Пионерский подарок

— Но он же справлялся о своей собаке!

— Была его, стала не его.

Валентин прикусил язык.

— И где же теперь Кембль? — поинтересовался я.

— Мы позвонили на одни завод, и собаку сразу же забрали у нас для охраны. Там как раз требовалось пополнение. Завод расширяется, организовали дополнительные блок-посты.

— Ну, и как там Кембль чувствует себя?

— Да, представьте, ничего. Сначала потосковал, конечно, немного, а сейчас, говорят, уже ничего… Хвалят; злобен, чуток. Будет сторожить хорошо!

4

В тот же вечер, я уже собирался ложиться спать, когда ко мне неожиданно позвонил по телефону Сергей Александрович и голосом, в котором улавливались волнение и скрытая тревога, осведомился:

— Вы еще не спите? Вот это хорошо. Я хотел бы отнять у вас несколько часов. Есть неотложное дело.

— Что-нибудь случилось?

— Да. Одевайтесь, сейчас мы за вами заедем. Дорогой узнаете все.

Пробило полночь, когда я сел в автомашину рядом с Сергеем Александровичем; впереди с шофером сидел Валентин.

— Ну так что произошло? Рассказывайте.

В нескольких словах Сергей Александрович объяснил причину нашего столь позднего выезда. Только что сообщили с завода, о котором у нас шла речь днем: случилось чрезвычайное происшествие, как говорят в армии — ЧП, происшествие, весьма встревожившее начальника клуба. На объекте, на охране которого стоял Кембль, обнаружилось нарушение. Кто-то пытался проникнуть на территорию нового цеха: это удалось обнаружить по пролому в кирпичной кладке стены. Злоумышленника, видимо, вспугнули; только поэтому, надо думать, ему не удалось довести задуманное до конца. Самое же странное заключалось в том, что собака, уже успевшая зарекомендовать себя как надежный караульный, на этот раз не издала ни звука, хотя была здорова, невредима.

— Вы понимаете, что это значит! — горячо повторял Сергей Александрович. — Мы непременно должны выяснить причину непонятного поведения Кембля. Если сегодня отказала одна собака, мы не гарантированы, что завтра может сделать то же самое другая. Каково же мы будем выглядеть после этого со своими животными перед заинтересованными организациями? Я потому и попросил вас поехать, с нами. Как говорится, ум хорошо, а два лучше! А три-тем более!

Его волнение было вполне понятно. Еще не было случая, чтобы хорошо отработанная караульная собака подпустила чужого к охраняемому ею объекту. Кембль — действительно странное исключение..

Завод — самый крупный в нашем городе — еще издали встречал нас множеством огней, сполохами плавок, синими молниями электросварки. Завод расширялся. Продукция его была хорошо известна не только по всей советской стране, но и далеко за ее пределами — в странах народной демократии, в народном Китае; и, надо думать, не один злобный и алчный взор мысленно тянулся к нему из-за океана, где враги человечества замышляли новую войну против лагеря демократии и мира.

Словом, нас ничуть не удивляло, что враг (а это мог быть только враг!) пытался проникнуть на завод, чтобы выведать там секреты производства, а может быть совершить и что-нибудь похуже — поджог, взрыв, убийство. Плохо было то, что ему едва не удалось это осуществить и что он не пойман.

Нас встретил начальник вахтерской охраны. Лицо его было озабочено. Пожав поочередно всем руки, он, не теряя времени, повел нас на место происшествия.

Завод для меня — всегда нечто очень величественное, какая-то овеществленная симфония труда. Меня волнует строгий, налаженный ритм работы, могучая сила, которую ощущаешь сразу же, едва переступишь порог заводской проходной; та атмосфера созидания, которая немедленно охватывает вас… Пока мы шли мимо погромыхивающих цехов, я на какое-то время даже забыл и Кембля, и зачем мы приехали сюда.

Но вот до моих ушей донесся собачий лай, так странно прозвучавший в этом царстве техники. Наш провожатый повернул за угол огромного цехового здания, возвышавшегося над нами, из высоких труб которого, терявшихся в черном небе, порой вылетали снопы искр, и мы оказались у цели.

Кембля уже сняли с поста: он был привязан в стороне, а вместо него у стены цеха, где было вынуто несколько кирпичей, стоял один из бойцов охраны. Сергей Александрович, даже не посмотрев на собаку, сразу направился к тому месту, где она находилась час назад.

Но что ему могли рассказать кирпичи? Только один Кембль знал то, что тут произошло, но он не умел говорить.

— А что, если попробовать предоставить Кемблю свободу,- предложил я. — То есть не полную свободу, разумеется, а взять на длинный поводок и пустить?..

С минуту Сергей Александрович испытующе всматривался в меня, как будто хотел прочитать на моем лице, к каким результатам может привести мое предложение, затем решительно тряхнул головой:

— Блестящая мысль! -(начальник клуба любил сильные слова и обычно все выражал в превосходной степени).- Даже не обученный никакой розыскной работе пес всегда сможет пробежать по следу некоторое расстояние, если с этим связано сильное раздражение. А недавнее происшествие, хоть Кембль и не подал голоса, должно было явиться для него сильным раздражителем… Прекрасная мысль! Я же говорил: ум хорошо, а два лучше!

Он сам отцепил радостно повизгивавшего Кембля, который узнал его и теперь ластился к нему, виляя хвостом.

— Ну, давай, давай… Только, смотри, не вздумай хватать, а то ведь ты такой!..

Постепенно Кембль успокоился; его подвели к разобранной стене цеха, причем он, как будто понимая, чего от него хотят, внимательно исследовал носом все трещинки в кладке, шумно втягивая воздух ноздря мн; затем Сергей Александрович поводил его недолго близ этого места и пустил на длинный поводок.

Пес закружился, нюхая землю, как обычно делают все собаки, получившие свободу движений после длительного лишения ее, засуетился, метнулся в одну сторону, в другую, наконец, движения его сделались менее порывистыми, он, казалось, нашел то, что искал, и побежал в сторону от цеха. Мы едва поспевали за ним.

5

Я не знаю, мелькнула ли у Сергея Александровича уже в этот момент догадка о том, что вскоре стало для всех нас совершившимся фактом, но, несомненно, та энергия, с какой Кембль пустился в преследование, по вполне понятным причинам обрадовала его и в то же время наг вела на некоторые размышления. Что Кембль бежал по следу, для всех нас не представляло никакого сомнения.

Когда собака стремится убежать, она несется во всю прыть, пустив хвост по ветру или поджав его, если она напугана, не теряя ни секунды; когда она бежит «просто так», без какой-либо определенной цели, без направления, она то побежит, то остановится, подолгу занюхивается на одном месте, повернет туда, сюда, опять задержится… Когда же она «идет» по следу, вы узнаете это сразу; у нее деловой, сосредоточенный вид, она нюхает землю, но ровно настолько, сколько требуется, чтобы уловить необходимый запах, понюхала — побежала, понюхала — побежала, то есть, в сущности, даже не перестает нюхать, так как почти не отрывает носа от земли; может и петлять, как заяц, если это делал тот, кого она стремится отыскать, догнать, однако и эти «кренделя» на местности будут выписаны так, что вы сразу поймете, что это продолжение поиска, логическое развитие преследования… Именно так бежит розыскная собака.

Но Кембль не был розыскной собакой! — возразите вы мне. Да, не был, но всякая собака в известных пределах может быть розыскной, особенно если она идет по следу известного ей человека.

Словом, предложив пустить Кембля, я вовсе не имел мысли сейчас же догнать и изловить преступника. Но случилось так, что это обстоятельство явилось решающим в истории с нарушителем.

Кембль добежал до забора, которым была обнесена вся заводская территория, и ткнулся носом в одну из досок. Она была оторвана и едва держалась на гвозде. Очевидно, здесь злоумышленник проник на площадку завода. Мы один за другим стали пролезать в эту щель, когда легкий возглас Сергея Александровича привлек общее внимание. Кембль, натянув поводок, усиленно искал что-то в траве; Валентин, неотступно следовавший по пятам своего начальника, подскочил к собаке, рискуя быть укушенным ею, нагнулся и что-то поднял; взглянул и тотчас протянул Сергею Александровичу. Тот посмотрел и даже присвистнул от неожиданности.