Страница 20 из 48
Победы Сципиона в Испании, потребовавшие от него пяти лет активных военных действий, можно рассматривать как важное свидетельство перехода инициативы ведения войны от Карфагена к Риму, хотя многие иберийские наемники продолжали хранить верность своим прежним карфагенским военачальникам. В целях утверждения успеха полководец принял решение осадить демонстративно союзничавший с карфагенянами город Кастулон, но туземный вождь Сердубел во имя спасения горожан договорился с римлянами о выдаче пунийцев и капитуляции. После того как более южные испанские города, включая оплот финикийцев Гадес, признали власть Рима, Сципион счел завершенной свою многотрудную иберийскую кампанию (207/206 г. до н. э.) и направился в Рим для участия в консульских выборах (Polyb. I. 32 sqq.; Liv. XXVIII. 31 sqq.)
На рубеже 200–100-х годов до н. э. Рим организовал в Испании две провинции – Ближнюю Испанию со столицей в Таррагоне, с Ампуриасом, Сагунто, Картахеной, Кельтиберией (вплоть до Арагона) и Илергетией (современные Льейда, Уэска), и Дальнюю Испанию: долина Гвадалквивира (район Гадеса), Сьерра Морена, южная Эстремадура и Лузитания. Гадес приобрел статус муниципия, жители которого считались римскими гражданами. Однако туземцы, желавшие быть союзниками и друзьями Сципиона, но не Рима, организовали серию антиримских выступлений и потеряли в боях своих предводителей Индибила, Мандония и др., прежде чем согласились платить подати римлянам. Их зерно немедленно и значительным образом снизило цены на хлеб в Риме, а в 198–190 гг. до н. э. – во многом благодаря деятельности римского консула Катона – в столицу буквально текли потоками золото и серебро иберов, в том числе и их серебряная монета, получившая название argentum Oscence. Ливий вполне справедливо говорит, что задача Катона была гораздо более сложной, чем Сципиона, поскольку, если последний защищал независимость иберов от карфагенян, то первый нес испанцам рабство (Liv. XXXIV. 18).
Основная трудность, с которой римляне столкнулись в Испании после создания провинций, состояла в отсутствии у них опыта осуществления колониальной политики, к которой карфагеняне приучили туземцев. Они приложили много усилий и потратили значительное время, прежде чем освоили механизм организации колоний в отдаленной и нестабильной стране, и этот новый для них опыт есть, пожалуй, самый большой вклад Испании рубежа III–II вв. до н. э. в римскую административно-государственную политику и культуру. Во II в. до н. э. он держался на умелом сочетании тактики «кнута и пряника», успешное использование которой продемонстрировал Тиберий Семпроний Гракх в 180–179 гг. до н. э. Он, с одной стороны, подчинил 300 oppida (протогородов) и крепостей (Strabo III. 4.13), а, с другой, заключил союзы с наиболее значительными иберийскими вождями и снискал расположение туземных элит. Однако со строгой регулярностью он проводил и «показательные» кровавые расправы над туземцами, в первую очередь – над наименее покорными. Так, в 179 г. он устроил бойню в районе г. Мунды (окраинная часть Кельтиберии). Тит Ливий пишет, что «внезапным ночным приступом» он овладел городом, взял заложников, оставил гарнизон и принялся жечь поля и осаждать соседние крепости, пока не продвинулся вплоть до прекрасно укрепленного кельтиберийского города Кертимы (Liv. XL 47. 1–2).
Взятие этого города потребовало от Гракха большого терпения и комбинации самых, казалось бы, не совместимых между собой тактических приемов. Ливий сообщает, что, когда он придвинул к стенам осадные орудия, к нему от кельтиберов явились послы, «со старинной прямотой сказавшие, что воевали бы, если бы имели силы», и пообещавшие в случае милости привести еще 10 послов из числа местной знати города Алки. Гракх согласился, но пожелал продемонстрировать силу своего превосходного войска и приказал ему, облачившись в доспехи, пройти перед послами в полном вооружении. Удовлетворившись тем потрясением, которое они испытали, Гракх отпустил их. Так, «потеряв надежду на помощь, жители Кертимы сдались». Римский полководец взыскал с горожан 2400 тыс. сестерциев и взял в качестве заложников 40 наиболее знатных всадников (Liv. XL 47. 2–10). Аналогичным образом он поступил и с Алкой, убив 9 тыс. местных воинов и захватив 37 знамен. Важной добычей Гракха явились два сына и дочь местного царька Турра, которых он взял в плен и в ответ на мольбу отца о помиловании сохранил им жизнь, приобретя в его лице преданного союзника. Мужество и верность Турра часто были на пользу римлянам, заключает Тит Ливий (Liv. XL 49. 4–7). Эта часть кельтиберийской кампании Гракха закончилась лишь после захвата могущественного города Эргавики, жители которого, потеряв 22 тыс. своих воинов и 72 знамени, приняли все условия унизительного для них мира.
Преемники Семпрония Гракха столь жестоко эксплуатировали испанцев, что в 171 г. до н. э. испанские послы на коленях умоляли римский сенат о защите. Сенаторы же приняли сторону своих преторов. Вплоть до Нумантийских войн римское владычество в Испании не знало каких-либо юридических норм, строилось в лучшем случае на постановлениях сената, а чаще ассоциировалось с волей и деятельностью консулов и их армий. Примерами изобилует политика в Кельтиберии Сципиона, победителя Карфагена, а впоследствии получившего титул Нумантийского, в честь покорения мятежного города кельтиберов, главного центра сопротивления римлянам.
Вириат и военное дело иберов
Иберы вошли в античную традицию как храбрый, воинственный народ. В разное время они умело противостояли карфагенянам, грекам, римлянам и кельтам, но, с другой стороны, охотно служили наемниками в армиях своих противников. Особую славу они снискали ратными подвигами при дворах сицилийских тиранов IV в. до н. э., ведших борьбу не на жизнь, а на смерть с пунийцами за господство в Центральном Средиземноморье.
Военное дело иберов достигло апогея в эпоху римского завоевания Пиренейского полуострова, когда их военные отряды во главе с бесстрашными предводителями противостояли захватнической политике Рима и военному таланту таких его полководцев, как, например, Гай Юлий Цезарь. Большую роль в совершенствовании военного искусства иберов сыграл знаменитый Серторий, который в попытке противодействия римскому сенату сумел создать из местной молодежи хорошо организованное, сплоченное войско, в равной степени владевшее римскими навыками ведения военных действий и иберийской тактикой герильи, или партизанской войны.
Пожалуй, наибольшую славу в борьбе за независимость принес иберам Вириат – лузитанский пастух, не гнушавшийся, как это было широко распространено в его мире, разбойничьим промыслом и создавший, как говорит Аппиан, отборное войско и мобильную конницу. В целях противостояния Риму (153–139 гг. до н. э.) он умело использовал внешний фактор (необходимость Рима вести войну с непокорной Нуманцией) и готовность вступить с ним в союз вождей соседних племен, которых нещадно грабил Сервилиан и истреблял Фабий Максим.
Вириат отличался беспримерной храбростью: «во время опасностей он более всех остальных был готов подвергаться им, при дележе добычи сохранял равенство, а свою долю неизменно раздавал особо отличившимся в бою». В сложные моменты в его войске сражались и женщины, ни разу не обратившиеся в бегство, а, попадая в плен, своими руками убивавшие и своих близких, и себя, ибо «смерть, по их представлениям, была приятнее рабства» (Апп., Ибер. 74). Комбинированная тактика принесла Вириату важную победу: римляне назвали его другом римского народа и оставили за ним завоеванные земли. Однако их коварный замысел состоял в другом: взять его в плен при помощи его прямых соратников, предать публичной казни и таким способом закончить затянувшуюся лузитанско-кельтиберийскую кампанию. И этот план они исполнили.
Корнелий Сципион впервые прибыл в Испанию в 151 г. до н. э., за несколько лет до своего карфагенского триумфа, однако его основная кельт-иберийская кампания относится к 130-м годам до н. э. Благодаря Аппиану известны обстоятельства, которые принудили римский сенат направить в Испанию этого талантливого полководца. Римский народ, как пишет Аппиан, был резко недоволен провалами предшественников Сципиона – опытных главнокомандующих и консулов Квинта Помпея, Эмилия Лепида и особенно Гостилия Манцина, который втайне от римского сената заключил с жителями Нуманции настолько позорный мир, что сенаторы, узнав о нем и следуя давней традиции, отдали распоряжение выдать этого консула, абсолютно нагим, нумантийцам, а они, в свою очередь, его не приняли. Народ буквально настоял на назначении Корнелия Сципиона. Сенат выполнил это требование, хотя он не достиг возрастного ценза и сенаторы были вынуждены обязать народных трибунов отменить закон о возрасте сроком на один год, т. е. на время исполнения Сципионом своей консульской магистратуры (App. Iber. 84–98).