Шедевр

Больше всего мне понравился фуникулер для горнолыжников. Со всех сторон меня окружали белые, ярко сияющие просторы и чистое голубое небо. Я была просто потрясена величием гор и обилием снега. Несмотря на то что воздух казался холодным и колючим, солнечные лучи, светившие в лицо, были удивительно теплыми. Я сидела возле кафе и пила кофе, наслаждаясь видом. Я чувствовала себя так, словно у меня в голове провели генеральную уборку. Все мысли о Нью-Йорке и Лондоне испарились, и меня переполняло лишь восхищение красотой гор. Затем, словно по сигналу, перед моими глазами возник Бен.

Я широко улыбнулась:

— Это было одно из самых страшных, сложных и, тем не менее, захватывающих испытаний, которые когда-либо мне доводилось проходить.

Бен выглядел чрезвычайно довольным. Я подумала, что, возможно, увидела сейчас настоящего Бена Джемисона, человека, которому доставляет огромную радость, если кто-то другой смог извлечь пользу из его мудрости и щедрости. Это был один из аспектов его властной натуры, показавшийся мне очень трогательным. Я вспомнила сказанные им в Нью-Йорке слова насчет того, что уплаченные за меня деньги были своеобразной формой проявления покровительства. Может, все дело именно в этом? Ему необычайно нравится оказывать влияние на людей, которыми он восхищается. И Бен достаточно богат, чтобы себе это позволить.

Мы спустились с горы на фуникулере, купаясь в лучах полуденного солнца, начинавшего освещать живописный вид внизу: озеро в долине блестело, а река прокладывала себе путь сквозь покрытые льдом луга.

Пока мы ехали по рельефной местности, на которой располагалось поместье, Бен с мальчишеским энтузиазмом рассказывал о своих рыбачьих подвигах и пеших прогулках здесь летом. Природа и бескрайние просторы вокруг сделали его более раскованным.

Мы вернулись в его фантастический стеклянный дом, который, хоть и отапливался проходящими под полом трубами, нагревался также за счет растопленного в каждой комнате очага за каминной решеткой в стиле модерн. Снег за окном отбрасывал яркое сияние на светлую мебель, стоявшую в комнатах. Именно таким я представляла себе рай. Мне здесь очень нравилось. Впервые в жизни я испытывала наслаждение от безграничного безлюдного пространства за окном.

Я начала готовиться к заключительному представлению, но, поскольку оставалось еще около двух часов, сначала приняла душ, завернулась в одно из толстых махровых полотенец и прилегла на огромные замшевые подушки. Я умиротворенно смотрела на ландшафт, пока заходило солнце, и слушала, как потрескивали дрова в камине. Никогда в жизни я еще не была в таком сказочном месте. Мы находились далеко, очень далеко от мясозаготовительного района в Манхэттене или от лондонского Ист-Энда. Гладкая снежная поверхность была покрыта следами диких животных и птиц. И кругом царила полная тишина: огромное пространство заглатывало все звуки раньше, чем они успевали преодолеть расстояние в несколько метров. Физически я была опустошена, но это ощущение несколько отличалось от моральной усталости. Оно было гораздо приятнее.

— Эстер, просыпайся! — произнес Бен приглушенным голосом.

Я постепенно очнулась, чувствуя приятное тепло и спокойствие; должно быть, я какое-то время спала. В комнате уже стемнело, лишь отблеск снега за окном позволял различать силуэт Бена. В камине остались лишь тлеющие угли.

Бен опустился на диван и нагнулся ко мне. Когда я открыла глаза, он прошептал:

— Я наблюдал за тобой какое-то время.

Я взглянула на его лицо.

— И что ты увидел?

— Кого-то, кому надо почаще показываться из-за многочисленных масок.

— Что ты имеешь в виду?

— С твоего лица исчезли признаки беспокойства. Оно освободилось ото всех призраков. Фрэнсис, Викторина и Мари ушли. И я увидел чуть-чуть настоящей Эстер.

Я села и поморгала глазами. Я чувствовала его дыхание на своем лице. Затем Бен наклонился и осторожно поцеловал меня в щеку. Я не отвернулась, и его губы приблизились к моему рту. Они были теплыми и немного солеными, приятными на вкус.

Бен отклонился.

— Извини. — Он помолчал, переводя дыхание. — Я не смог устоять перед соблазном.

Я не ответила.

Бен поднялся и направился к выходу, но у двери повернулся и тихо произнес:

— Наверное, ты слишком устала для выступления. Я пойму, если…

— Ты что, хочешь отказаться от Юдифи? Не получится.

Он с облегчением вздохнул.

— Хорошо. Скажешь, когда будешь готова.

И дверь с негромким щелчком закрылась.

Я подумала, что Бен отлично подготовил почву для выступления Юдифи, и удивилась сама себе. Я не хочу этого мужчину, я даже не уверена, что он мне нравится. Но моя реакция на его поцелуй показала, насколько мне недоставало физической близости. С того дня, когда мы с Эйданом в последний раз были в нашей квартире в Сохо, прошла всего неделя, но она показалась мне годом. Я скучала по Эйдану, мне не хватало его прикосновений. Я вдруг осознала, что ни по кому так не тосковала, но, может, между нами существует слишком много преград; возможно, я никогда не смогу доверять ему полностью.

Всего через день мы с Эйданом вдвоем полетим домой в Лондон, снова будем вместе, подальше от Нью-Йорка с его событиями и впечатлениями. Мы сможем обсудить его сделку с Вейцем. Она должна принести хорошие результаты, — до тех пор пока мы будем жить в Лондоне, конечно. В конце концов, дело не только в деньгах. Если часть полученных от аукциона денег будет направлена на реализацию моего следующего проекта, это тоже неплохо. Возможно, я буду рада иметь такого покровителя, как Бен. До тех пор пока мы будем воздерживаться от секса. Все станет слишком запутанным, если я буду спать и со своим агентом, и со спонсором.

Успокаивая себя тем, что Бен обязательно предотвратит катастрофу, я встала с подушек и решила начать подготовку. Если я буду вести себя благоразумно еще двадцать четыре часа, все закончится хорошо. Потом я вспомнила: Бен заполнил анкету. Я взяла ноутбук, включила его и с любопытством принялась читать:

— Ваш любимый запах?

— Запах хвойного леса среди снегов.

— Ваше любимое слово?

— «Джульетта».

— Ваше любимое путешествие?

— Это.

— Когда и где вы были наиболее счастливы?

— Где угодно и когда угодно до десяти лет.

— Какой фразой вы склонны злоупотреблять?

— «Не бросайте трубку».

— Какая черта характера вам больше всего в себе не нравится?

— Неумение влюбляться.

— Какая черта характера вам больше всего не нравится в других?

— Когда не замечают меня за моими деньгами.

— Как часто вы занимаетесь сексом?

— По мере желания.

— Что является вашей самой ценной вещью?

— Обручальное кольцо моей матери.

— Что может заставить вас не спать ночью?

— Клиенты.

— Что вы всегда возите с собой?

— Мобильный телефон, бумажник, фотографии.

— Как бы вы хотели умереть?

— Здоровым, в восемьдесят девять лет, под лавиной.

— Каким бы вы хотели запомниться?

— Великодушным.

Вряд ли это можно было назвать ответами того человека, каким я представляла своего владельца. Я была заинтригована. Что же произошло с ним в детстве? И кто такая, интересно, Джульетта?

Я внимательно осмотрелась. По крайней мере, нужно признать, что в этой комнате снимать технически невозможно. Я достала завернутый в муслин костюм и положила его на кровать. Я расстелила материю — длинное, похожее на кимоно платье с розовыми, зелеными и оранжевыми завитушками, прошитое золотой нитью, которое будет скрывать крошечное, соблазнительное нижнее платьице. Я надела костюм, завязала верхние тесемки и с удовлетворением отметила, что являю собой воплощение скромности. Затем я надела парик из длинных черных вьющихся волос. Дом Диора приготовил мне особый тональный крем, благодаря которому моя кожа приобретала чувственный блеск. Я наложила его на лицо, шею и грудь. Потом добавила одну черную родинку под левым глазом, подкрасила темным цветом брови, а губы — помадой неестественного огненно-кирпичного оттенка. Я наклеила красные искусственные ногти, напоминающие когти дикой птицы, надела на шею инкрустированное золотое колье и многочисленные, сделанные из стекляруса браслеты — на запястья. Под тяжестью украшений я чувствовала себя как в кольчуге, словно готовилась к бою.