Призраки Припяти

Через несколько минут, выслушав воцарившуюся в доме тишину, прерываемую разве что потрескиваниями, доносившимися из кучи обломков в углу, в дверь вошли трое. Один сразу бросился к старику и носком сапога оттолкнул от него как можно дальше двустволку, двое других остановились у входа, не обращая внимания на разруху и бесчувственного тело. Они остервенело переругивались.

— Урод! — заорал грузный высокий мужчина, показывая крупным пальцем в сторону лежавшего без сознания старика. — Я же говорил: живым брать!

— Он Сливу ранил, — кричал в ответ второй, молодой низкорослый мужчина с залихватски закрученными усами. — Я своего человека какому то вшивому дедуле не дам! Мне люди тоже не даром даются, я их не из канавы достаю! Обучаю, кормлю! А из-за этого Слива теперь может никогда и годным больше не будет. Ты мне, Шеф, еще за Сливу всю долю выплатишь!

— Да пошел ты со своими деньгами, коммерсант хренов! Командир нашелся! Я тебе вообще ничего не заплачу. Платят за работу, а это детский сад! Это не работа, подрывник-дебил! Я обещал вам деньги за живого старика и его щенка, а не за дохлый труп!

— Да кто знать мог, что он слабый такой?! — взвился командир налетчиков. — Я самолично уменьшил начинку, его несильно хлопнуть должно было.

— Старик жив еще, — осторожно вклинился в разговор первый, вошедший в дом.

— И будет жить?! — внезапно заинтересовался Шеф.

— Не будет, — хмыкнул первый. — Хребтину он себе поломал по старости лет, похоже, и башку пробил. У них кости слабы, у дедов этих. Наверное, и не очнется уже.

— Мне этот дед живым был нужен! — снова заорал Шеф на командира. — А теперь вон в луже крови так живописно валяется! Уменьшал он! Не уменьшал — чхать я хотел. Я тебе задание дал, ты его провалил как сопляк! Тоже мне, служба военной безопасности! Тебе сопельки не утереть?!

С этими словами мужчина внезапно очень точным движением выхватил из подмышечной кобуры семимиллиметровый ПСС и, не задумываясь, выстрелил командиру в ногу. Пистолет выпустил пулю почти бесшумно, только щелкнул затвор, и командир свалился как подкошенный. Стихшие было стоны первого раненного, подхватил второй.

— И ни хрена ты не получишь! — наступив ботинком на руку раненного, который тащил с пояса Макаров, процедил сквозь плотно стиснутые зубы Шеф. — Вот как работать надо было. Тихо и точно!

Он нагнулся, вырвав оружие из ослабевших рук, и, сунув его в карман куртки, подошел к старику, из-под которого по полу медленно растекалась черная, густая лужа.

— Что-то сделать, Назур? — поднимаясь, спросил первый. Он был худощав и бледен, на его резко очерченных скулах выступил нездоровый румянец испуга.

— Дом обыскать. Просмотреть все записи, если имеются. Сопляка найти. Живым. Он умрет — всех на кол посажу. Раненных перевязать. Перенести в машину, — стал раздавать короткие команды Шеф, потирая толстую шею. Он словно бы пробежал стометровку и дышал тяжело и сипло. — Давай, Шура.

— Парня ищем! — заорал в дверь Шура и торопливо кинулся по комнатам, перешагивая через обломки мебели. Его ботинки простучали по лестнице, он долго лазил по чердаку, потом спустился вниз.

— Вот, — он потряс перед Шефом детскими брюками. — В комнате нашел. Там и еще кое-какие вещи имеются, футболки, белье. Больше ничего, никаких дневников, записей. Так что не поймешь, только что он ушел или неделю отсутствует. С посудой не разобрать — тут все расколото, а то может они чашки не помыли…

Шура пнул ногой осколок раковины и внезапно нахмурился, сел на карачки и стал разгребать руками обломки, вытащил за краешек небольшой кусок фотографии.

— Это что? — заинтересовался Шеф.

— Семейная фотография. Остатки, — Шура протянул Шефу карточку.

— Мать твою, пол лица отхватило! — зарычал разъяренный мужчина. — Ну что за день сегодня?! А могли бы в лицо узнать! Искать вторую половину! Живо! И окрестности обыскать. Давайте! Давайте, лентяи!

Развернулся на каблуках и, пнув в сердцах лежащего на полу и притихшего было командира, вышел на улицу.

— Нелюдь, тебе может пива налить свежего? — бармен с опаской обошел старого рыжего пса, славившегося своим подозрительным и злым нравом, и подсел к последнему посетителю.

Был ранний, предутренний час, когда небо на горизонте уже разбавилось серостью, но солнце еще не показалось из-за леса. К этому времени все посетители, даже самые стойкие, уже расходились, допив остатки своей выпивки, расползались по наполненным мраком грязным улицам окраин, утопающих в весенней вязкой жиже. Ночи все еще были холодны, и через полуподвальную форточку тянуло с улицы ледяной влагой и тяжелым глинястым запахом земли.

Но Дима Нелюдимый никуда уходить не собирался. Бармену порой начинало казаться, что человек этот и не спит вовсе, и не ест, живет на этом самом пиве, которое бармен исправно наливает ему каждый вечер. Столько, сколько захочется и совершенно бесплатно.

Бармен очень любил этого внимательного, необычайно проницательного человека; к нему тянулись все, кто понимал толк в людях, но Нелюдь немногих подпускал к себе близко, на вопросы чаще всего отмалчивался и лишних знакомств не заводил. Был он уже много лет завсегдатаем бара Белое Озеро и только улучшал его репутацию, никогда не бузил, ничего не требовал. Это благодаря ему Белое Озеро прослыло самым спокойным заведением в округе — пока Нелюдь сидел за дальним столиком, никто не осмеливался ни воровать, ни продавать нелегальные химикаты или оружие, за факт продажи которого мог здорово поплатиться перед крышей сам бармен. Драки прекращались сами собой под его пристальным взглядом; стоило Нелюдю подойти и споры затихали, а спорщики норовили побыстрее выпить чего-нибудь покрепче и побрататься, пока боком не вышло. От его глаз не могло скрыться никакое непотребство, мелкие воришки исчезли почти сразу, стоило Нелюдю переговорить с пойманным. И в баре наступала благодать. Заведение богатело, и бармен уже раздумывал о том, чтобы открыть второй бар, но понимал, что таким успешным ему не бывать, потому что Нелюдь в городе всего один и никогда второго такого не будет. А когда-то он не хотел пускать этого человека к себе, потому что за ним всегда таскалась эта старая и ворчливая собака! Каким же он был дураком! Когда этот пес перехватил руку с пистолетом, направленным на бармена, он перестал плохо думать о собаках и особенно об этой собаке Нелюдя.

Вот почему бармен всегда наливал Нелюдю бесплатно. Но главное, что ценил бармен в этом человеке, так это то, что с ним можно было поговорить, а можно было помолчать. И последнее было особенно ценным после тяжелой трудовой ночи, за которую он умудрялся сделать двойную прибыль, если сравнивать с аналогичными заведениями в округе.

А ведь Нелюдь появился в Малаховке давно, — думал бармен, глядя на хмурого мужчину, который с видимым интересом разглядывал свой легендарный нож. Он этот тяжелый охотничий нож метал за двадцать шагов и втыкал туда, куда целил на целую фалангу пальца. А иногда и глубже. И куда как неприятнее. Ему много раз предлагали выкупить оружие, но это когда постарше. А был помладше — лет шестнадцать ему было, когда приехал чужой, заросший бородой мужик, привез и оставил мальчишку без денег и жилья — так тогда отнять пытались. Тогда еще Малаховка не городом была — так, большой деревней на пятьдесят четыре дома. Теперь в Малаховке все свое есть — гидроэлектростанция, магазины, бары, канализацию вон хотят нормальную в будущем сделать и воду в дома, наконец, провести. Тогда вообще лафа будет. А так, свет по ночам горит? Горит! Тепло есть? Есть! Что еще для жизни надо. А условия со временем улучшатся. И тогда будет у нас как в столице, ведь структуру мы уже организовали: милиция есть, скорая. Правда, на велосипедах пока, но все это поправимо. Хорошо, что не на лошадях, — улыбнулся бармен своим мыслям.

А ведь не отдал Нелюдь ножик свой, защищался как волчонок, мальчишка против двоих мужиков. Они от него с криками бежали, но сначала чуть не убили вовсе. Кто знает, что там произошло? Никто ведь не пошел посмотреть или защитить, хотя все знали, что убивать мальчонку будут. Никому тогда до этого дела не было. Чужак, он и есть чужак, что малый, что большой. Бармен потом очень часто жалел о своем равнодушии. Право же, он не нашел в себе достаточно желания или благородства, а следовало бы. Дима был хорошим человеком, и бармену уже тогда стоило понять это и приложить малое усилие, чтобы выкупить у Дьявола свою душу. Но он упустил такую возможность и подросший Нелюдь, придя к нему в бар, стал исправно спасать и радовать его. Бармен был по уши обязан Нелюдю и его псине, и не знал, чем может отплатить им. Чем платят за покой, за процветание, за жизнь, наконец? Неужели в этом мире и вправду за все платят деньгами?!