизни А. Платонова // Страна философов, 2003. С. 641).