День рождения

— А где мама?

— Мама полоть ушла в поле, — сказала Флюра.

— Нашла время.

— Когда она уходила, погода была ясная.

Скоро прибежала Минзифа, тоже с головы до ног мокрая. С ее приходом в доме стало совсем весело. Дети забыли про свой страх и гурьбой принялись ставить самовар.

— Зачем вызывали в райвоенкомат? — спросила Минзифа.

Сахипгарей сделал вид, что не услышал ее. Скоро надо уезжать, а ему было так хорошо дома, что хотелось подольше растянуть эти приятные минуты. Но лицо его было озабоченным, и Минзифа, научившаяся за многие годы их совместной жизни угадывать его настроение, повторила вопрос:

— Что сказали в военкомате?

— Да так… Не первый же день я езжу в район.

— Ты что-то скрываешь.

— По ему ты так думаешь?

— Я разве не вижу? Может быть, случилось что-нибудь нехорошее? — настаивала жена.

— Работы много, потому я и не в духе. В такое важное время вызывают на сборы.

— Вот оно что — на сборы уезжаешь! — Минзифа распустила волосы и собиралась их расчесывать. Она с испугом и удивлением смотрела на мужа: — Уж не война ли начинается?

— Не говори глупости! — сказал Сахипгарей, стараясь казаться беспечным. — Хватит с нас и того, что на финской побывали.

— Не стали бы тебя так просто отрывать от работы и забирать в армию! — Минзифа готова была заплакать. Губы ее задрожали, она показала на дочек — одна другой меньше: — Что я буду делать? Ведь полный угол детей. Мы и недели без тебя не проживем.

Сахипгарей сделал вид, что сердится:

— Ну что ты поднимаешь шум? Разве людей не берут в лагеря?

Не привыкшие к ссорам родителей девочки, как напуганные коршуном цыплята, жались друг к дружке.

Сахипгарей чувствовал себя виноватым за эту ссору, подошел к шмыгавшей носом жене и обнял ее за плечи:

— Ну, хватит. Не надо зря слезы лить. Меня в лагере долго не будут держать.

— Хоть известно, куда посылают?

— Известно, конечно. В Стерлитамак.

Минзифа улыбнулась сквозь слезы:

— Недалеко, оказывается. Я буду приезжать к тебе.

Дети, не понимавшие сути разговора, обрадованные примирением взрослых, окружили мать.

— Меня тоже возьми с собой! — сказала Флюра.

— И меня…

Дети вцепились в мамину юбку. Это окончательно успокоило ее. Она взяла на руки четвертую, самую маленькую, Зульфию, которая едва встала на ноги;

— Ладно, вы тоже поедете.

— Поедем? Когда?

— Скоро.

Дети захлопали в ладоши от радости.

Минзифа улыбалась сквозь высыхающие слезы.

— На, малышка к тебе тянется. — Она протянула Зульфию отцу, а сама пошла подогревать остывший уже самовар.

Сахипгарею стало до боли жалко жену. «Трудно ей будет одной. Флюре только восемь исполнилось, Салиме — шестой, Зумре — четвертый пошел, а эту еще с ложечки кормить надо…»

— Бисэкей, может, послать Флюру к Абдулову и Яруллину?

— Пусть после чая сбегает.

— Не совсем хорошо будет, бисэкей. Раз уж мне завтра уезжать, надо бы поговорить с ними. В правлении все время народ. Времени осталось…

— Ну, ладно тогда, — Минзифа тяжело вздохнула, — я сама позову схожу. Заодно на конный двор зайду, коня Хабибулле передам.

Как только за женой затворилась дверь, Сахипгарей вытащил из-под кровати небольшой чемодан. Он рукавом стер с крышки пыль и положил белье, полотенце, носовые платки, бритву, ложку…

Один за другим пришли в дом Рамазан и Муса. Увидев Ахтиярова с чемоданом, они удивились:

— Куда собираешься?

— Разве не сказала жена?

— Конкретно ничего не сказала.

— На военные сборы вызывают. Так вот… Но я рассчитываю к уборочной успеть.

— Когда уезжаешь? — спросил Муса.

— Завтра.

— Надолго?

— Ничего не сказали. — Сахипгарей задумался. — По-моему, до жатвы должны отпустить, — сказал он, но тут же усомнился: — Кто его знает, трудно сказать. В мире беспокойно. Гитлер бесится. Немцы свои силы собирают на нашей границе. Все может быть…

— Да ведь у нас с ними договор о ненападении, — сказал Рамазан.

— Договор есть, конечно, да…

— Думаешь, у Гитлера две головы — нарушать этот договор?

Муса тоже поддержал Рамазана:

— Граница на замке. Кто сунется, тому несдобровать.

Сахипгарей спросил:

— Кого вместо меня председателем поставим?

— Стоит ли временно председателя назначать?

— Надо, Муса.

— С райкомом по этому вопросу не советовался?

— Оставили на наше усмотрение.

— По-моему, лучше Салима Гайнетдинова никого не найти, — сказал наконец Сахипгарей.

— Можно ли на ответственную работу ставить беспартийного? — спросил Муса Абдулов.

— Где мы возьмем коммуниста? Один — председатель сельсовета, другой — председатель сельпо. Что же делать? Мне кажется, Салим Гайнетдинов сможет работать. До сих пор о нем только хорошее говорили… Прекрасный кузнец… Заместителем у тебя давно работает…

— Ну ладно, а на его место кого? Ему тоже заместитель нужен…

— Это не такая уж большая проблема. — Рамазан махнул рукой — Найдем. Остановимся на Салиме Гайнетдинове. Кто за то, чтобы от партячейки выдвинуть его кандидатуру на решение общего собрания? Против нет? Нет.

— Вопрос решили. Теперь по домам, а то завтра человеку уезжать надо, — сказал Муса и поднялся с места.

Сахипгарею не хотелось расставаться с друзьями:

— Не уходите. Сейчас жена вернется. Будем чай пить.

Но Муса и Рамазан, чтобы не мешать хозяину, направились к двери. В это время вошла Минзифа:

— Почему ты отпускаешь гостей?

— Ты где-то пропала, что я могу сделать? — оправдывался Сахипгарей.

— Хотела, чтобы вы одни тут поговорили. Поэтому не торопилась. — Минзифа далее слушать не хотела упиравшихся мужчин. — Посидите. Вечно вам некогда, вечно эта работа, хоть сейчас посидите спокойно. И Сахипгарею будет веселее.

Мужчины сели за стол. Сахипгарей посмотрел на жену:

— Тогда уж давай чего-нибудь…

Минзифа молча вышла в сени и тут же вернулась. Она поставила бутылку на стол, а сама вышла в кухню к детям.

Сахипгарей потянулся к бутылке. Разлил водку по стаканам, поднял свой:

— Ну, друзья, за здоровье, за житье-бытье!

Муса и Рамазан, когда чокались, внесли поправку в сказанное Сахипгареем:

— За скорейшее возвращение Ахтиярова!

Они выпили. Молча закусывали.

Сахипгарей налил по второму разу, когда заскрипели ворота. В следующую минуту в дверях показался Хабибулла.

Сахипгарей поднялся, встречая соседа:

— Вовремя, Хабибулла-агай! Проходи к столу, проходи! — Он взял бутылку. — Бисэкей, дай-ка нам еще один стакан.

— Что ты! Не беспокойся, кустым. Услышал, что тебя в армию берут, пришел узнать, не война ли началась. Такой слух по аулу прошел…

— Кто распространил такую весть?

— Народ болтает, — сказал Хабибулла, отряхивая мокрую от дождя одежду. — У меня сердце чуть не разорвалось, когда услышал такое известие.

— Не бойся, агай. Все в порядке, нет никакой войны.

— Слава аллаху! — сказал Хабибулла. — А что тебя на службу забирают, тоже вранье?

— Нет, это правда. Пока я не вернусь, ты уж присмотри за моей семьей, — сказал Сахипгарей.

Хабибулла несмело прошел к столу, за которым сидело все деревенское начальство.

После таких разговоров настроение гостей упало. Капли дождя, ударяясь о стекла, оставляли на них косой след и стекали вниз.

Уныние, щемящая душу тревога охватили Сахипгарея: «Не война ли началась?.. Кто, интересно, распространил такую страшную весть? Откуда все узнали, что я уезжаю? Жена не из болтливых. Недавно только закончился военный конфликт с Финляндией, люди еще не опомнились. Сколько мужчин погибло там! Сколько осталось матерей, жен, детей, потерявших своих! Война… Какое это ужасное слово! Люди только начали жить по-настоящему, без нужды и без горя. Неужели им опять придется испытать все тяжести войны? Бет, невозможно, это от водки да от плохой погоды у меня такое настроение…»

— Что же ты за гостями не ухаживаешь? — Голос жены словно разбудил Сахипгарея.