Страница 8 из 12
— Рубашка у вас красивая, — сказала Аля, морща нос.
Лутовкин был польщен.
— М-да? — сказал он, просияв, и потрогал кармашки. — Может быть, на ты перейдем… по такому случаю?
— Давай перейдем, — согласилась Аля. — Он что, действительно доцент, твой приятель?
— Нет, — недовольно ответил Лутовкин. — А какое это имеет значение… скажем, для нас с тобой?
— Ну, как же, — сказала Аля. — Никому не расскажешь, что у тебя знакомый доцент: пальцами будут показывать. Вот, скажут, путается со всякой швалью.
Лутовкин насупился.
— Между прочим, этот человек здесь случайно, — промолвил он. — И, по-видимому, не вернется.
— Вернется, — морща нос, ответила Аля.
Тут в кухню осторожно заглянули Олег и Женя.
— Стало как будто просторнее, — жизнерадостно сказал Олег, — или мне показалось?
— Все свои, — с гордостью ответил Лутовкин. — Без возвращенцев.
— Как же это тебе удалось?
— Братишка у него смышленый, — охотно пояснил Лутовкин. — Теперь не выпустит. Но, говорит, если вы мне его подпоили, приду кости ломать.
— Он такой, — подтвердил Олег. — Я его руку знаю.
— А что мы, собственно, теснимся в подсобном помещении? — проговорил Лутовкин и встал. — Пожалуйте к столу.
11
В большой комнате уютно горел торшер, шторы были плотно задернуты, на столе, кроме багульника, коньяка и «Сахры», расставлены были тарелки с бутербродами и вскрытыми консервными банками. Имелся даже аккуратно нарезанный вареный язык.
— Как много всего! — пропела Женя. — И откуда берётся?
— Однако приборчиков пять, — сказал Олег.
— Камуфляж, камуфляж, — радостно ответил Лутовкин. — Видимость плюрализма.
Расселись: Борис и Аля справа, Олег и Женя слева.
— И плащик оставил, — заметил Олег, оглянувшись. — А может, все-таки подождать?
— Исключено, — заверил Лутовкин. — Хотя…
Он трагически посмотрел на Алю.
— Хотя высказывались и другие мнения.
Запрокинув голову, Аля захохотала. У нее были прекрасные зубы.
— Что с тобой, радость моя? — спросила Женя.
— Ничего, сейчас пройдет, — сказал Олег. — Это у нее от плюрализма.
Однако Аля продолжала смеяться.
— Аленька, — капризно проговорил Лутовкин, — может, поделишься с нами? Вместе и посмеемся.
— Глажы, — сказала Аля сквозь смех.
— Не понял. — Лутовкин самолюбиво поджал губы.
— У тебя желтые бесстыжие глажы, — смеясь, пояснила Аля.
— Тем более не понимаю. — Лутовкин обиделся. — Я же не обсуждаю твои дефекты…
— А у меня их нет, — сказала Аля.
— Девушка, ты распоясалась, — строго заметила Женя. — Тебя, оказывается, в приличный дом нельзя привести.
Олег постучал вилкой о бутылку, требуя тишины. Тишина воцарилась.
— Ну, что ж, друзья и примкнувшие к ним подруги, — сказал Олег значительным голосом. — Мы долго ждали этой минуты и наконец дождались. Но радоваться я не вижу причины: от нас ушел последний, можно сказать, хороший человек…
— Да будет пухом земля… — перебил его Лутовкин.
— Я не туда хотел, — недовольно сказал Олег.
— А я туда! — вскричал Лутовкин. — Да будет пухом земля под его нетвердыми шагами! Выпьем за наивных людей.
— Все мы были когда-то наивными… — сказала Женя и с удовольствием выпила «Сахры». — Люблю сладкие вина, — добавила она, облизывая губы.
— Да и сейчас временами, — Лутовкин посмотрел на Алю со значением, — как идиоты, верим во что-то хорошее; ждем чего-то, надеемся: вдруг обломится…
Аля снова захохотала.
И в эту минуту зашипел дверной звонок.
— Обломилось, — язвительно проговорила Женя.
— Главное для здоровья что? — сказал Олег и предусмотрительно выпил. — Главное — не прерывать акта.
Лутовкин сидел вполоборота к двери и терзал свою бороду пальцами.
Тишина, снова звонок.
— Боря, не открывай, — сказала Женя. — У нас инвентаризация.
— Ну, нет, — возразил Олег. — Мы так не можем. Как не открыть властям, ты что? Верно, Бабурин?
— Ай, помолчите, — грубо сказал Лутовкин.
Он напряженно прислушивался.
— Нет, вроде бы пронесло.
Но тут снова зажужжал зуммер, и лицо Лутовкина исказилось.
— С-сучий настырник, — сказал он, встал и вышел в прихожую.
— Может, хозяйка? — предположила Аля и наморщила нос. — Как ее, кстати, зовут?
— Кстати Надежда, — сказал Олег. — Нет, у Надежды особый звонок, я знаю. Вот так: тилинь-дилинь, тилинь-дилинь…
— Ты что раззвонился? — одернула его Женя. — Вон… — она кивнула на Алю, — из-за нее всё. Сидит и радуется.
— Я радуюсь, а ты злишься, — весело ответила Аля. — Каждому своё.
Олег между тем неторопливо ел.
— Женечка, — сказал он жуя, — надо уметь перестраиваться. На твоих глазах создается новое соотношение сил…
12
Сева ворвался в комнату запыхавшийся, возбужденный. Пиджак его дымился от сырости. На сей раз он не разулся при входе, но брюки его и ботинки были достаточно чисты.
— Черт, ну и дождь пролился! — сказал он. — Прямо как летом.
— Садись, дорогой, — дожевывая, пробормотал Олег. — Заждались, честное слово.
Сева хотел усесться на свободное место во главе стола, но разъяренный Лутовкин схватил его за рукав.
— Не сюда! — рявкнул он. — Протокола не знаешь?
Он усадил Севу рядом с Альбиной, демонстративно сдвинул их стулья, поставил Севе чистый прибор. Перекинув через руку полотенце, а другую руку заведя за спину, налил ему вина. Щелкнул каблуками, согнулся в поклоне.
— Что еще прикажете? — склонив голову к плечу, прошипел он. — Язычок свеженький рекомендую-с. Только что вырвали из пасти скота.
— Да будет тебе, угомонись, — сказал Сева и отвернулся, как будто от Лутовкина плохо пахло.
— Слушаю-с. — Лутовкин, пятясь, отошел.
— Ну, какие новости принесли? — спросила Севу Альбина.
— У подъезда дерутся, — ответил Сева, старательно подбирая себе закуску. — Но без ножей.
— Славно-то как! — посмеиваясь, сказала Альбина.
— Есть предложение возобновить тост, — сказал Олег, когда Лутовкин уселся на председательское место. — Пьем за наивных людей. Ибо это они делают мир…
— Таким продувным, — заключил Лутовкин.
Он выпил, никого не дожидаясь, и мрачно потянулся за сайрой.
— Ну, нет, — возразил Сева. — Быть может, я чего-то не понимаю, но мы справляем день рождения. Предлагаю тост за девушек апреля, за их весеннее счастье.
— Как будто счастье может быть зимнее, — сварливо сказала Женя. — Счастье — это счастье.
— А что такое счастье, радость моя? — поинтересовался Олег. — Извини за лимитский вопрос.
— От лимиты слышу, — не задумываясь, ответила Женя. — Мы и про счастье могём. Счастье — это когда у тебя есть всё, что есть у других. И когда ты можешь делать всё, что позволяют себе другие.
— Интересно, — пробурчал Лутовкин, копаясь вилкой в консервной банке, — интересно, что позволяют себе в данный момент дети Рокфеллера.
— При чем тут дети Рокфеллера? — вскинулась Женя.
— А при том, — отвечал Лутовкин, — что с такой программой не видать тебе счастья, как своих ушей.
— Ответ не засчитан, — резюмировал Олег. — Передаю микрофон имениннице.
— Что за детские игры, — сказала Альбина. — Ты на своей барже массовиком, наверно, работаешь?
— Бывает, что и клоуном, — беззлобно ответил Олег. — Что делать, если пассажиры сидят, как проглоченные. Так будешь отвечать или нет?
— Пожалуйста, — сказала Альбина. — Нудить так нудить. Счастье — это когда у тебя есть то, чего нет у других. И когда ты можешь позволить себе то, чего не могут другие.
— Между прочим, — проговорил Лутовкин, — у нас по району гуляет маньяк. Отлавливает девиц и убивает их шилом. Может себе позволить.
— Глупо, — сказала Альбина и пренебрежительно дернула плечом.
— Ответ не засчитывается, — заключил Олег. — Что скажут доценты?