Зубы Дракона

Ланни сделал офицеру маленький намек: «Я держусь подальше от семьи Робинов и всех их друзей, потому что не хочу быть замешанным в политических делах. Я надеюсь, что с Робинами не произойдет никаких несчастий, пока мы ждем. А если что-нибудь в этом роде произойдет, то я рассчитываю, что его превосходительство всё исправит».

«Ja, Gewiss!» — ответил офицер. — «Его превосходительство не позволит нанести им никакого вреда, в самом деле, я вас уверяю, что любым лицам еврейской национальности никакой вред не грозит, если только они сами не причинят себе неприятности».

Вторая половина этого заявления, отменяла первую половину. И это было частью нацистской пропаганды. Это делало невозможным иметь дело с ними. Необходимо было анализировать каждую фразу и выяснять, какая фраза имеет смысл, а какая служит приманкой для лохов. Обер-лейтенант был любезным, и, казалось, ему сильно нравились Ланни и его жена. Но заставит ли это его отказаться ото лжи, если, например, его начальник держал Фредди Робина в качестве заложника и пожелал скрыть этот факт? Удержит ли это его от любого другого акта предательства, которое может оказаться необходимым для дела национал-социализма? Ланни должен был постоянно напоминать себе, что эти молодые люди были выращены на Mein Kampf. Он должен был напоминать это своей жене, которая никогда не читала эту книгу, но вместо этого слышала, как лорд Уикторп приводил отрывки из Ленина, провозгласившего доктрину политического цинизма, который звучали ошеломляюще, как и Гитлер.

Генрих Юнг также удостоился гостеприимства, он и его преданная маленькая голубоглазая Hausfrau были приглашены на обед, который стал выдающимся событием в ее жизни. Она подарила фатерланду трех маленьких арийцев, и поэтому, как она призналась, очень часто не выходила в мир. Она восхищалась с наивным восторгом чудесами Отеля Адлон, и ей потребовались заверения Ирмы, что ее самодельное платье будет уместно для такого торжественного случая. Генрих говорил о политике НСДАП, и, кстати, полюбопытствовал, что произошло в деле Йоханнеса Робина, о котором, как сообщил он, не прекращались разговоры в партийных кругах. Ланни мог только сказать, что он получил приказ молчать. Чуть позже он спросил: «Вы видели фрау Рейхсминистр Геббельс после нашей встречи?»

Да, Генрих был приглашен на чай в её доме. Так Ланни не нужно было спрашивать, в каких партийных кругах велись разговоры. Сейчас Генрих заявил, что Магда хотела бы знать, может ли она пригласить на один из своих приемов мистера и миссис Бэдд. Ирма поспешила заверить, что она будет очень рада, и Генрих обязался это передать. Вот одно из преимуществ die grosse Welt. Если иметь деньги, плюс правильную одежду и манеры, можно переходить из гостиной в гостиную, заполняя свой желудок отборной едой и напитками, а уши сплетнями.

Хьюго Бэр, Gausportfuhrer, выразил желание снова встретиться с Ланни. Генрих, сообщая об этом, заметил: «Я думаю, что должен предупредить вас, Ланни, Хьюго и я до сих пор друзья, но между нами растут разногласия». Ланни задал несколько вопросов и узнал, что некоторые из нацистов были раздражены, почему фюрер не выполнил радикальных экономических пунктов программы, на которых он основал партию. Он, казалось, становился всё более консервативным, вступая в союз с друзьями Геринга, крупными промышленниками, и, забыв обещания, которые он давал обычному человеку. Генрих объяснил, что это были придирки, а хорошие члены партии, обязаны понять, какое тяжёлое бремя легло на плечи фюрера, доверять ему и дать ему время. Он должен был реорганизовать правительство, а новые люди, поставленные им у власти, должны были ознакомиться со своими обязанностями, прежде чем они могли бы начать принципиальные изменения. Тем не менее, есть нетерпеливые люди, которые, возможно, ревнуют, не желая выразить фюреру доверие, которое он заслужил. Если они продолжат свою деятельность, партия будет уничтожена фракционной борьбой, прежде чем она возьмётся за дело.

Генрих говорил долго и с большой серьезностью, и как всегда, его преданная женушка слушала, как если бы это говорил сам фюрер. Из речи Ланни понял, что разногласия действительно серьезны. Правое крыло выиграло по всем позициям, а слева были в замешательстве. Грегор Штрассер, который получил головомойку от Гитлера в присутствии Ланни, ушел со своих высоких партийных постов и с отвращением удалился в сельские районы. Эрнст Рём, начальник штаба СА, и один из старейших друзей Гитлера, принимал активное участие в акции протеста и находится, как говорят, в связи с Шлейхером, «трудовым генералом», которого Гитлер свергнул с поста канцлера. Это опасная ситуация, и Хьюго делает трагическую ошибку, позволив себе втянуть в неё.

«Но вы знаете, как это бывает», — объяснил Генрих. — «Хьюго был социал-демократом, и когда марксистский яд уже попал в ваши вены, его трудно убрать оттуда».

Ланни согласился, он мог понять. Он сам был в этом лагере. Но было бы бесполезно ожидать, чтобы все изменится в течение нескольких месяцев.

— У вас есть два элемента в вашей партии, национализм и социализм, и я полагаю, что не всегда легко сохранить баланс между ними.

— Это будет нетрудно, если только доверять фюреру. Он знает, что наш социализм должен быть немецким и подходить для понимания немецкого народа. Он даст его народу, как только тот сможет принять его.

После того, как их гости ушли, Ланни сказал своей жене: «Если мы хотим собрать компромат, то Хьюго тот парень, который его нам даст».

Мама согласилась с Ланни и Ирмой, что нет смысла рассказывать семье в Париже об исчезновении Фредди. Они не смогут удержаться, чтобы не говорить об этом, и поставят под угрозу судьбу Йоханнеса. Может быть даже, что Ганси или Бесс будут настаивать на своём приезде в Германию. Малейшего намека на это хватало, чтобы заставить бедную Маму паниковать. Ланни писал пространные письма своей матери: «Всё устраивается. Чем меньше говорить об этом, тем лучше. Передай нашим друзьям мой совет, переехать в Жуан и оставаться там. Жизнь там дешевле, а я уверен, что будут трудности в финансовом отношении». Вот такие маленькие намёки!

Бьюти сама в Жуан не поехала. Ее следующее письмо было написано на бланке Шато-де-Балэнкур. — «Ты помнишь, леди Кайар? Она вдова сэра Винсента Кайара, который был одним из ближайших соратников сэра Бэзиля в компании Виккерс. Она ярый спирит и опубликовала брошюру сообщений, полученных от мужа из мира духов. Она безмерно впечатлена мадам и хочет пользоваться ее услугами столько, сколько пожелает сэр Бэзиль. Он пригласил меня сюда, и у нас было несколько сеансов. Произошла одна вещь, которая меня беспокоит. Тикемсе сказал: «Пришёл человек, говорящий на немецком. Кто-нибудь знает немецкий? Сэр Бэзиль сказал: «Я немного знаю», а контроль произнёс: 'Clarinet ist verstimmt.' Вот и все. Мадам начала стонать, а когда она вышла из транса, она была в сильной депрессии и не могла ничего делать в тот день. Я до сих пор не могу понять, в чём дело. Теперь мне интересно, может быть это связано с твоим кларнетом? Я ничего не скажу никому, пока что-нибудь от тебя не услышу».

И вот снова. Один из тех таинственных намеков из мира подсознания. Слово verstimmt может означать либо «не в унисон» или «не в духе». Бьюти знала, что «кларнет» означает Фредди, и можно легко себе представить, что Тикемсе выудил это из ее подсознания. Но у Бьюти и мысли не могло быть, что Фредди был в беде. Можно предположить, что, когда Бьюти была на сеансе, ее подсознание слилось с подсознанием ее сына, и его заботы перешли ей? Или легче поверить в то, что некий социалист был избит или расстрелян нацистами, а теперь из мира духов пытается оказать помощь своему товарищу?

Ланни направил телеграмму своей матери: «Музыка кларнета интересна шли больше информации, если это возможно». Он решил, как мог бы провести время, ожидая решений министр-Президента Геринга. Как в Париже или Лондоне, в Берлине тоже было полно медиумов и гадалок всех сортов. Говорили, что сам фюрер консультируется у астролога, как ни странно, еврея. Ланни был вынужден находиться здесь неопределенный срок, не испытывая желания к общественной жизни, к музыке или книгам. Почему бы не рискнуть, и не посмотреть, можно ли получить какие-либо дополнительные подсказки от этого потустороннего мира, который удивлял его так много раз?