Зубы Дракона

«Я имел продолжительную беседу с Куртом», — сказал Ланни. — «Он убедил меня, что вы и он были правы». Молодой чиновник был настолько рад, что он схватил руку друга и долго тряс ее. Очередная победа Гитлера. Зиг Хайль!

Большинство светских знакомых Ирмы еще не вернулись в город. И у неё осталось время для совершенствования немецкого языка. Она завязала знакомство с маникюршей отеля, натуральной блондинкой, волосы которой были улучшены искусством, необходимой в ее профессии, но чересчур наивной, как и все немцы, как казалось Ирме. Идея богатой наследницы по получению информации состояла в том, чтобы нанять кого-нибудь и, не вызывая подозрительности, поставить задачу. И кто мог стать лучшим кандидатом, чем молодая женщина, холящая руки разных миллионеров и знаменитостей со всех уголков мира, болтая с ними и вызывая их на ответную болтовню? Фрейлейн Эльза Борг была рада продать своё свободноё время фрау Бэдд, geborene Барнс, и научить ее идиомам и другим выражениям берлинского диалекта. Ирма усердно практиковала произносить те кашляющие и чихающие звуки, которые Тикемсе нашёл слишком варварскими. Своему мужу она сказала: «На самом деле это сумасшедший способ составлять вместе слова! Я синюю сумку с белым отделкой в гостиничный номер немедленно принести прошу[164]. Я чувствую, как будто в слова играют детишки».

Но никто не мог оспаривать право немцев составлять предложения, как дети. И Ирме оставалось говорить правильно, если вообще говорить. Но она никогда бы не позволила себе говорить с тем акцентом, с которым мама Робин говорила с ней. Так она и маникюрша говорили в течение многих часов о событиях дня, и когда Ирма упомянула Parteitag, Эльза сказала да, ее любимый Schatz был там. Это «сокровище» было лидером блока своего города и ярым партийным работником. За это он получил значок, транспорт и освобождение от работы, а также солому, два одеяла, гуляш и кофе, всё бесплатно. Ирма задала множество вопросов и установила, что входит в обязанности лидера блока. У него были подчиненные в каждом многоквартирном доме, он получал немедленные доклады о любом новом человеке, который там появлялся, и о любом, чьи действия были подозрительными, или о тех, кто не внес свой вклад в различные партийные фонды, в стрелковый, например, и так далее. Все это представляло интерес для Ланни, который мог бы использовать лидера блока. Возможно, получить от него информацию, чтобы перехитрить другого лидера блока в случае чрезвычайной ситуации.

«Сокровище» Эльзы даст возможность проверить претензии Генриха и испытать эффективность нацистской машины. Один из ста служащих крупной страховой конторы, Карл Эльзы работал за жалкую зарплату, и если бы не было его «маленького сокровища» ему пришлось бы жить в ночлежке. Тем не менее, он маршировал из-за своей гордости партией и ее достижениями. Он работал по ночам и воскресеньям, выполняя различные добровольные поручения, и никогда не получал ни копейки компенсации, если только не считать различных партийных фестивалей, и того факта, что партия имела власть, чтобы заставить его работодателей предоставить ему отпуск на неделю, чтобы присутствовать на Parteitag. И он, и Эльза светились от гордости за эту власть. А слова одобрения от своего партийного руководителя сделает Карла счастливым на несколько месяцев. Его мысли о фюрере были похожи на мысли о Боге, и он гордился тем, что был в метре от него, даже если он его не видел. «Сокровище» был одним из многих тысяч коричневорубашечников, которые были выстроены на улице в Нюрнберге, через которую фюрер совершил свое триумфальное появление. Обязанностью Карла было сдерживать толпу, и он стоял лицом к толпе, наблюдая, чтобы какой-нибудь фанатик не попытаться навредить святому.

Эльза рассказала, как Карл видел проезжавшего в открытой машине министр-Президента генерала Геринга с великолепным зеленым шарфом через плечо его коричневой партийной формы. Он слышал торжественные слова Рудольфа Гесса, заместителя фюрера: «Я открываю Конгресс Победы». Он слышал собственное гордое объявление Гитлера: «Мы встретимся здесь через год, мы должны встретиться здесь через десять лет, и через сто, и даже тысячу!» И порицание Рейхсминистра Геббельса иностранных евреев, назойливых клеветников Фатерланда. «Ни один волос на любой еврейской голове не был тронут без причины», — заявил муж фрау Магды. Когда Ирма рассказала Ланни об этом, он подумал о бедных волосах Фредди и надеялся, что это может быть правдой. Он размышлял, а что если вся эта вакханалия партийного жара была оплачена из средств, которые были конфискованы у Йоханнеса Робина. Несомненно, что это было достаточной «причиной» для касания волос на голове Йоханнеса!

Ланни предложил Хьюго Бэру прокатиться на автомобиле. Это был единственный способ, чтобы они могли говорить свободно. Ланни не спросил: «Это вы написали мне это письмо?» Нет, он учился шпионскому ремеслу, и дал собеседнику выговориться.

Спортивный директор сразу же открылся. — Мне ужасно стыдно, что не смог быть вам полезен, Ланни.

— Вы так и не смогли узнать что-нибудь?

— Я бы написал, если бы смог. Я заплатил больше, чем половину денег человеку, который согласился сделать запросы в тюрьмы в Берлине, а также в Ораниенбурге, Зонненбурге и Шпандау. И ему сообщили, что там не было такого заключенного. Я не уверен, что они сделали то, что обещали, но я считаю, что они сделали. Я хочу вернуть остальные деньги.

«Ерунда», — ответил собеседник. — «Вы тратили свое время и делали, что я просил. Как вы думаете, есть ли шанс, что Фредди может быть в каком-нибудь лагере за пределами Пруссии?»

— Для этого должны быть особые причины.

— Ну, кто-то, возможно, ожидал, что я буду вести это расследование. Предположим, что они упрятали его в Дахау. У вас есть какой-либо способ узнать?

— У меня есть друзья в Мюнхене, но мне нужно туда поехать и поговорить с ними. Я не могу писать.

— Конечно, нет. Как вы думаете, вы могли бы получить отпуск, чтобы поехать туда?

— Я мог бы придумать какое-нибудь партийное дело.

— Я был бы рад оплатить расходы, вот еще тысяча марок за ваши труды. Все, что я рассказал вам об этом случае, становится всё более актуальным сейчас. Чем больше Фредди отсутствует, тем более несчастным становится его отец, и всё это заставляет меня что-то делать. Если выставка Дэтаза будет иметь успех в Берлине, я могу показать её в Мюнхене. Тем временем, если вы могли бы получить информацию, то я мог бы строить планы.

— У вас есть особые основания думать о Дахау?

— Я скажу вам откровенно. Это может показаться глупым, но во время мировой войны мой английский друг был лётчиком во Франции, а я в то время был в доме моего отца в Коннектикуте, и вот на рассвете меня разбудило странное чувство и я увидел своего друга, стоявшего у кровати с раной на лбу. Оказалось, что это произошло сразу после того, как этот человек разбился и лежал раненый в поле.

«Ходят такие истории», — прокомментировал другой — «но никто не знает, нужно ли им верить».

— Естественно, я поверил, но со мной подобного больше не случалось до другой ночи. Я проснулся, я не знаю почему, и, лежа в темноте, отчетливо услышал голос, говорящий: «Фредди в Дахау». Я ждал долгое время, думая, что всё может повториться, или я могу услышать больше, но ничего не произошло. У меня не было никаких оснований думать о Дахау. Мне оно кажется очень маловероятным местом. Но естественно я заинтересован, чтобы расследовать этот случай и выяснить, не являюсь ли я, что называют «ясновидящим».

Хьюго согласился, что ему тоже будет интересно. Его интерес увеличился, когда Ланни всунул несколько сотенных банкнот ему в карман, сказав со смехом: «Моя мать и отчим заплатили намного больше, чем этим спиритическим медиумам, чтобы увидеть, могут они получить какие-либо новости о нашем друге».

Хьюго также был на Parteitag. Для него это была не просто демонстрация лояльности, но знак каждому партайгеноссе, что его лояльность вознаграждена. Этот миллион преданных сотрудников работал на партию без оплаты, так как им было обещано большое коллективное вознаграждение, улучшение доли простого человека в Германии. Но до сих пор они не получили ничего. Не проведена ни одна из обещанных экономических реформ. И в самом деле, многие из принятых мер производили обратный эффект, что делало реформы более отдаленными и трудными для воплощения в жизнь. Крупные работодатели получили командный голос в новых профсоюзных комитетах, что означало просто заморозку заработной платы и лишение рабочих всех средств воздействия на них. То же самое было верно и в отношении крестьян, потому что цены стали фиксированными. «Если так будет продолжаться», — сказал Хьюго, — «то это будет означать только рабский труд».

164

В немецком предложении сказуемое ставится в конце