Королевская щука

– Алло-о? – протянула Талли хорошо поставленным голосом. Таким голосом она разговаривала на телевидении и с родителями – тоном «мисс-само-совершенство».

От трубки исходило замешательство.

Через минуту Талли пришла к твердому убеждению, что Лешкиному другу таки требуется консультация специалиста.

Тот впадал в ступор на ровном месте – еле выдоил «Привет» и, кажется, забыл, что в таких случаях говорят. Еще один чокнутый на ее бедную голову. Впрочем, каким еще может быть друг у ее чокнутого братца?

Наконец, родил идею, пригласил в «Амиго». Видимо, это был плод коллективного разума. А как она должна добираться до этого «Амиго», коллективный разум не придумал. Молокососы. Придется брать управление на себя.

– Максим, передай, пожалуйста, трубку Леше, – проворковала Мисс-само-совершенство.

В трубке возникла какая-то возня, бормотание, наконец, знакомый бас прогудел:

– Да?

– Лешка, – воркование сменилось рычанием. – Почему бы вам не приехать за мной и не отвезти в это кафе?

– Да ну, Талька, давай ты сама, – без надежды на успех заныл Лешка, – я не могу, у меня тренировка.

– Леш, ты мне отказываешь?

– Нет, я не отказываю, – сдрейфил Лешка, – но я, правда, не могу.

– Если ты мне не отказываешь, то давай ты нас подвезешь, а потом уже поедешь на свою тренировку. У тебя получится, вот увидишь.

– Ну, это же долго, – затосковал Лешка, – к тебе сначала, потом в кафе, и вообще это в другой стороне от клуба.

Обычно Талли не злоупотребляла манипуляциями, особенно с членами семьи, но тут напустила на себя обиженный вид:

– Алеш, ты мне брат или не брат? И успеешь ты на свою тренировку. Куда она денется? Или вас штрафуют за опоздание?

– Ну, нет, – промямлил Лешка, и вопрос был исчерпан.

… На Лешкиной старенькой темно-серой «Хонде» друзья через десять минут тормозили у подъезда многоэтажки в самом центре города.

– Причешись, – буркнул Лешка.

– Да ладно? – не поверил Макс. Он все же отогнул козырек над лобовым стеклом и посмотрелся в узкое зеркало.

– Дай-ка я на тебя посмотрю.

– Да ладно? – еще больше изумился Макс.

– Ты прикидываешься, да? Талька сейчас тебя оценивать будет. – Алексея не покидало чувство, что он привез своего питомца на выставку или без какого-нибудь шанса на успех выставил на бега жеребца-первогодку.

– Так это… я тоже к ней буду прицениваться.

– Вот здесь ты ошибаешься: прицениваются они, то есть девчонки, а мы тупо демонстрируем себя, – авторитетно заявил продвинутый Лешка.

Полную инвентаризацию другу Алексей произвести так и не успел – из подъезда стремительно выпорхнула сестра.

Из горла Макса вырвался нечленораздельный звук, рот от удивления приоткрылся.

Дьявол! Макс почувствовал себя обманутым. Как он мог забыть? Мягкие черты лица, загадочные глаза под чуть припухшими веками, плавная линия подбородка, тронутые улыбкой губы… именно такие, какие ему всегда нравились…

Лешкино шипение раздалось у самого уха:

– Быстро! Выскакивай и встречай!

Макс неуклюже вывалился из салона навстречу Мечте:

– Здрасти. – Наверное, от волнения к нему приклеилась дурацкая улыбка.

– Привет, – Талли раздвинула в улыбке матовые губы.

Ища поддержки, Макс оглянулся на Лешку и бессознательно отметил сходство между братом и сестрой. Сходство было фамильным, но цвет волос… Оба были рыжими, как грибы лисички.

– Дверь ей открой, – сделав страшные глаза, прошипел Лешка. Угораздило же его вляпаться в эту скользкую историю. Вот чем он сейчас занимается? Не то сватовством, не то сводничеством. А если у них ничего не получится, – а внутренний голос отчетливо, без запинок суфлирует, что ничего у них не получится, – то он, друг и брат, окажется между двух огней.

Макс поспешно выполнил указание. Получилось не очень элегантно, но он пажеских корпусов не оканчивал – был такой грех.

Талли проскользнула на заднее сиденье, и Макса легко контузил аромат спелой дыни.

Поймав взгляд сестры в зеркале заднего вида, Лешка пробубнил:

– Привет.

– Привет.

Совершенно деморализованный, Макс продолжал торчать перед открытой дверцей.

– Максим, – окликнул его ласковый голос, – так мы едем?

Частично придя в себя, Макс устроился на заднем сиденье, рядом с Мечтой.

Талли мило улыбалась, и невротическая улыбка на физиономии Макса приобрела более естественное выражение, и мысли потекли оптимистичные, с уклоном в эротику. И случилось то, что не могло не случиться: Макс влюбился.

Он даже не пытался сопротивляться – сопротивляться было бессмысленно, – он просто вверил себя судьбе.

… Ресторан с мексиканской кухней вполне годился для кандидатов наук и директрис.

Чувствуя всю полноту ответственности, Макс пропустил свою спутницу вперед.

Сделав несколько шагов, Талли оглянулась. Встретив вопрос в глазах, Макс спохватился, припустил к угловому столику у окна. Талли с достоинством проследовала за кавалером. Испытывая замешательство, Макс плюхнулся на стул, не оставив даме выбора.

Одна бровь на хорошеньком личике поползла вверх: «Валенок», – мысленно заклеймила Лешкиного друга Талли.

Однако это было не совсем так. Лешкино беспокойство передалось Максу, он старался изо всех сил, выказывал воспитание.

Увы. Воспитан Макс был мамой-феминисткой. Он через раз вспоминал, что мужчина входит в лифт первым, не подавал даме руку при выходе из транспорта, пальто при выходе из дома и так далее. То ли потому, что мама не считала эти проявления галантности истинной культурой, то ли потому что была слишком независима, только она никогда не дожидалась внимания ни со стороны мужа, когда он имелся, ни со стороны сына.

Стремительно и без посторонней помощи надевала пальто, выпрыгивала из автобуса и влетала в лифт прежде, чем Макс успевал сообразить, что к чему.

Талли была другой – это было очевидно. Она не просто ждала проявления внимания, она требовала его. Требование это было молчаливым, и тем острее чувствовалось.

От переживаний, что сделает и скажет что-то не так, Макс даже взмок.

Чтобы избавиться от чувства неуверенности, сразу сел на спасительного конька – исторического.

Изложил развернутый план захвата власти поляками царства Московского и несколькими штрихами набросал портрет царевича Федора Иоанновича, крестного отца Великой Смуты.

– Представь: Федор Иоаннович и короноваться трусит, и власть никому не отдает. Тот еще перец. Бояре давят на Федора, хотят, чтобы он корону принял, а ему дурно стало от страха. Лепечет что-то: не достоин, не могу принять… Жена Ирина всех выгнала взашей, позвала на помощь брата своего – Бориса Годунова. Бояре так трижды кланялись царю. С Федора Иоанновича и пошла мода трижды предлагать царю корону и скипетр.

Талли с некоторым беспокойством слушала Макса: только что скучный, застегнутый на все пуговицы Лешкин друг превратился у нее на глазах в сгусток энергии. Скулы порозовели, взгляд сверкал. Макс весь был во власти исторического момента, как по волшебству оживлял участников. Макс лицедействовал, Макс творил чудо. События шестисотлетней давности вдруг приблизились и стали зримыми.

Все пошло не так, как она себе представляла.

Дав согласие на встречу, она настроила себя на снисходительно-покровительственный тон этакой матроны, познавшей жизнь. Она приготовилась натаскивать недопеска, подтрунивать над ним, даже запаслась несколькими уничижительными фразами, которые сейчас же вылетели из головы, стоило Максу открыть рот.

Как только ей в голову пришла мысль о снисходительном покровительстве, недоумевала Талли.

Страсть – вот, что привлекало в Максиме. Неважно, что это была страсть к истории. Талли знала: как импотент во всем импотент, так страстный человек во всем страстен. Все-таки она была психологом…

… Макс чувствовал: это лицо напротив вдохновит его на великие свершения.