Зубы Дракона

Ланни повернулся к ней. «Они знают тебя так же хорошо, как Ганси, и они будут искать вас обоих».

— Они не посмеют сделать что-нибудь с американкой.

— Они сделают это довольно свободно. И, кроме того, ты не американка, ты жена гражданина Германии, и что делает тебя такой же. Все четверо Робинов приняли гражданство Веймарской республики, потому что они верили в неё и планировали прожить там всю свою жизнь. «Всё», — заявил Ланни. — «Вы оба должны дать мне честное слово, что в Германию ни ногой, и вас не будет в любом месте недалеко от границы, где они могли бы вас похитить. Тогда Ирма и я поедем и посмотрим, что мы сможем узнать».

«О, ты сделаешь это, Ланни?» — Ганси посмотрел на зятя с собачьей преданностью.

— Я обещаю за себя, но предполагаю, что Ирма поедет вместе со мной, но мне, конечно, придется спросить ее.

Ирма отдыхала в своем номере, и Ланни вошел к ней один. Он не мог быть уверен, как она воспримет эту ужасную новость. Но он хотел дать ей шанс принять решение, прежде чем об этом узнает кто-нибудь еще. Ирма не была ни реформатором, ни святой. Она была молодой женщиной, которая всегда делала всё по-своему, и принимала это как должное, и что мир существовал, чтобы дать ей всё. Теперь судьба нанесла ей неприятный удар.

Она сидела, глядя с ужасом на мужа. Она действительно не могла заставить себя понять, как такое могло случиться в этом комфортабельном цивилизованном мире, созданном для нее и ее рода.

— Ланни, они не могут этого сделать!

— Они делают то, что они считают нужным, дорогая.

— Но это разрушит наш круиз! И оставит нас на мели!

— Они, вероятно, держат наших друзей в тюрьме, и могут избивать их и жестоко обращаться с ними.

— Ланни, это просто чудовищно!

— Да, это так, но им от этого не легче. Мы должны выяснить, как мы можем спасти их.

— Что мы можем сделать?

— Я пока не знаю. Я должен поехать в Берлин и увидеть, что произошло.

— Ланни, ты не можешь поехать в эту ужасную страну!

— Я не могу отказаться, дорогая. Не забывай, мы были гостями Йоханнеса. Мы собирались быть его гостями еще целый год. Как мы можем бросить его?

Она не знала, что сказать. Она могла только сидеть, глядя на него. Она никогда не думала, что жизнь может сыграть с ней и ее суженым такую шутку. Это было возмутительно, безумно! Ланни увидел, как дрожали ее губы. Он никогда не видел ее такой раньше, и, возможно, она и никогда не была такой раньше.

Ему самому это не нравилось. Но это было, как будто судьба схватила его за шиворот, и он знал, что он не сможет вырваться. «Возьми себя в руки, дорогая», — сказал он. — «Помни, Йоханнес отец Ганси, а Ганси муж моей сестры. Я не могу позволить им увидеть, что я трус».

— Но Ланни, что ты сможешь сделать? Эти нацисты контролируют все в Германии.

— Мы знаем там несколько влиятельных людей, и я попрошу их советов. Первое, конечно, что надо выяснить, что произошло и почему.

— Ланни, ты будешь в страшной опасности!

— Не слишком большой, я думаю. Начальство не любят скандалы с участием иностранцев.

— Что ты хочешь от меня? Ехать с тобой?

— Ну, это не каникулы. Ты можешь вернуться в Бьенвеню с дочерью. Ты можешь вызвать свою мать. Или ты можешь взять ребенка и посетить ее.

— У меня не будет ни минуты покоя, думая, что ты можешь быть в беде. Я не имею ни малейшего понятия, что я могу сделать, но я думаю, что я должна быть с тобой.

— Я не сомневаюсь, что это может помочь. Твои деньги впечатляют немцев, в том числе и нацистов.

— О, Ланни, это ужасная неприятность и разочарование! Я думала, что у нас будет веселое путешествие!

— Да, дорогая, но не надо Ганси или Бесс слышать это. Помни, что это означает для них.

— Они должны были подумать об этом раньше. Но они не позволяли никому говорить об этом. Теперь они видят результаты своего поведения, а мы должны платить за это!

— Дорогая, нет никаких оснований полагать, что они стали причиной неприятностей.

— Там должна быть какая-то причина, почему арестовали Йо-ханнеса, а не других богатых евреев. Потому что, один из его сыновей коммунист, другой социалист, конечно, это не могло не прибавить ему врагов.

Ланни не мог отрицать, что это было так; но он сказал: «Пожалуйста, не говори об этом сейчас, пока Ганси и Бесс наполовину вне себя от горя. Давай поедем и выручим их семью, а потом мы будем в состоянии говорить с ними прямо».

«Да, но ты не будешь!» — мрачно сказала Ирма. Она пойдёт с ним в логово льва, но она не будет делать вид, что ей это нравится! И когда все будет кончено, она поговорит сама.

Всем взрослым членам семьи было не до сна той ночью. Шестеро обсуждали снова и снова те скудные данные, которые имели, пытаясь предвидеть будущее и планировать свои действия. Печально, что их планы счастливого путешествия в течение целого года были расстроены. Находиться здесь в Кале «на мели» тоже не доставляло удовольствия. Но они были хорошо воспитаны и скрывали свою досаду. Бьюти не могла позволить своему сыну отправиться в опасное путешествие, и какое-то время настаивала, чтобы привлечь к этому делу светское общество. Но Ланни возражал. За себя он не волновался, но через несколько дней яхта может быть освобождена и им придется менять планы. Пусть семья останется на несколько дней здесь и служит в качестве координационного центра для общения со своими друзьями во внешнем мире. Если худшее подтвердится, и то их ожидают долгие тягостные времена, Марселина и Фрэнсис могут вернуться в Жуан, Динглы, Ганси и Бесс могут поехать в Париж или, возможно, Эмили приютит их в поместье «Буковый лес».

Ланни в середине ночи позвонил Джерри Пендлтону по телефону. Джерри был все еще в Париже, оплачивая счета и занимаясь урегулированием других вопросов. По плану он должен был вернуться домой на своей машине, а шофер отогнать Мерседес, автомобиль Ирмы и Ланни. Но теперь Ланни приказал Джерри остаться в Париже, а шоферу гнать Мерседес в Кале и прибыть туда до полудня, чтобы Ланни и Ирма могли бы взять машину и отправиться в Берлин. Они собирались ехать в одиночку, так как ни шофер, ни Боб Смит, ни Физерс ничем не могли помочь в Германии, не зная языка. «Если бы вы были достойны вашего содержания, то давно бы его выучили», — сказала Ирма секретарю, выместив свое раздражение на этой неудачливой душе.

Ланни отправил телеграммы отцу и Рику, рассказав им, что случилось. Он предположил, что в такие времена, иностранный журналист может оказаться более влиятельным человеком, чем промышленник или наследница. Ланни увидел себя во главе кампании, чтобы побудить цивилизованный мир выступить на стороне еврейского Schieber и его семьи. В его голове бурлили письма и телеграммы, манифесты и обращения. Робби активизирует бизнесменов, дядя Джесс — коммунистов, Лонге и Блюм — социалистов, Ганси и Бесс — музыкальный мир, Золтан — любителей искусства, Парсифаль — религиозные круги, Бьюти и Эмили, Софи и Марджи — светское общество, Рик — английскую прессу, Корсатти — американскую, какой поднимется шум, когда они начнут действовать вместе!

Взяв лист из тетради отца, Ланни установил код для конфиденциального общения со своей матерью. Его письма и телеграммы будут на имя миссис Дингл, это неприметное имя. Папа Робин будет «деньги», а мама «корсеты», она их носила. Фредди будет «кларнет», а Рахель «меццо». Ланни сказал, что можно предположить, что все письма и телеграммы на его имя могут быть прочитаны нацистами, а все телефонные звонки прослушаны. Позже он может быть придумает другой секретный способ общения, но ничего подобного не может прийти в отель Адлон. Если ему понадобится передать конфиденциальную информацию, то он отпечатает её на портативной пишущей машинке и отправит письмо без подписи из какого-либо отдаленного района Берлина. Бьюти будет открывать всю почту, пришедшую на имя Ланни, но не будет пересылать ничего, что содержит компромат. Все подписанные письма, как входящие, так и исходящие, будут содержать фразы, выражающие восхищение достижениями национал-социализма.