Кривич

   -Даже так. Что еще тебе сказал скотий бог?

   -Сказал, что последнее сражение в этой войне случится двадцать второго июля, потом мир. Мы уйдем к себе на Русь.

   -Оставим Болгарию грекам?

   -Да.

   -До назначенного числа, еще не один ромей успеет лечь под эти стены. - Сменил тему. - Уверен, что тебе хватит двух сотен?

   -Уверен. Мой вороп справится.

   -Тогда делай что задумал. Иди, не держу.

   В сумерках от берега, с тихим, почти неслышным плеском, отплывали люди. Их тела были вымазаны растворенной в оливковом масле сажей, сливались с береговой полосой. Один за другим они исчезали в водах Дуная. Сумерки, время гораздо опаснее дня или ночи. Человеческое зрение в этот промежуток времени находится на границе смены света и тьмы, видимость замыливается, зрение становится ненадежным.

   Олесь выбрал проход между двух хеландий, стоявших в цепи по всему Дунайскому фарватеру. В отличие от других кораблей, эти были не такими уж и огромными, а значит и судовой дружины на них существенно меньше. Теплые воды Дуная ласково обволакивали скользкие тела, людям приходилось бороться с довольно сильным течением реки.

   В свое время Горбылю пришлось здорово потрудиться, заставив своих диверсантов преодолеть страх перед речной нежитью, научить их хорошо плавать против течения реки. Сейчас это все сгодилось, востребовались навыки, полученные на реке Псел. На тела плывущих людей были надеты только разгрузочные жилеты да полоски материи, скрывающие гениталии, чтоб мужское хозяйство не "звенело", раскачиваясь из стороны в сторону, когда люди окажутся на палубах насадов. В руке у каждого диверсанта был зажат лишь боевой нож, за спиной, короткий арбалет в чехле с пятью болтами в нем.

   Преодолев немалое расстояние, счастливо миновав места водоворотов, наворопники подплыли к довольно высоким бортам кораблей. Облепив их деревянные "тела", замерли, прислушиваясь к голосам моряков и рабов прикованных к веслам, отдыхали, восстанавливая дыхание и силы. Ночь уже полностью вступившая в свои права, еще не всех погрузила в объятия Морфея. Приходилось ждать, определяя наиболее подходящие места для штурма хеландий. Остывающие тела подавали сигналы к действию. Наконец наверху постепенно все успокоились, слышались лишь тихий говор часовых на корме, мерное расхаживание по палубе, да плеск наползающих на борта волн, присутствие не спящего на носу судна. Кто-то бодрствовал на верхней палубе, прохаживаясь по освещенному светильниками пространству.

   "Пора", - решил Олесь, жестом подал приказ на "штурм" хеландии.

   Работая "двойками", помогая друг другу вскарабкаться на корабли, диверсанты попали на нижнюю палубу. В одно мгновение уничтожены часовые. Босыми ногами, мимо банок с гребцами, протопали к корме. Если кто-то из спящих рабов просыпался, безжалостно закалывали его, чтоб ненароком не поднял тревогу. В кормовой части вырезали спящих стратиотов, даровав им легкую смерть во сне. На верхней палубе пришлось повозиться, уж больно много солдат там было. В ход пошли ножи, метательные звезды и даже арбалеты. Корабль зачистили практически в тишине. Тела греков оставили на тех же местах, где они приняли смерть. Шума на второй хеландии Олесь тоже не наблюдал.

   Выждав какое-то время, Олесь, забрав плащ у мертвого стратиота, прикрывшись, светильником просигналил на берег требование переходить к следующей фазе операции. С борта насада наблюдал, как в створ хеландий прошли ладьи и лодки с кривичами. Теперь оставалось только ждать. Его бойцы, спустившись на нижнюю палубу, контролировали спящих рабов.

   - Олесь, - Нечай приблизился вплотную к командиру. - Может зачистим и соседний насад?

   - С ума сошел? Отморозок. Иди, наблюдай за "соседом". Пока все тихо, ожидаем. Не гневи богов.

   Ночную тишину нарушал плеск играющей рыбы. Лунная дорожка протянулась по водной глади. На соседнем, стоящем метров за семьдесят от хеландии корабле, византиец охранник подойдя к борту, шумно помочился в воду.

   "Скотина безрогая!", - подумал о нем Олесь.

   Спустился на нижнюю палубу, тенью проскользнул между банок с рабами, проверяя готовность своих людей при необходимости быстро прекратить любой шум. Только сейчас почувствовал вонь, исходившую от людей в лохмотьях, запах нечистот, въевшийся в дерево палубных досок. Снова поднялся наверх, перенес внимание на противоположный от крепости берег, пытаясь рассмотреть, что происходит за лесом прибрежного камыша.

   "Небо-то как вызвездило. Слишком ночь светла, как бы ненароком, как говорит батя, все большим женским прибором не накрылось. Помогайте нам боги родовые!".

   Словно услыхав обращение к себе своего родовича, ветер с севера пригнал стадо плотных облаков, закрывших свет бледной луны, нарушив световой отблеск дорожки на воде, прикрыв далекое мерцание звезд.

   "Спасибо за то, что в трудный час помогли внукам своим!".

   Олесь наконец-то разглядел выплывший из ночного сумрака нос первой ладьи, услышал тихий плеск весел.

   "Кажись дело пошло!", - восторженно подумал он.

   Легкие лодьи и лодки кильватерным строем в свободном створе проплывали мимо хеландий. Олесь, свесившись по пояс с палубы, вглядывался в лица родовичей на проплывающих насадах. Заметил, как на одной из последних лодок Ратмир, встав в полный рост, прямо в створе, осветив себя, указал знаком окончание операции. Выждав время, чтоб плеск весел смолк, Олесь подошел к бортовому светильнику, отсигналил Павлу, старшему второй команды.

   - Нечай, по-тихому буди рабов, поднимайте якоря идем к берегу. Скажи хлопцам, нехай стараются тишину не рушить.

   - Есть!

   - Гавран, становись к кормовому веслу. Все корабельные светильники потушить, - глухим голосом, почти шепотом, распоряжался Олесь.

   В кромешной темноте оба византийских корабля сделали первые гребки по воде, и Дунай проснулся, осветился факелами на палубах других кораблей, вспучился беготней, выкриками команд и ругани.

   До Доростольского берега подать рукой. Уже не маскируясь, не пытаясь сохранить остатки тишины над рекой, Олесь в полный голос заорал:

   - Ходу-у! Наддай рабам по тыквам, прибавь ход!

   Привычные к гребле рабы, почувствовав ветер смерти над головой, навалились на весла, гул и гудеж наполнил нижние палубы хеландий:

   - Гув-гу! - поднимались и опускались весла. - Гув-гу! Гув-гу! - корабли набирали силу хода, увеличивая скорость.

   - Хорошо-о! Прибавь еще! - послышался Пашкин голос из темноты.

   Оба судна на большой скорости шли на сближение с берегом, с разгона влетели на мелководье, прочно застопарились в грязи и песке берегового мула под днищем.

   - Разбивай смыки на рабах! - распорядился Павел, и сам одним из первых подскочив с металлическим прутом-ломиком к запорному замку, за одно мгновение своротил его. Поползли цепи по проушинам, освобождая связующие колодки на ногах.

   - В воду! В воду и бегом на берег!

   Следующий запор, следующий, еще, еще. С нижних палуб насадов, выпрыгивали на речное мелководье оборванные, грязные, вонючие люди, еще мгновение назад бывшие рабами. Выпрыгивали и бежали в сторону крепостных стен, рассеивая тучи брызг из-под ног.

   Диверсанты покидали оба судна, оставляя на них только тела судовых команд и морских пехотинцев императора. Из цепи боевых кораблей вырвались огненные кометы пресловутого греческого огня, прицельно метко угодили в обе хеландии, поджигая их. В сумерках утра, распугивая туман над водой, недалеко от береговой черты еще долго полыхали два костра, бывшие не так давно кораблями греческой эскадры.

   А, еще ночью, на берегу, Святослав с гриднями и старшиной, с Монзыревым и остатками его дружины, проведя нелегкое время ожидания, встречали кривичей, прорвавшихся через реку.

   Обняв юношу, князь пытливо заглянул ему в лицо.