Зубы Дракона

Главное, что хотели нацисты, было выиграть эти выборы пятого марта. Если они смогут получить большинство в рейхстаге, то они станут хозяевами страны. Националисты и аристократы будет исключены из кабинета, и революция будет завершена. Папен, Гуген-берг и их покровители хорошо понимали это и находились в затруднительном положении, согласно сообщениям Йоханнеса. Любопытная ситуация, когда господа из Херрен клуба защищают красных, потому что знают, что Гитлер использовал красную угрозу, чтобы запугать людей и побудить их голосовать за себя! Геббельс требовал голову начальника полиции Берлина, потому что тот не представил доказательств предательских действий со стороны коммунистов. «История Германии становится мелодрамой», — написал еврейский финансист. — «В грядущие времена люди откажутся верить в это».

Теперь он стал беспокоиться о возможности нападения на его мальчиков. Эти нежные, идеалистические ребята, которые играли с огнем, не понимая, что можно обжечься. В возрасте двадцати восьми и двадцати шести лет, соответственно, у них должен был бы быть здравый смысл. Йоханнес не сказал, что сестра Ланни стала причиной всех несчастий, но Ланни знал, что думал отец, и имел на это все основания. Во всяком случае, он завёл доверенного телохранителя во дворце. Настоящего арийского телохранителя. Школа Фредди была закрыта. Вот такая простая операция: группа штурмовиков явилась однажды вечером и приказала людям убираться вон. Никто ничего не смог сделать, потому что у них было оружие и, казалось, что они готовы пустить его в ход. Все вышли, им даже не разрешили взять свои шляпы и пальто, это в феврале. Здание было закрыто, а все документы увезли на грузовике.

Нацисты не смогли найти измену в этих документах. Там были только счета для оплаты и экзаменационные работы по марксистской теории. Но, может быть, это сейчас считалось предательством. Или, может быть, нацисты сфабрикуют другие документы и поместят их в изъятые. Приказы студентам взорвать штаб-квартиру нацистской партии, или, возможно, Канцелярию? Такие подделки делались не раз, и не только в Германии. Разве в Великобритании не были выиграны выборы на основе якобы «письма Зиновьева»?

Штаб-квартира Коммунистической партии Германии размещалась в доме Карла Либкнехта, и это было место, где нужно было искать измену. Полиция захватила документы, а через два дня пресс-служба герра Геббельса предоставила информацию о «катакомбах» и «подземных хранилищах» тайной и незаконной организации, функционирующей в подвале здания, и так далее. Йоханнес сообщил об ожесточённом конфликте в Кабинете по поводу этих слишком очевидных подделок. Они считали их ниже достоинства немецкого правительства, но, возможно, теперь немецкое правительство не будет иметь достоинства! Еврейская финансист не мог скрыть своего изумления конфузом «джентльмена мошенника», «серебряного лиса» и остальных членов команды Юнкеров. Они сами создали это ложе из роз и слишком поздно обнаружили, насколько там было много шипов.

Ланни беспокоился, что фашисты могли создать письма, подтверждающие, что Ганси Робин проносил динамит в футляре своей скрипки, или Фредди в футляре кларнета. Ведь в школе должны были быть шпионы, и всем было известно, что там мальчики делали и говорили. Ланни спросил: «Йоханнес, почему бы вам всей семьёй не приехать к нам на некоторое время?»

«Может быть, нам всем отправиться в яхтенный круиз», — ответил финансист с усмешкой. — «Когда погода станет немного лучше».

«Погода будет хуже», — настояли на парижском конце линии.

Ланни обсудил эту проблему со своей женой. Она не могла отказать в гостеприимстве Йоханнесу, который её неоднократно радушно принимал. Но ей не нравилась обстановка, которую молодые Робины создавали вокруг себя, и она думала, что они оказывают плохое влияние на мужа. Она утверждала, что опасность не могла быть такой серьезной, как её представлял Ланни. — «Если нацисты хотят получить голоса, они не будут ничего делать с важными людьми, особенно с теми, которых знают за рубежом».

Ланни ответил: «Эта партия полна преступников и дегенератов, и они опьянены властью».

Он не переставал беспокоиться об этом, и когда за несколько дней до приезда Ганси, он спросил Ирму: «Ты не хочешь съездить за ними в Кельн?»

— А зачем, что мы можем сделать, Ланни?

— Во-первых, количество обеспечивает безопасность, а затем, американцы пользуются престижем в Германии.

Конец февраля был не особо приятным временем для автомобилистов, но в их автомобиле было отопление, а с шубами они будут в порядке, если не разразится сильная буря. Ирме нравились приключения. Это было одной из причин почему, она и Ланни так хорошо ладили. Всякий раз, когда один из них предлагал прыгнуть в машину, другой всегда соглашался. У них не было особых дел до этой поездки, и они позволили себе дополнительный день на случай плохой погоды.

Старый Борей был добр, и они покатились вниз по долине Мааса, по которой немцы вторглись во Францию восемнадцать с половиной лет назад. Ланни рассказал своей жене историю Софи Тиммонс, баронессы де ля Туретт, которая попала в центр наступающих армий и бежала от них в телеге крестьянина, запряженной больной старой лошадью.

Они приехали в Кельн поздно вечером и провели следующий день, осматривая величественный собор и картины в ближайшем готическом музее. Ганси и Бесс прибыли на поезде во второй половине дня, а затем решили остаться в гостиничном номере, ничего не делая, чтобы не привлекать внимание к представителю проклятого рода. Среди любителей музыки у Ганси все будет в порядке, для них они были «хорошими европейцами», которые в течение нескольких столетий устанавливали традиции интернационализма. Большинство музыкантов Европы, любимцев публики, состояло из евреев. В концертных программах образовались бы пробелы, если их лишить работы.

Хотела ли аудитория подтвердить сказанное выше бурей аплодисментов, с которыми она приветствовала исполнение Скрипичного концерта Мендельсона молодым еврейским виртуозом? А Ган-си думал ли он об этом, когда он играл Кол нидрей Бруха на бис? Когда аудитория вскочила на ноги и кричала: «Браво!», она на самом деле хотела сказать: «Мы не нацисты. Мы никогда не будем нацистами!» Ланни хотел в это верить, и был тронут. Он был уверен, что у тех восторженных жителей Рейнской области, ожидавших у служебного входа и сопровождавших четырех молодых людей к их машине, была благородная цель. Но на темной улице, под холодным дождём его охватили сомнения, и он подумал, было ли у любезных жителей Рейнской области оружие для их защиты.

Однако, нацистские автомобили их не преследовали, и штурмовики не ждали в отеле Монополь. На следующее утро они подъехали к границе, и никто не искал динамита в двух футлярах скрипок Ганси. Они прошли через рутинную процедуру декларирования денег, вывозимых из страны, а затем были переданы бельгийским таможенным властям. Ланни вспомнил тот день, когда он был выслан из Италии, и с каким облегчением он увидел французские мундиры и услышал французскую речь. Восемь лет прошло, и Бенито, «Блаженный маленький дутыш», по-прежнему высокомерно заявлял, что его преемник еще не родился. Теперь его ловкий трюк копировался в другой и гораздо более могущественной стране, и по слухам, он давал советы. Во скольких еще странах Ланни Бэдд будет наблюдать ту же картину? Сколько еще произойдёт преобразований? Будут ли японские завоеватели Маньчжурии носить новые цвета рубашек или кимоно? Или это будут «Огненные кресты» во Франции? Или группа Мосли в Англии? И если да, то в какую часть мира двинутся сторонники свободы?

Высокая стройная фигура Ганси Робина стояла перед зрителями в симфоническом зале. Перед аудиторией требовательных парижан, чьи аплодисменты следовало сначала заслужить. В первом ряду сидели Ланни, Ирма и Бесс в сильном волнении. Ганси выглядел серьезным, и его поклоны свидетельствовали о чувстве собственного достоинства. Он понимал, что это выступление будет важным, но не слишком нервничал, осознавая свои силы и умения. Дирижер был француз, отдавший всю жизнь служению искусству, которое любил. Его волосы поседели, и те, что остались, обрамляли его блестящую лысину. Он постучал по краю своего пюпитра и поднял палочку. Литавры ударили четыре раза, а затем зазвучали несколько нот робкой походной песни. Затем еще четыре удара, и опять звуки песни. Это был концерт для скрипки Бетховена.