Город

* * *

Сквозь ссохшееся тело, лежащее возле каменной колонны подпирающей высокий свод здания автовокзала, волной пробежали судороги. Тёмные веки, прикрывавшие впалые глаза Виктории, резко растворились и начали лихорадочно обшаривать потолок. Неуловимым движением, которое на поверку требовало необычайной физической силы, она вскочила на ноги. Парик, прикрывающий жалкие остатки волос, последствие длительного курса радиотерапии, съехавший при недавнем падении в сторону, наконец, упал, но, не обращая на это ни малейшего внимания, Виктория побрела в сторону огромного стекла, составляющего вместе с несколькими десятками других прозрачную обзорную панораму. Неожиданно для самой себя она наткнулась на невидимую преграду, при этом её искреннее удивление говорило о том, что в данный момент она вряд ли осознает обстоятельство, послужившее причиной её остановки.

Словно в задумчивости она отвела правую руку за плечё, а в следующее мгновение с нечеловеческой быстротой обрушила удар худенькой кисти на неожиданное препятствие. Прочнейшее шестимиллиметровое стекло с грохотом обрушилось вниз.

Переступив через опустевшую раму, она побрела в сторону домов частного сектора виднеющихся невдалеке, абсолютно не обращая внимания на кости своей кисти, которые, судя по их неестественной изогнутой форме, были сломаны в нескольких местах. Вслед за ней молча поплелись ещё несколько человек.

Если бы Виктория сейчас могла немного поразмышлять, то пришла бы к невесёлому выводу о том, что чего она так страстно желала, произошло — она не умерла, однако цель была достигнута лишь отчасти. Если бы она знала то, что ценой бессмертия будет её собственная жизнь, то на этот раз, наверняка, предпочла бы отказаться от победы.

Но все эти мысли могли прийти ей в голову лишь при одном условии — если бы сейчас она могла размышлять…

* * *

Всеми силами, пытаясь противостоять панике просачивающейся из подсознания, Анфиса продолжала шагать к ближайшей аптеке по аллее, прозванной местными жителями Бродвеем.

Нервное напряжение, которое, казалось, сжало в один пульсирующий комок все её внутренности, не ослабевало до тех пока она, наконец, вновь не увидела людей.

Ещё мгновение назад эти улицы пустовали, словно всё население городка внезапно испарилось, исчезло, как в какой-нибудь фантастической истории, и вдруг из всех переулков и подворотен оно плотной массой ринулось на проспект.

Анфиса испытала долгожданное облегчение, оттого что теперь она уже не одна. Но эйфория прошла слишком быстро — буквально через пару секунд облегчение вновь сменилось предчувствием беды, ещё более ярким и неотвратимым, чем до того как она Их увидела. Всему виной было то впечатление, которое ОНИ на неё произвели. Конечно, с такого расстояния она просто не в состоянии была разглядеть какие-то особые подробности, которые бы подтвердили её опасения, но единый ритм, которому все ОНИ подчинялись, ИХ порывистые отточенные движения, скорее напоминающие бездушные перемещения машины — всё это просто не могло не насторожить Анфису.

Сейчас ей было действительно страшно, и лишь здравый смысл удерживал её от того чтобы сломя голову не броситься бежать прочь подальше отсюда.

* * *

Обернувшись, Филипп мельком взглянул на убийцу его пса, однако в этом шоковом состоянии он так ярко и отчётливо увидел столько, на что в спокойном состоянии у него ушло бы несколько секунд.

Маньяк продолжал упрямо преследовать его, волоча за собой мёртвое тело Дружка. Метров через тридцать ему, наконец, удалось избавиться от трупа ценой невероятного куска мышечной ткани своей голени, но, даже не смотря на столь ужасные ранения, полученные в борьбе с собакой, он так же легко бежал за Филиппом.

Ноги несли Филиппа по знакомой тропке, по которой они не меньше тысячи раз ходили вместе с Дружком, и с каждым новым шагом, истерзанное тело его славного пса становилось всё дальше и дальше от него.

В одном месте рядом с тропой, заваленная сверху мусором и брёвнами, была глубокая яма. Филипп, зная о её существовании, ловко обогнул её. В свою очередь преследователь не выбирая дороги попытался пройти этот путь напрямик. С треском сучьев он провалился в яму по самую грудь, при этом ударившись торсом о перекинутый через дыру в земле сучковатый ствол дерева. Именно на нём и держался весь мусор: опавшие с деревьев ветки, длинные стебли прошлогодних сухих сорняков.

Это случайное падение должно было хоть немного замедлить преследователя. По крайней мере, Филипп очень хотел на это надеяться.

Филипп, не останавливаясь, продолжил своё бегство, неосознанно повернув в сторону высокого бурьяна. Спустя несколько мгновений сзади вновь послышался шум преследования. Бросив назад испуганный взгляд, Филипп различил (там) позади себя нечёткий силуэт и попытался (прибавить ходу) бежать как можно быстрее, так как преследователь вновь, вопреки его ожиданиям был очень близко, но высокая трава обвивающая и спутывающая его ноги не давала ему такой возможности. Кругом (вокруг него были одни лишь сплошные заросли) были заросли высокой крапивы и прочих сорняков. Его ступни то и дело врезались во всевозможный хлам невидимый под этим (верхним, внешним) слоем густой зелени. Руки и лицо уже жгло от прикосновений крапивы. В любое мгновение он мог подвернуть ногу, попав стопою в одну из небольших ямок, которыми изобиловал здешний ландшафт, однако ему пока всё ещё везло, и он чудом, раз за разом избегал этой участи. Случись такоё — его шансы на выживание тут же превратились в ничто, и это при том, что их у него и сейчас было не так уж много. Но пока у него был хотя бы один он, во что бы то ни стало, пытался его использовать.

Сейчас у него ещё была надежда. Была, пока он не наткнулся на внезапно вставший перед ним стальной забор. Это стало для него полной неожиданностью.

Он, вновь и вновь обжигая руки, бежал вперёд, расчищая себе путь. Всюду на него скалились прутья стальной ограды. Если бы он попытался её перелезть, то за это время преследователь, наверняка нагнал бы его. Конечно, это могло быть и неправильное решение, навеянное страхом, но, тем не менее, остановиться он уже не мог.

А сзади, всего в паре-тройке шагов от него на бегу протягивая к нему свои окровавленные руки, бежал преследователь.

Неожиданно прямо перед Филиппом открылась небольшая прореха в стальной изгороди. Один из металлических прутьев был вывернут. Филипп словно маленькая напуганная мышь, со всех ног спешащая укрыться в своей маленькой и безопасной норке, не задумываясь ни на мгновение, проворно метнулся в открывшуюся щель. Проскальзывая в узкий зазор, он, в который раз, обернулся назад, для того чтобы свериться с местоположением преследователя и издал вздох отчаяния. Сзади уже на расстоянии вытянутой руки возвышался как исполин его безумный преследователь.

А в следующее мгновение его левая нога попала в рытвину, и он упал навзничь. И теперь лишь одно короткое мгновение отделяло его от неимоверной гибели…

* * *

Глядя на Всеволода со стороны можно было подумать, что его тело словно невесомое парит над землёй повинуясь даже самому лёгкому порыву ветра, но даже этой невероятной лёгкости ему не хватало для того чтобы оторваться от его неутомимых преследователей.

Всеволод ставший невольным свидетелем того как эта обезумевшая толпа расправлялась с теми кто встречался на её пути, был твердо уверен в том, что если ОНИ его настигнут, то ожидать от них пощады уже не стоит.

Он бросил стремительный взгляд через плечо, для того чтобы узнать расстояние которое в данную минуту отделяло его от преследователей. К его непередаваемой (невыразимой) досаде эти чудовища были гораздо ближе, чем несколько секунд назад, а ещё совсем недавно он наивно надеялся на то, что сможет от них оторваться. Похоже, что даже его тренированное тело, за образцовое состояние, которого в прежние времена он всегда испытывал гордость, было не в силах выдержать тот нечеловеческий темп, который задавали его неутомимые преследователи. Он пришёл к невесёлому заключению о том, что ещё минута другая такого яростного спринта, и он непременно окажется в их окровавленных лапах.