Страница 4 из 16
– И от родителей отнимут, в интернат упекут. Или в патронатную семью. Класс тебе, Вовочка, у чужих людей жить?
Ломакин прищурился:
– Откуда ты знаешь про семью?
– А у меня с подругой так вот недавно случилось. Она ом-буд-смену пожаловалась, что мать ей балдёжные штаны с топиком не купила. Тут же комиссия, родители в рёв…
Ломакин помолчал. Пожал плечами и под раздавшийся звонок произнёс:
– Зато предкам урок. Пусть знают, кто сильнее.
Открылась дверь, в класс зашла учительница физики Юлия Олеговна Глинкина. Пока она шла к столу и здоровалась, Ломакин успел бросить в спину Лабутину:
– Потом облизывать тебя будут с ног до головы. Не жизнь – малина! Делай, чего хочешь, и стращай Душковой. Всё в ажуре, Деник.
– Садитесь, – разрешила Юлия Олеговна, обводя взглядом класс. – Рада вам сообщить, что в конце этой четверти у нас будет олимпиада. Пока на уровне школы. Победители пойдут на городскую олимпиаду, а дальше «лестницу» вы и так знаете. А теперь проверим домашнее задание…
…за которое Денис Лабутин получил вторую двойку. Он рассматривал её в дневнике и удивлялся: что за день такой? Все прéподы на него взъелись. Неужто и на литературе вызовут? Бли-ин, и по русскому письменно ж задавали! А он протюкал!
После крепкой встряски на оставшихся трёх уроках Денис чувствовал себя таким же высушенным, как банановые чипсы, которыми его угостила Надя Смирнина. Затихло эхо пронзительного звонка, означавшего временную, до завтра, свободу, и к Денису подошёл Вовка Ломакин.
– Деник, ты созрел? – спросил он.
– Для чего? – хмуро отозвался Лабутин, мучаясь проблемой покупки лекарств без денег.
– Поканючить у Душковой? Погнали, у неё приёмный день.
Денис попытался представить, к чему может привести общение с пресловутым омбудсменом. Матери выпишут офигенный штраф, и ей придётся в никуда отдавать деньги, за которые она пашет на двух ставках с раннего утра до позднего вечера… Но зато из-за этой работы дома запустение, и за ребёнком никакого ухода, и материнской любви не видать. И по выходным тоже. Ему это надо? Он, может, потому и спустил все имеющиеся деньги в компьютерном клубе, что ему без неё скучно и он не знает, куда себя девать. Она сама виновата. Сидела бы по вечерам дома, сыном занималась… От скуки, между прочим, и на преступление пойдёшь, потому что это поинтереснее будет, чем дома углы сшибать шваброй или макароны варить.
Денис себя распалял-распалял, пытаясь подавить чувство вины, и в конце концов распалил. Потом вдохнул глубоко, выдохнул шумно и сказал Вовке Ломакину, ждущему от него ответа:
– Ладно, идём. Если что, обратно поверну.
– Точно! – обрадовался Вовка.
Ломакину очень хотелось пожаловаться омбудсмену на своих родителей – любящих, но держащих младшего сына в строгости, – да только он трусил: жаловаться ведь будет не на правду, а на ложь. Сойдёт? Не сойдёт? Вот в чём вопрос! С подельником врать легче. И нахальства больше. Потому Ломакин и вцепился в одноклассника клещом, чувствуя нутром, как клещ – кровь, вину сына перед матерью.
Они воззрились на аккуратную новенькую белую дверь с писаной золотом табличкой: «Омбудсмен Люция Куртовна Душкова, часы приёма с 7.45 до 16.00, перерыв на обед с 11.00 до 11.45. Добро пожаловать!»
Ребята всё внимательно прочитали один раз, потом второй. Вовка толкнул Дениса в бок:
– Вызубрил?
– Ага. А ты?
– А я и так помню.
Они помялись, преувеличенно внимательно разглядывая золотые слова.
– Ты первый, – выпалил Ломакин.
– С чего это я первый? – воспротивился Лабутин. – Чья идея, тот и первый, нечего на меня валить.
– Я в туалет хочу, – вывернулся Вовка.
– Так сбегай. А я подожду.
Глава 3
Какие они, эти омбудсмены?
Вовка с облегчением удрал в уборную и долго не возвращался. Денис, чертыхаясь и кипя от раздражения, отправился было за ним, но по всемирному закону подлости белая дверь внезапно распахнулась, и Дениса пристальным взглядом приковала к месту небольшого росточка, пухленькая, довольно симпатичная женщина в приталенном белом халатике. Круглое лицо с ямочками на щеках, голубые накрашенные глаза за стёклами модных очков, уложенные в причёску блёклые светлые волосы.
– А я всё думаю, кто там у меня под дверью, как заяц, шебуршит, – улыбнулась женщина, цепко всматриваясь в нескладного парня. – Заходи, милый, не бойся. Чаю с конфетами хочешь? Ты какие любишь – шоколадные или карамель?
– Шоколадные, – помимо воли вырвалось у Дениса.
– А лет тебе сколько?
Душкова мягко взяла его за плечо и, обнимая, ввела в свой уютный небольшой кабинетик с высоким окном.
– Четырнадцать, – прошептал струсивший Денис.
Люция Куртовна нажала кнопку на электрическом чайнике, и тот совсем по-домашнему загудел. На столе появились чашки, блюдце с конфетами, пакетики чая. Чуть в стороне на стол лёг лист бумаги с авторучкой.
Денис следил за спокойными движениями женщины, слушал её несколько монотонный голос и успокаивался сам. Чашки наполнились горячим напитком, и Денис принялся дуть на белый парок.
– Бери конфеты, Денис, кушай, – радушно предложила Люция Куртовна. – У тебя уроки кончились?
– Ага.
– Хорошо прошли?
– Не очень.
– Что, двойку получил? – посочувствовала Люция Куртовна.
– И не одну, – печально вздохнул Денис. – Не успел вчера домашку… ну, домашнее задание подготовить.
Денис вспомнил, по какой причине он не сделал вчера уроки, и наклонил голову, чтобы скрыть покрасневшее лицо.
– А что тебе помешало? – участливо спросила Люция Куртовна.
– Ну, всякое…
– Тебя дома заставляют полы мыть, посуду?
– А как же, – кивнул Денис.
– А ещё что ты делаешь?
– Ну… уборка… магазины… мусор выбросить, – с длинными паузами перечислил Денис и глянул исподлобья на омбудсмена.
Улыбка на гладком лице не исчезла. Рука черкала что-то на листке бумаги – не всерьёз, а словно от нечего делать.
– И нравится тебе всё это? – спросила Люция Куртовна.
Денис пожал плечами.
– А кому нравится? Обязан, и всё.
Душкова вздохнула и покачала головой.
– Понятно… Ты ешь конфеты-то, ешь. И чай пей, не стесняйся. Я тебе ещё налью.
– Спасибо.
– А папа с вами не живёт?
– Не. Чего он с нами забыл? У него молодая богатая «тёлка». Хотя, бают, она от него тоже ушла. Он в кайфе. А с нами ему неинтересно.
– Почему ты так думаешь? – ухватилась Люция Куртовна. – Ты ж его родной сын.
Денис помолчал. Отец-предатель не расщедривался даже в особых случаях – когда сын болел или срочно требовалось что по учёбе или в хоккейной секции. Он вообще предпочитал не общаться ни с бывшей женой, ни с сыном. В праздники не звонил, а день рождения сына вспоминал лишь после звонка мамы Дениса – Зинаиды.
– Он нас не любит, – наконец ответил Денис.
Люция Куртовна всплеснула руками.
– Как ты можешь так говорить? Он твой отец!
– Ну и что? – сумрачно буркнул Лабутин. – Родителям детей любить не обязательно.
– Откуда ты это взял?
– Оттуда. Из жизни.
– Любил бы – не ушёл бы? – догадалась Душкова.
– Типа того.
– Ты пей чай-то, пей. Давай подолью.
Она встала, подлила в Денискину чашку кипятка, убрав старый пакетик, макнула новый.
– Ну а мама тебя любит, как ты думаешь, Денис? – осторожно спросила она.
– Ей особо некогда слюни размазывать, – махнул рукой Денис.
– Вот как…
Ручка заскользила по бумаге.
– А чем твоя мама занимается после работы?
– Ну, чем…
Как наяву, Денис увидел маму, едва передвигающую ноги и отлёживающуюся перед тем, как идти готовить ужин.
– Отдыхает, – сказал он. – Чего ей ещё делать? Ужин приготовит, поедим… и всё.
– Вкусно готовит?
Денис вздёрнул брови.
– Да так… не сказал бы, что шибко вкусно… Не как в ресторане, понятно.
– А уроки она у тебя проверяет?
– Да нет…