Решение

Ведь если она этого не сделает, сделает уже он. Вот только гораздо более неприятные вещи.

И она положила все силы на то, чтобы сдержать слезы, на то чтобы не кривиться и не отворачиваться, а подаваться навстречу и касаться беспорядочными сухими поцелуями того, что попадется: его щеки, подбородка, плеча, ключицы. А потом она просто сдалась и начала представлять себе на его месте Дэрила. Представлять себе еще более мозолистые и еще более неловкие руки, пытающиеся доставить ей удовольствие. Представлять его обветренные губы, касающиеся ее кожи. Представлять его горячее дыхание на своей шее, его рваные резкие движения, сильные толчки.

Кэрол впилась ногтями в его спину и сдавленно застонала. Не понимая сама, от чего. От какого-то извращенного удовольствия, на секунду все же обманувшись и поверив, что она не тут и не с мужем? Или от разочарования тем, что обмануть себя не удается?

Зато снова удалось обмануть Эда. Ее короткий стон, ее старательно подаваемые навстречу ему бедра, поглаживания раскрытыми ладонями его плеч он воспринял не иначе как, наконец, полученное ею высшее удовольствие и гордо ухмыльнулся, бормоча что-то о том, что может ведь она, когда захочет.

Даже не понял, что мог бы обидеть ее этой фразой. Мог бы, если бы ей уже давным-давно не было все равно.

- Ну что, завтрак? Заслужил я? - потянулся он, почесывая волосатую грудь и беззастенчиво разглядывая соскользнувшую с постели Кэрол, поспешившую поскорее одеться.

К счастью, на второй заход, как в молодости, его уже не хватало.

***

Эд настойчиво просил Кэрол остаться сегодня дома под предлогом ухода за ним, который, не получив никаких серьезных травм, все же явно рассчитывал еще очень долго корчить из себя раненого в бою героя города. И это действительно было возможно, никто бы не упрекнул ее, если бы она не явилась сегодня на работу. Но для Кэрол это было не столько работой, сколько отдушиной и возможностью хотя бы ненадолго сбежать из ненавистного дома.

Хотя причем тут дом? Эти вполне уютные стены начинали угнетать только тогда, когда в них присутствовал Эд.

И даже теперь, когда она чуть ли не каждые четверть часа напоминала себе о том, что ей, в самом деле, стоило бы хотя бы попробовать то, что она не попыталась сделать много лет назад, а именно влюбиться в мужа, ей нужен был отдых от его общества. Или теперь даже больше прежнего? Ведь думать о нем что-то хорошее было гораздо проще, находясь на расстоянии. Не слыша его слов, в которые то и дело прорывалась брань, голоса, в который все так же просачивались повелительные нотки, не ощущая его запаха, этой смеси пота, лука и алкоголя, не видя его прищуренных глаз и гадкой ухмылки…

Мотнув головой, Кэрол, стоявшая у плиты, в которую только что отправился любимый мясной пирог Эда, требовавший больших затрат времени и сил на приготовление, попыталась отвлечься мыслями о прошедшем на работе дне. Но в школе не было ничего интересного, думать о предстоящем визите к Диксонам ей совсем не хотелось, и потому она вернулась мыслями к мужу.

И мысли эти снова не были позитивными. Наверное, потому что были слишком правдивыми: не в силах показывать свою несуществующую любовь к Эду поцелуями, прикосновениями, задушевной беседой, она пыталась хоть как-то проявить свое такое же несуществующее желание наладить отношения этим несчастным пирогом.

На кухню вошла София и, налив себе чаю, начала щебетать что-то о своих приятелях. Машинально улавливая все, что касалось опасной, с ее точки зрения, Лиззи, Кэрол рассеянно кивала дочке и невпопад улыбалась.

- Ладно, тебе это не интересно! - донесся до снова задумавшейся о способах пойти навстречу мужу Кэрол звенящий обидой голос дочки.

- Ну что ты, милая, - торопливо проверив пирог, обернулась она. - Очень интересно. Так что ты говорила про Дуэйна?

- Неважно, - мотнула головой София и, выглянув в окно на улицу, откуда раздавался громкий голос Карла, метнулась в прихожую.

Даже не сказал о том, что уходит. Только дверью громко хлопнула. Кэрол подошла к окну, с улыбкой отмечая, что, несмотря на спешку и свою обиду, дочка надела куртку и на бегу послушно натягивала на голову шапку, которую обещала не снимать по такой холодной погоде. И может быть, не стоило сейчас отмечать этот уход без предупреждения, ведь за пределы города София после случая с побегом в лес точно не выйдет, в этом Кэрол была уверена. А лишний раз отчитывать дочку, которая и без того по их с Эдом вине жила в постоянном напряжении, не хотелось.

Не став дальше наблюдать за стайкой подростков, в которую влилась София, Кэрол, снова проверив пирог, выключила газ и отправилась забрать высохшее белье, поглядывая на часы и против воли радуясь тому, что Эд после обеда, прошедшего в немного скованной, но довольно мирной семейной обстановке, уснул. Сейчас она разберется с бельем, переоденется и отправится к Мэрлу, как и обещала. А потом, после ужина, она сошлется на усталость и отправится спать уже сама, надеясь на то, что Эд найдет себе какое-то развлечение. Желательно, подальше от дома. Ведь на совместное времяпровождение еще и вечером она просто была не готова. Хотя бы не сегодня, не так резко.

Собрав с сушилки вещи, Кэрол начала разносить их по комнатам, оставив стопку постельного белья и полотенец Софии напоследок. Войдя в комнату дочки, она, придерживая рукой белье на бедре, поправила покрывало на кровати и пару тетрадок на столе. Улыбнулась при воспоминании о дочке и склонилась над комодом, пряча вещи. Из-под открытого ящика вдруг выскользнула еще одна тетрадь, раскрываясь на лету.

Кэрол подняла ее и невольно взглянула на исписанную аккуратными ровными строчками страницу. «Иногда я думаю, что Лиззи может быть в чем-то права…» Нахмурившись, Кэрол бросила взгляд на обложку тетради, где большими розовыми буквами было написано «ДНЕВНИК». Значит, и у Софии есть свой дневник. Место, куда она, как многие другие девочки ее возраста, записывает все свои самые сокровенные мысли и чувства. Тетрадь, которую она прячет от чужих глаз и в которую Кэрол никогда бы не заглянула, если бы не увидела те самые строчки про Лиззи.

Будь это чья-то чужая тетрадь, чей-то еще дневник, Кэрол ни за что бы не стала читать его. Не будь в этом дневнике упоминания Лиззи, да еще и слов о том, что она, с ее-то мыслями о ходячих, может быть права, Кэрол ни за что бы не стала читать дневник дочери. Но сейчас… Сейчас она просто не могла не прочесть.

Стараясь не отвлекаться на угрызения совести, Кэрол торопливо распахнула дневник на той же странице, помеченной сегодняшней датой, и вчиталась в знакомый почерк:

«Иногда я думаю, что Лиззи может быть в чем-то права. Иногда мне кажется, что эти ходячие и правда высшая ступень нашего существования, как она говорит. У них нет таких чувств, как у нас. Они не переживают, не влюбляются, не боятся. Они выше всего этого. Я бы тоже хотела быть выше. Чтобы не переживать за маму, не бояться папу, не обижаться на Дуэйна, когда он снова говорит мне гадости, не думать о Карле… Ну почему эти ходячие такие некрасивые? Мне кажется, Лиззи предлагает стать кому-то ходячим, но не вызывается сама стать им, потому что не хочет быть некрасивой. Если бы не это, она бы давно все сделала! Она смелая. А я боюсь сейчас даже вниз спуститься и встретить там папу. Хотя, кажется, я слышу его храп. Из их комнаты вообще много всего слышно. И как он делал это с мамой, я тоже слышала утром. Противно, а она даже улыбалась потом за завтраком. Или ей это нравится? Я совсем их не понимаю…»

- Мам?!

Услышав возмущенный голос Софии, успевшая за пару минут чтения перейти от ужаса перед тем, что пытается воплотить Лиззи, до стыда, вызванного последними строчками, Кэрол едва не выронила тетрадь.

- У тебя из комода выпало, - протянула она дочке дневник обложкой вниз, пытаясь сделать вид, что все-таки не знала, что это дневник, ведь намеренное чтение подобного могло разрушить все доверие между ней и Софией. - Это тетрадь для сочинений? Там что-то про ходячих…