Зубы Дракона

Таким образом, молодой либерал сам попал в жаркий спор с молодыми спутниками, которые сделали свои выводы из этого погружения в чувственность. Ирме, которая монополизировала до километра берега океана, противно стало, что кто-то довольствовался квадратным метром, сидя на корточках на берегу. Ее приятель детства, Бабс Лоример, отец которого когда-то был монополистом в спекуляции пшеницей, сделал политические выводы из спектакля, и спрашивал, может ли кто-нибудь представить, как эти массы могут войти в правительство и управлять. «Балда» Винтроп — его звали Ньютон, чьи овдовевшая мать собирала небольшую долю цента с каждого, кто ехал на Кони-Айленд по городской железной дороге, посмотрел на проблему биологически, и сказал, что не может себе представить, как такие орды уродов выжили, или почему они хотят жить. Ещё посмотрите на их детей!

Ланни обнаружил, что на удивление можно было ладить с ближайшими родственниками Ирмы. У властной Фанни Барнс были твёрдые убеждения, но по большей части они были связаны с манерами, вкусом и положением семьи. Она не задумывалась о политике и экономике. Гордость была ее ведущим мотивом. Она жила с верой, что ее протестантский епископальный Бог даровал её семье кровь со специальными драгоценными наследственными чертами. У неё было твердое убеждение, что люди, у которых в жилах течёт эта кровь, не могут делать ничего неправильного, и она нашла способы убедить себя, что они и этого не делали. Она решилась сделать всё, что можно, для зятя, назначенного ей судьбою, и теперь она находила оправдания для него. Кто-то назвал его социалистом? Ну, он был воспитан в Европе, где эти идеи не означают, того, они означают в Америке. Разве какой-то именитый англичанин — Фанни не могла его вспомнить, не заявлял: «Мы теперь все социалисты»?

Про Ланни, как принц-консорта, действительно можно было сказать много. Его манеры были безупречны, а его речь тем более. Он не напивался, и его нужно было заставлять тратить деньги жены. Неопределенность в отношении брака его матери не нашла отражения в газетах, а он был принят старинным родом отца. Так внушительная и величественная королева-мать поместья Шор Эйкрс намеривалась умаслить его лестью и получить от него две вещи, которые она страстно желала. Во-первых, он должен помочь Ирме произвести внука, который будет носить имя Вандрингамов. Во-вторых, что они должны оставить малютку Фрэнсис в поместье Шор Эйкрс на воспитание в традициях Вандрингамов.

Дядя Гораций, этот похожий на бегемота, двигавшийся с такой поразительной энергией, оказался столь же покладистым. Он обладал чувством юмора с озорством. Его позабавило, как Ланни высмеивает американскую плутократию, и особенно тех её представителей, которые приходили к Барнсам. Тот факт, что он сам был выбит и выкинут из системы, уменьшил его восхищение ею и увеличил его удовольствие видеть, как другие «получали своё». Он усмехался над розоватыми шутками Ланни, и взял на себя роль пожилого придворного у вновь коронованного короля. Надеялся ли он, что Ланни сможет когда-нибудь уговорить Ирму дать ему шанс на еще одну попытку на рынке? Или он просто убедился, что она назначит ему достаточную пенсию? Во всяком случае, он был хорошей компанией.

Отголоски бедствия докатились из Германии в Англию. Торговля падала, заводы закрывались, безработица росла. Возникли сомнения в прочности фунта стерлингов, в течение столетия служившего масштабом стоимости для всего мира. Инвесторы находили убежище в долларе, голландском флорине, швейцарском франке. Рик рассказал о ситуации в своей стране. Он говорил: необходима смелость, налог на капитал, шаги к национализации кредита. Но, ни у одной политической партии не было ни смелости, ни дальновидности. Тори требовали сбалансировать бюджет любой ценой, сократить пособие по безработице, зарплату школьных учителей, даже финансирование военно-морского флота. Та же история, как у Гувера с его «твердым индивидуализмом». Все, чтобы сохранить золотой стандарт и власть класса кредиторов.

В начале сентября лейбористское правительство пало. Прошла удивительная серия событий, премьер-министр лейбористов Рамсей Мак-Дональд и некоторые из его коллег в старом кабинете перешли к тори и сформировали так называемое «национальное правительство» для проведения программы по борьбе с лейбористами. Такое и прежде случалось в социалистической истории, но никогда столь резко и так открыто. Рик писал об этом в одной из левых газет: тем, кто предал надежды трудящихся масс, как правило, удается завуалировать своё предательство благопристойными фразами, но они выходят в общественную жизнь, не снимая с себя свои старые рабочие одежды и надевая ливрею своих хозяев.

Рик был философом, и попытался понять действия людей. Он писал, что правящим классам не хватало собственных способностей, и они были вынуждены постоянно заимствовать их у других классов. У социалистического движения появилась новая функция обучать и готовить молниеносно меняющих свои взгляды политиков, которые понимали рабочих, и знали, как их обмануть блестящими обещаниями, а затем подняться к власти на их плечах. В Италии это был Муссолини, который научился своему ремеслу, редактируя главную социалистическую газету страны. Во Франции четыре премьера начинали свою карьеру пламенными революционерами. Последним из них был Пьер Лаваль, сын трактирщика, кто управлял одноконным омнибусом за своего отца, и во время пути читал социалистическую литературу и узнал, как добиться избрания мэром своего города.

За что эти люди продают свою партию и свое дело? За наличные? Это, конечно, играло свою роль. Премьер-министр получал значительно больше, чем социалистический редактор, и жил на более широкую ногу. Но еще более важным была власть: расширение своих возможностей, влияние на мир, появление в газетах, вожжи для управления национальным омнибусом. Тысяча льстецов собирается вокруг государственного деятеля, убеждая его, что он незаменим для благосостояния страны и что только он может уберечь от грядущих опасностей своими способностями укрощать вихри и управлять бурями.

Рик послал своему другу кучу вырезок, рассказывающих, как человек, который однажды потерял свое место в палате общин за свои убеждения, теперь стать героем и любимцем тех, кто лишил его парламентского мандата. Вся капиталистическая пресса сплотились за ним, хваля его действия, как величайшую заслугу перед государством. «Он поймёт, что он у них в плену», — писал Рик. — «Он ничего не сможет сделать, кроме того, что они позволят, ему ничего не остается, как служить им».

Это письмо Рика шло почтой, но до прибытия парохода в Нью-Йорк, телеграф принес весть, что пленник тори проиграл. Британия была лишена золотого стандарта, и фунт стерлингов потерял около двадцати процентов от своей стоимости! Это случилось двадцать первого сентября, в памятный день в истории Уолл-стрита, ибо он отметил два года от пика большого бычьего рынка. В течение этих двух лет американские ценные бумаги потеряли шестьдесят процентов своей стоимости. И теперь пришло это ошеломляющее известие, вызывая еще одну каплю! «Посмотри, где теперь сталь!» — сказал Ланни Бэдд отцу по телефону.

В разгар мирового хаоса Пьер Лаваль, сын трактирщика, нанес визит в Германию, чтобы увидеть, что можно сделать для этого безумного правительства. Мальчик извозчик вырос в невысокого, коренастого мужчину с всегда непричесанными черными волосами, с мрачным скорее пиратским выражением лица и густыми черными усами. Он заработал много денег и сделал блестящую политическую карьеру. Из своего социалистического прошлого он сохранил один сувенир: он всегда носил галстук, который завязывается свободным узлом, который был в моде в его молодости, и был дешев потому, что его можно было стирать самим. Во Франции для государственного деятеля было хорошо сохранить некоторую пролетарскую эксцентричность. То, что он продал свои убеждения, для людей имело меньшее значение. Люди стали такими циничными, что считали общественных деятелей мошенниками, надеясь, найти среди них хотя бы менее бесчестного.