Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 105

— Так вот это, значит, твоя маленькая скрипачка, — сказал он Тео после того, как внимательно осмотрел Бет с ног до головы. — Надеюсь, она действительно так хороша, как ты говорил, иначе ее отдадут медведю.

Тогда Бет понятия не имела о привычке Фрэнка в шутку поминать медведя, в честь которого был назван его салун. Она решила, что посетители здесь очень привередливые, и почувствовала дрожь в коленках. К тому же ее беспокоил размер салуна: Бет не была уверена, что ее будет слышно за голосами пары сотен шумных посетителей.

Мужчины вышли и оставили ее одну в кабинете Фрэнка по меньшей мере на двадцать минут. Ожидая их, Бет совсем извелась. Фрэнк не сказал, как долго ей придется играть или какие мелодии нужно исполнять. Девушка подумала, что лучше бы ей стать прачкой, чем испытывать такой страх. Бет как раз собиралась проверить, есть ли здесь задняя дверь, через которую можно сбежать, когда за ней пришел Джек.

— Я так боюсь, — призналась она. — Я не смогу сыграть ни единой ноты.

Даже он выглядел непривычно в полосатом переднике бармена и с бабочкой, а шум, доносившийся из салуна, с каждым мигом становился все громче.

Джек обнял ее.

— Все будет хорошо, Бет. Ты будешь там не одна. Фрэнк распорядился, чтобы с тобой играли контрабасист и пианист.

— Правда? — Бет сразу же почувствовала себя увереннее. — Но почему он ничего мне не сказал?

— Может, он хотел проверить, будешь ли ты нервничать, — улыбнулся Джек. — Иди и покажи ему, на что ты способна.

Бет сняла накидку и взяла со стола смычок и скрипку, которая лежала там после того, как девушка ее настроила.

— Я готова.

Джек открыл дверь, и Бет услышала, как кто-то ударил в колокол, призывая всех к тишине.

Затем заговорил Фрэнк, представляя Бет посетителям. Джек придержал девушку, чтобы она не выходила, пока ее не представят.

— Большинство из вас знакомы с пианистом Гербом и, конечно же, с Фредом, играющим на контрабасе, — сказал Фрэнк. — Но некоторые из вас говорили, будто хотят видеть на сцене кого-нибудь посимпатичнее. Поэтому сегодня, впервые в Филадельфии, у нас играет настоящая английская куколка. Я слышал, что в Нью-Йорке ее называли Цыганкой, потому что под ее скрипку ноги сами пускаются в пляс. Так что встречайте аплодисментами мисс Бет Болтон!

— Иди, — сказал Джек и подтолкнул ее в направлении сцены.

Аплодисменты подействовали на нее как большой глоток рома. Бет взбежала на сцену и поклонилась публике, затем повернулась к пианисту, пожилому мужчине со скорбным выражением лица.

— Вы знаете «Китти О’Нейл»? — спросила она.

— Конечно, — ответил он с улыбкой и кивнул второму музыканту.

Они вдвоем заиграли вступление. Бет улыбнулась аудитории, уверенно вскинула скрипку к подбородку и подняла смычок. От ее страха не осталось и следа, она снова стояла на сцене, где чувствовала себя как дома, и исполняла одну из своих любимых ирландско-американских народных песен. С этого момента она решила стать мисс Дерзость и покорить сердца всех мужчин в баре.

Фрэнк вынул сигару изо рта и наклонился к Тео через стол.

— На этот раз ты мне не соврал: она действительно горячая штучка.

Тео кивнул, улыбаясь. Его сердце переполняла гордость, ведь Бет оказалась не просто горячей, она смогла зажечь всех в салуне. Он боялся, что она растеряет свой огонь после заключения в подвале, но здесь Бет играла еще лучше, чем у Хини.





Тео с Фрэнком сидели за одним из столиков на подиуме, с которого открывался прекрасный вид на сцену. Отсюда Бет казалась совсем маленькой и в своем алом платье была похожа на язычок пламени. Она покорила публику, сыграв «Китти О’Нейл», а затем продолжила песнями «Том Дули», «Дни “49”» и «Ирландский “69”». Эти мелодии много значили для американцев. Но по-настоящему Бет вошла во вкус, когда приступила к своим стремительным ирландским жигам, и отсюда им было видно, как сотни зрителей кивают и притопывают в такт.

Тео ухмыльнулся, глядя на Фрэнка.

— Так, значит, я выиграл сотню баксов?

— Еще бы, сукин ты сын! Она хороша. Думаю, Перл она тоже понравилась: у девочки в волосах ее перья.

Тео поднял свой бокал с виски и осушил его одним глотком. Он был счастлив: он выиграл пари, Сэм и Джек доказали свою состоятельность, его ждали игорные заведения Филадельфии. И еще ему предстояло соблазнить свою маленькую цыганочку.

Глава 21

— Как тебе нравится мой новый дом? — спросил Тео. — Неужели роскошь лишила тебя дара речи?

Бет хихикнула. Она сегодня слишком много выпила в «Медведе», и Тео уговорил ее зайти к нему домой.

Говоря о роскоши, Тео, конечно, шутил. Его жилье представляло собой всего лишь две комнаты над каретным сараем, ничуть не лучше тех, в которых Бет с Сэмом жили на Фолкнер-сквер. Правда, здесь было намного уютнее. Тяжелые плотные шторы, яркий ковер на полу и старинная обитая парчой кушетка были бы уместны в любом загородном особняке. Но приятнее всего было тепло, исходящее от пузатой, покрытой эмалью печки, которая стояла в центре гостиной. Снаружи все было покрыто толстым снежным ковром, и Бет ожидала, что в квартире будет холодно.

— Я впечатлена. Здесь так тепло и чисто, — ответила она, стараясь говорить помедленнее, так как язык заплетался.

— Ну, это не моя заслуга, — заметил Тео, открывая дверцу печки и забрасывая внутрь еще одну лопату угля. — У меня есть горничная. Вообще-то она служит людям, у которых я снимаю жилье. Но я позолотил ей ручку, и теперь она заботится и обо мне. Она старая и страшная как смертный грех, но я ценю уют, который она создает.

Бет улыбнулась. У Тео был прирожденный талант покорять женские сердца. Перл тоже не хотела, чтобы он съезжал от нее, потому что была им очарована. С мисс Марчмент и мисс Доти, у которых он жил раньше, была та же история.

— Этого хватит на всю ночь, — сказал Тео, закрывая дверцу печки. — А теперь позволь мне взять твое пальто и угостить тебя чем-нибудь.

Было начало марта. Сразу после приезда в Филадельфию, когда звон церковных колоколов оповестил мир о наступлении нового 1896 года, Бет уже знала, что обретет здесь счастье. Глядя на изящный, построенный в федеральном стиле дом Перл на Спрус-стрит, никто бы и подумать не мог о том, что происходит за его блестящей черной дверью, хотя совсем рядом, на Камак-стрит и в расходившихся от нее узких переулках, находилось множество борделей, таверн и игорных притонов. Уважаемые люди жаловались на разгул преступности и шум, но для Бет, Сэма, Джека и Тео это место казалось чрезвычайно ярким и веселым средоточием свободы, которую не сковывали строгие правила морали, царившие в остальных частях города.

Салун «Медведь» располагался между домом Перл и Камак-стрит. Хотя большая часть его клиентуры состояла из местных ремесленников, сюда также часто заглядывали актеры, художники, танцоры и музыканты. Что, в свою очередь, привлекало людей среднего и высшего сословий, которым нравилось бывать в местах, овеянных сомнительной романтикой.

Бет заметила, что многие мужчины, тайком заходившие по пятницам к Перл и в другие бордели, были высокооплачиваемыми специалистами и владельцами заводов и фабрик. Здесь также ходили слухи о светских львицах, которые посылали прислугу в притоны за опиумом. Даже к мамаше Коннелли, миниатюрной ирландке, имевшей дело с нежелательными беременностями, обращались не только проститутки и служанки, но и куда более благородные клиентки.

Филадельфия значит «город братской любви», и это место было, гораздо приветливее и безопаснее Нью-Йорка.

Хотя бедность процветала и здесь, особенно среди негров и ирландцев, но в основном иммигрантам тут жилось лучше, а на национальность обращали меньше внимания.

Было ужасно холодно. В феврале, на девятнадцатый день рождения Бет, здесь разыгралась метель, толщина снега достигала 30 сантиметров. Но в кухне у Перл всегда было тепло, а чтобы добраться до «Медведя», нужно было пересечь пару улочек. Возвращаясь поздно ночью домой, Бет знала, что в кровати у нее лежит нагретый кирпич, а просыпаясь утром, чувствовала запах жареного бекона или блинчиков.