Город. Книга 1

Сознавая, что если он здесь засядет, то это станет его непосредственным концом, Василий в панике утопил педаль газа в пол и ещё глубже зарылся в мокрую глину.

Из под задних колёс в преследователей полетели комья грязь, что, впрочем, их совершенно не задержало. Они неумолимо приближаться к машине.

В этот миг после всех этих рывков и оглушительного рёва, так некстати проснулась Алёнка и, испугавшись, громко заплакала.

Василий и сам готов был взорваться воплем отчаяния, когда неожиданно машина сдвинулась с места и начала понемногу набирать ход.

Спустя несколько мгновений ЗИЛ вновь выскочил на асфальтовое покрытие и устремился к выезду из города.

В пригороде заторов на дорогу уже не встречалось, но, как неизменный атрибут, время от времени на глаза ему попадались машины, брошенные прямо на проезжей части или лежащие в кюветах. Психопатов здесь тоже было намного меньше, и они не сбивались в огромные стаи, как в городе, а передвигались небольшими группками.

Василий не был суеверным, но сейчас он боялся сглазить свою удачу, и всё же, как бы хотелось верить в то, что им, наконец, удалось вырваться из этого безумия.

Сняв короткоствольный автомат с предохранителя, Канаев подошёл к двери, замерев на секунду, сделал глубокий вдох, затем ударил в дверь ногой, и ворвался в помещение.

В небольшом помещении он в первое мгновение увидел двух таможенников удивлённо и не вполне адекватно отреагировавших на появление незнакомца с оружием.

Два коротких уверенных нажатия на спусковой крючок и оба мужчины, нелепо раскинув конечности, упали под стол, за которым шло пиршество, попутно опрокинув бутылки, и спиртное стремительным ручейком заструилось по крышке стола, а затем низверглось вниз, чтобы на полу смешаться с кровью покидающей прошитые пулями тела.

На звук выстрела подскочил один из спавших в дальнем углу таможенников, но только лишь для того, чтобы схлопотать пулю прямо в центр его узкого морщинистого лба.

Ещё одного таможенника Канаев обнаружил в небольшом чулане, оборудованном под спальню. Канаев взглянув на спящего, и загадочно ухмыльнулся. Его взгляд прошёлся по комнатушке в поисках необходимого для осуществления, внезапно пришедшей в его голову, идеи. Взяв необходимое, Канаев приблизился вплотную к пьяному пареньку.

Шнур захлестнул мощную шею. Канаев нарочито медленно стал затягивать петлю, постепенно наращивая давление. Ему было весьма забавно наблюдать за тем как тот, осознав смертельную опасность, предпринял смехотворные попытки освободиться из смертельного захвата.

После того как Максим осмотрел все помещения и убедился в том, что теперь он единственный обитатель этого «склепа» способный передвигаться на своих двоих, он направился к выходу.

В этот момент в голове его внезапно всплыла фраза из кинофильма «Белое солнце пустыни» давно уже ставшая крылатой: — «Таможня даёт добро.»

Он повторил её вслух сначала один, затем ещё и ещё раз. От этого ему стало безумно смешно, и он раз, за разом повторяя эту фразу и одновременно давясь от смеха, продолжал идти к выходу из здания.

Неожиданно, в дверном проёме, прямо перед ним возник, каким-то образом ещё продолжающий стоять на ногах таможенник, тот которого он пронзил ножом снаружи и посчитал, что с парнем всё кончено. С диким криком тот бросился на Максима. Его оружие не могло не вызвать улыбку у Канаева — в его руках был тот же нож которым воспользовался Максим. Очевидно, тот, придя в себя, извлёк его из раны и теперь, обливаясь собственной кровью, направлялся к нему. Это показалось Максиму настолько забавным, что он даже позволил себе подпустить отчаянного таможенника поближе, а затем, всё с той же неизменной улыбкой-оскалом нажал на спусковой крючок.

А мгновением позже улыбка бесследно исчезла с его лица. Правильнее будет сказать, что её сорвало с лица, как ураган срывает крышу с попавшегося ему на пути строения. Она была — и вот её уже нет. И причиной этому послужило следующее: таможенник, который уже получил смертельное ранение, сумел сделать ещё несколько шагов и только после этого тяжело рухнул лицом вперёд, не сгибаясь, как подпиленный у земли ствол высокой сосны, но в тот момент, когда Канаев считал, что дело уже сделано, наверняка мёртвый таможенник, движимый скорее последними мышечными спазмами, чем осмысленным движением, выбросил вперёд руку с ножом и вонзил его в плоть Максима.

Низ живота и ноги полыхнули дьявольским огнём. Боль была настолько яркой и сильной, что у Канаева перехватило дыхание. Огонь полыхал в паху и густым потоком стекал вниз по внутренней стороне бедер, и дальше по голеням.

Медленно опустив взгляд вниз, Канаев едва удержался на ногах.

Там внизу в районе паха на форменных, синих брюках вспоротых неожиданно острым лезвием, стремительно разрасталось густое тёмное пятно.

Болезненная рана грозила ещё и значительной потерей крови. Нужно было немедленно искать надёжное место и оказать себе первую помощь, до того как он отключится и сможет стать лёгкой добычей для зомби. И таким надёжным неприступным местом был БТР таможенников.

Пошатываясь и прихрамывая, Максим шёл к бронемашине, оставляя за собой кровавые следы.

Оказавшись в утробе металлического монстра, Канаев первым делом задраил все люки и только после этого занялся осмотром раны.

Только спустив брюки, он смог оценить масштабы ранения.

Расстегнув ремень, ширинку, он спустил брюки, а затем и плавки, почти полностью поменявшие свой бледно серый цвет на тёмно-алый. Напитавшаяся кровью тяжелая материя скользнула по ране, и пах полыхнул дьявольским огнём с новой силой. Однако в следующий же миг, лишь бросив мимолётный взгляд на рану, Максим просто забыл о боли.

Он представшего зрелища его желудок свело судорогой, а в следующий миг просто вывернуло на изнанку, прямо на пол бронетранспортера.

Лезвие рассекло мошонку, при этом кожаный мешочек, сжавшись от боли, выдавил окровавленное яичко наружу. Затем лезвие, ни встретившее почти никакой преграды вонзилось глубоко в бедро, очевидно зацепив бедерную артерию.

Когда он причинял боль другим — он находил это довольно забавным, но когда боль коснулась его самого, это оказалось не так весело.

Понимая, что если он ничего не предпримет, то погибнет от потери крови в ближайшие несколько минут, Канаев извлёк из брюк ремень и, насколько позволяло его теперешнее состояние, неумело, лихорадочно дрожащими руками, затянул жгут.

Затем настала очередь самой неприятной раны. Неприятной настолько, что она не могла привидеться ему и в самом страшном безумном ночном кошмаре, которыми всегда изобиловал его сон.

Непослушными, дрожащими, словно у хронического алкоголика, пальцами Максим попытался запихнуть непослушное яйцо обратно через небольшой разрез в мошонку.

Но он так этого и не сделал. Искрящаяся темнота начала стремительно подступать к нему со всех сторон. Непосильная тяжесть плавно легла ему на плечи, до бесконечности увеличивая свой гнёт. Только лишь ещё начав падать, Максим уже не чувствовал себя, своей боли, вообще ничего…

Аркадий ничего не знал о родах, а если и знал когда-то хоть что-нибудь, то сейчас все это напрочь забылось, и всё же, что-то говорило ему о том, что всё идёт как-то неправильно.

Светлана продолжала находиться в бессознательном состоянии, а плод в её чреве обозримо передвигался под натянутой изнутри кожей, и это было совершенно не то, что он наблюдал когда-то, когда малыш иногда стучал ножкой.

Он знал о том, что нужно освободить низ живота, правда, с отключившейся Светланы это оказалось сделать не так-то просто — её тело, словно не имеющее скелета, безвольно заваливалось, то в одну, то в другую сторону.

Он слишком высоко закатал её просторное платье, оголив при этом тяжёлые сферические груди с большими пунцовыми сосками.

Затем снял с неё мокрые перепачканные плавки, а после остановился в нерешительности, не представляя себе того, что нужно делать дальше.