Страница 7 из 17
К родителям я тебя сопровожу,
Вернусь на Бермуды лежать на пляжу,
Коктейли хуячить, Нунахер любить,
Коктейль "Секс на пляже" чтоб в жизнь воплотить".
Что ж - наш Эухеньо расстроился очень,
Но виду не подал, поплакал лишь ночью.
Наутро они собрались улетать
И Пикассо арт-объект испытать.
Наш Эухеньо был мрачен совсем.
Он понял: французский распался тандем.
В тиши автожир океан пролетел
И в Мексике грустно и медленно сел.
В глазу Эухеньо блестела слеза.
Бояну он очень печально сказал:
Нет, никогда...
Нет - и пусть пройдут года -
Никогда не забыть
Мне тебя и наш с тобой полет...
Грустить не входило в великие планы
Пилота Шарикописало Бояна.
Пиафский мотив к сердцу не возлежал,
И Шарикописало напевно сказал:
Мой Похуеску, мой Эухеньо,
Ради Бога не грусти.
Ты посещай нас на день рождения
И маму с папой посети.
Вздохнул Эухеньо, Бояна обнял,
Стремглав развернулся и вдаль убежал.
Боян в автожир погрузился, взлетел,
И через часок небосвод опустел.
***
И вновь Похуеску остался один.
Подумал: "Шарикописало-то, блин!
Оставил меня он совсем одного.
Но, может, найдется причина того?
Может, со мною чего-то не так?
Вдруг я зануда иль, может, ай сак?
Может, я чем-то обидел его?
Может, убогое я существо,
И невозможно со мною дружить?
Родителей что ли об этом спросить?"
За этими мыслями наш Эухеньо
Шел, как сомнамбула, как привиденье.
И вот, в Акапулько он вскоре пришел
И приключение на жопу нашел. ══
***
Читатель! Я знаю, тебе интересно:
Г. Акапулько - опасное место.
Там 169 убийств ежегодно,
Разбой - это круто, грабеж - это модно.
Брел наш Эухеньо по калле Эндевор,
Где воровства ощутил он шедевр.
Двое парней показались вдали
И из дали к Эухеньо пришли.
Молча достав из кармана калаш,
Один сообщил: "Ты сейчас нам отдашь
Все, что в карманах лежит, и плащ свой,
И скажешь спасибо еще, что живой".
Сказал Эухеньо: "Что ж, я бы и рад,
Да только мой плащ - небогатый наряд, ══
И денег я напрочь, ребята, лишен
И в самое сердце судьбой уязвлен.
Покинул меня самый преданный друг,
Еще пережил я ужасный недуг,
Цыгане не приняли в табор, увы,
Не стал другом я и вампирской братвы,
Когда с горя я посетил гей-парад,
Ни один пидор там не был мне рад, ══
Едва я подрос, меня бросила мать,
Всю жизнь все старались меня избегать.
Не знаю, в чем дело: пусть я не красив,
Зато я умен и со всеми учтив,
Открыт я к общению, к новым друзьям,
Готов первый шаг всегда сделать я сам,
Однако никто не желает дружить
Со мной, и не знаю я, как с этим жить.
По жизни я вроде чувак не тупой,
Возможно, конечно, не очень крутой.
Я думал частенько: ну что же не так?
И вот, отнимают последний пиджак.
Пойду в Рио Гранде скорей утоплюсь -
Все лучше, чем к матери голый явлюсь.
Летел я к ней долго через океан,
Серьезный в пути пережил ураган,
И похуй теперь мне, поверьте, ворье.
Возьмите скорее мой плащ и белье!"
Преступники грозно глядели сперва,
Но проняли их Эухеньо слова.
К концу его речи один был в слезах,
И трясся калаш у другого в руках.
Первый сказал: "Меня бросила мать,
И начал тогда я людей ограблять,
Душой очерствел, стал жестоким козлом,
Нормальную жизнь променял на бухло!"
Молвил второй: "Ну а я педераст,
Чем был удручен - и украл контрабас.
Пойду я его музыкантам верну,
Окщусь и на мир по-другому взгляну".
И хором сказали они Эухеньо:
"Спасибо за помощь при перерождении!
Оставь себе плащ и, конечно, белье,
Возьми мое пончо, сомбреро мое.
Еще мы подарим тебе инструмент.
Поверь, это просто бесценный презент.
Ты сможешь признание в народе найти,
Играя на площади после шести".
Отдав ему пончо, сомбреро, гитару,
Бандиты достали большие сигары
И, их закурив, удалились в закат
И песню запели. Мотив был пиздат.
Знаком он тебе, мой читатель, поверь.
Услышав его, стих пишу я, как зверь:
Мы заведем себе и кол, и двор,
Пойдем Энрике выплатим налоги.
Калаш не нужен, больше я не вор,
Романтик я, но не с большой дороги.
Мы желаем жить - эх! - по-другому,
Мы желаем жить - эх! - по-другому.
Больше не лентяи,
Чао, жизнь блатная!
Тем, кто дружен, не страшны тревоги!
И в этот момент поглотил их закат,
И стал Эухеньо гитарой богат.
Совету бандитов он сразу же внял:
На площадь пошел и тотчас заиграл.
Он вскоре собрал небольшую толпу.
Послушать его собрались: лилипут,
Старушка, алкаш, аллигатор и кот,
Колдун деревенский и дама в трико.
Сказал лилипут: "Как он классно поет!"
Мяукнув, согласие выразил кот.
"Играет хуево", - сказала старушка.
"Но очень душевно", - заметил пьянчужка.
И лишь аллигатор устало зевнул
И жопу к Эухеньо свою повернул.
А дама сказала: "Как славно поет!
Как жаль, что мотивчик с проглотом сосет".
Колдун зашептал себе что-то под нос
И палец кривой к Эухеньо поднес.
Магическим светом его обдало
От ног до макушки, включая ебло.
И тут зазвучал из гитары соляк -
Крутое музлишко, а вовсе не шлак:
Один я скитался по свету,
Никто меня не любил.
Однажды гитару эту
Прохожий мне подарил.
Когда он меня увидел,
Он изменился в лице
И стал совсем безобиден
И опустил прицел.
Акапулько-ай-яй-яй-яй...
В краю достичтимых мексов
Прохожий бандитом был,
Работал с другом совместно,
А друг тот мужчин любил.
И очень они страдали,
Хотели меня пристрелить,
Однако речам моим вняли
И честно решили жить. ═
Акапулько-ай-яй-яй-яй...
Аплодисмент Эухеньо сорвал,
А также собрал небольшой капитал.
На следующий день он поехал в гастроль.
Унял ненадолго сердечную боль.
Везде принимали его на ура.
Шампанское употреблял он с утра,
Фанатов он в номер к себе приглашал
И там дополнительно их ублажал.
И вот заработал он много бабла,
Но знал, что бабло не спасает от зла.
Думал Эухеньо: "Теперь я богат,
С мужчинами часто имею приват,
Но все ж я лишен настоящей любви.
И пусть популярен я и даровит,
Мне кажется, что-то со мною не то.
Быть может, родители скажут мне что".
Закончил свою Эухеньо гастроль,
Фанатам раздал дорогой алкоголь,
Гитару слегка на хую повертел,
Купил билет в Мехико и улетел.
***
Тако с буритто, пивко с халапеньо
Сожрал в самолете наш Эухеньо.
К пище такой он совсем не привык -
От острого вспух у вампира язык.
Сходя с самолета, он сильно страдал,
Опухший язык меж клыками торчал.
Таксисту он адрес не смог объяснить -
Пришлось до родителей пехом пилить.
Путь занял ни много ни мало три дня.
На третий героя ждала западня.