Страница 3 из 70
— Кыкэ! — в один голос воскликнули женщины.
— Это я, — громко сказал Армагиргин, и все тотчас узнали не только его голос, но и его самого.
Армагиргин оглядел женщин и, задержав взгляд на Милюнэ, произнес:
— Раулена да Милюнэ — родичи пушистых грызунов…
Трудно было уразуметь, какой таинственный смысл крылся в этом выражении, и обитатели яранги промолчали.
— Откуда у тебя чайная бумага? — подозрительно спросил Армагиргин. — Чая в стойбище нет, опивки старые заваривают.
— Милюнэ немного принесла, — ответил Теневиль.
— Можем угостить, — услужливо сказала Раулена, — только что заварила.
Армагиргин принял из рук Раулены большую фарфоровую чашку, оплетенную проволокой, чтобы не развалилась на куски, и шумно втянул в себя пахучий напиток.
Милюнэ ловила на себе цепкий, будто царапающий взгляд Армагиргина и с тоской понимала значение его жадных, ищущих глаз.
Армагиргин пил чай, оглядывал чоттагин со скудной утварью и все же чувствовал нечто вроде зависти к Теневилю. Он дивился этому чувству: ну чего же завидовать тому, у которого ничего нет?
Армагиргин поставил опорожненную чашку.
— Однако что будешь делать с женщиной? — спросил он.
— Пусть живет у меня, — сказал Теневиль.
— Второй женой берешь? — усмехнулся Армагиргин.
— Рад был бы, но пуста моя яранга, оленей своих не имею, — ответил Теневиль.
— Об этом я и толкую тебе, — сказал Армагиргин. — Что зря женщине пропадать? Пусть перебирается в мою ярангу… Будет мне новой женой…
Женщина молчала, и в это мгновение она и впрямь напоминала испуганного, затравленного волком зайчонка.
— Такое счастье приходит человеку не каждый день, — продолжал Армагиргин, чуя невысказанное сопротивление и неодобрение и со стороны Теневиля. — Войдя в мою ярангу, ты сделаешь своего родича Теневиля и моим родственником. Появятся у него олени, станет он владельцем стада, и никто его не будет больше попрекать бедностью… Торговать будет с Черепаком, а может, даже и самим Малковым, много у него будет бумаги от чайных и табачных оберток для забавы… — Армагиргин не сдержался и сам усмехнулся своей речи. — Ну, что молчишь?
Милюнэ заплакала. Он встал, подошел к девушке и положил ей руку на плечо.
— Поплачь, поплачь, это бывает, — ласково произнес Армагиргин. — Так было и с первой моей женой, и со второй, Гуваной. — Армагиргин поправил на поясе кортик и попросил еще чаю.
Пока он пил, Милюнэ всхлипывала все громче и громче, заставив насторожиться спящих в чоттагине собак.
— Теневиль, не отдавай меня этому старику… Не хочу к нему… Буду тебе верной рабой, лучше ты меня возьми себе второй женой…
Армагиргин был так удивлен, что даже отставил чашку с чаем и повернул голову в сторону девушки.
— Неразумное говоришь, — увещевая, заметил он. — Теневиль еле себя с женой может прокормить, на что ты ему — второй женой?
— Теневиль, что ты молчишь? — услышал Теневиль голос жены.
Слушая разговор, Теневиль видел, как дрожала Милюнэ всем телом, напоминая испуганного звереныша, и жалость охватила его.
Он решительно встал между Милюнэ и Армагиргином.
Армагиргин, не ожидавший такого, удивленно посмотрел на пастуха.
— Видно, ты весь свой разум потратил на пустое придумывание значков. Идем, женщина!
— Она не пойдет, — повторил Теневиль.
Он старался говорить спокойно, пряча свой гнев. Еще сегодня утром он и думать не посмел бы так разговаривать с хозяином стойбища.
— Ах ты безоленный мышеед! — закричал Армагиргин. — Да я тебя выгоню из моего стойбища, и пропадешь ты с голоду и холоду в тундре! Мэркырчгыргын![4]
— Мэй! Мэй! — послышалось снаружи яранги. — Черепак приехал!
Армагиргин сгреб со стены яранги вывешенную для просушки камлейку[5] Теневиля, торопливо напялил на себя и выскочил из яранги.
— Худо нам теперь будет, — пробормотал Теневиль. — Хозяин обиду хорошо помнит… И тебя все равно не оставит в покое.
— Что же делать? — тихо спросила Милюнэ.
— Уезжай отсюда, если и вправду не хочешь становиться третьей женой Армагиргина.
— Куда ехать?
— В Мариинский пост, — ответил Теневиль. — Там много народу. Живут не больно богато, но еда всегда есть. На прибрежной тундре поставил года три назад ярангу мой двоюродный брат Тымнэро.
Милюнэ в знак согласия низко наклонила голову.
Модест Черепахин торговал с чукчами просто и понятно: осенью он получал закупленные во Владивостоке и в Номе товары и тут же раздавал тундровым чукчам и береговым рыбакам в кредит. В несколько дней Модест Черепахин избавлялся от своих товаров и, посмеиваясь, смотрел, как купец первой гильдии Малков утеплял свои склады, нанимал сторожей, заводил какие-то специальные договоры-обязательства. Конечно, у Малкова размах поболее, чем у Черепахина, однако же фельдшер в иные годы прибыли брал куда гуще, нежели купец. Черепахин завел отличную собачью упряжку, нанял в каюры Ивашку Рольтыта. Куда бы ни приехал Черепахин — повсюду у него были должники, повсюду он чувствовал себя не столько желанным гостем, сколько хозяином.
Свободными от долгов были несколько владельцев стад, таких, как Армагиргин.
Черепахин уже был здесь в пору долгих зимних ночей, забрал пушнину и умчался на быстроходных собаках обратно в Марково.
Нынешний его приезд был неурочен, и Армагиргин издали пытливо разглядывал упряжку и ее хозяина в полосатой яркой матерчатой камлейке, стоящего возле собак и груженой нарты.
— Здорово, ваше величество! — крикнул еще издали Черепахин.
Армагиргин с годами начал понимать, что в таком обращении более насмешки, нежели уважительности, но уже привык, и в ответ, как это водилось, задал обычный свой вопрос:
— Как поживает мой брат Николай?
— Худо с твоим братом, — мрачно отвечал Черепахин.
— Заболел? — с сочувствием спросил Армагиргин.
— Хуже…
Армагиргин вспомнил разговоры о большой драке между тангитанами.
— На войне погиб?
— Если бы так, — с прежней мрачностью процедил сквозь зубы Черепахин. — Скинули царя, нету его больше у российского народа…
— Как — скинули? — растерянно пробормотал Армагиргин. — Кто же осмелился?
Армагиргин почему-то представлял Солнечного владыку, российского царя, восседающим на высоком золоченом сиденье.
— Что же будет? Как вы, русские, будете жить без власти? Это мы, чукчи, привыкли вольно, а вы?
— Нынче и у нас будет воля, народная власть, — туманно пояснил Черепахин.
Армагиргин никак не мог уразуметь новость.
— Бедный мой брат! — сочувственно произнес Армагиргин и с удивлением ощутил, как по его щеке покатилась слезинка.
Глава вторая
Пост Ново-Мариинск (старое название города Анадыря), являвшийся центром всей Анадырской округи, насчитывал несколько десятков построек. Население поселка в основном было русское. Но проживало также несколько десятков семей чукчей, чуванцев, камчадалов, занимавшихся главным образом охотой, рыбной ловлей, каюрством — извозом…
Две высокие металлические мачты придали облику Ново-Мариинского поста новый вид. И откуда бы ни приближался путник — с верховьев ли реки, с моря или из-за одинокого скалистого острова Алюмка, торчащего посредине лимана, он видел эти ажурные мачты, вознесенные в небо, еще более подчеркивающие убожество анадырских жилищ.
Поселение разделяла тундровая речка Казачка, берущая начало у подножия горы Святого Дионисия к югу от Анадырского лимана.
Радиомачты были поставлены Российско-американской компанией по сооружению всемирной телеграфной линии через Америку, Берингов пролив, Азию — в Европу. После успешной прокладки подводного кабеля по дну Атлантического океана надобность в постройке трансазиатской телеграфной линии отпала, но в память об этом кое-где остались вот такие мачты.
4
Чукотское ругательство.
5
Верхний балахон из ткани или оленьей замши для защиты от снега меховой одежды.