Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 32

Чтобы спрятаться от этого переполоха, этой чепухи, которую Вайолет никогда не любила, Вайолет ушла в саму лечебницу, прячась от вечно снующих туда-сюда пациентов.

Второй этаж, который более-менее полюбился Вай, встретил девушку своими прохладными объятиями-сквозняками и белыми стенами-тисками.

Гуляя по вечно пустому этажу, Вайолет услышала вдруг что-то лишнее, нарушающее заведенный порядок.

Чей-то стон нарушил идеальную тишину второго этажа.

Вайолет поморщилась. И вправду: неужели она думала, что в Брайерклиффе не будет происходить чего-нибудь подобного? Закатив глаза, девушка собиралась уходить со второго этажа, чтобы спуститься на первый, когда услышала знакомый голос.

— Шон, давай не здесь?

Это была Хейден.

Что? Шон? Серьезно? Этого просто не может быть!.. Хейден показалась Вай такой несчастной, потрепанной жизнью…

— О, твоя маленькая шлюшка открыла рот?

Так вот, что Теодор имел в виду! Однако, Брайерклифф не перестает удивлять Вайолет. Поморщившись снова, девушка поскорее ретировалась на первый этаж.

***

Вайолет уже давно прошла кабинет Мэри Юнис и Марви, и теперь она гуляла по незнакомым ей коридорам. Они были не похожи на коридоры второго этажа, который, казалось, был бескрайним. Здесь были влажные стены, серые, из песка и холодного бетона. Везде царил полумрак. Вайолет даже не заметила, как спустилась в подвал.

Почти в каждом здании есть подвал, верно?

Тихо ступая по полу и изредка хлюпая ногами, когда ступала в лужи, Вайолет заинтересованно рассматривала коридор, который, казалось, был нескончаем. Это место было похоже на какие-то катакомбы. Вай расстраивало то, что в подвале не было совершенно никакого освещения, и девушка не могла ничего увидеть.

Внезапно, — к слову, так же внезапно, как она началась, — тьма подвала закончилась, и Вайолет вдруг попала в какое-то разветвление коридоров, в котором горел свет, излучаемый одной-единственной потрескивающей лампочкой. Вайолет шагнула наугад в правое разветвление… и снова попала в такой же коридор, из которого только недавно вышла. Нахмурившись, девушка вышла из него и зашла в другой. В потолке хода было много маленьких лампочек, которые горели неоновым светом, заставляя Вайолет ежиться от жуткости самой ситуации.

Вайолет замерла на месте. Почему? Потому что ее взгляд уперся прямо в стеклянную стену, прямо за которой находились…

… Мэри Юнис, что-то злобно шипящая; доктор Артур Арден, которого Вайолет видела лишь однажды и который сейчас что-то нажимал на большом пульте, сошедшем, казалось, из фильма про безумных ученых; и Тейта, ее милого Тейта, который сидел на странном стуле. Да, а стул был поистине странным. А где вы еще увидите сиденье, от которого отходят тысячи проводов, соединенных с телом сидящего?

Вдруг Тейт в немом крике открыл рот, сощурил глаза и откинулся на стуле, сжимая кулаки. Вайолет в непонимании уставилась на парня, который не замечал сейчас ничего.

Вдруг заговорила Мэри Юнис; заговорила, не произнося ни звука, а только открывая рот. Арден что-то покрутил, и Тейт перестал мучиться и в облегчении закрыл глаза. Мэри Юнис снова что-то беззвучно спросила, и Вайолет поняла, что ничего не слышит из-за звуконепроницаемого стекла.

Тейт через силу усмехнулся, кажется, чертыхнулся и вдруг снова закричал.

Благо, Вайолет этого не слышала, иначе бы сама забилась в конвульсиях. Она не привыкла видеть Тейта таким… беспомощным. Вайолет в ужасе крикнула, когда что-то за стеклом сверкнуло, и прижала руки ко рту.

К величайшему ужасу Вайолет, все, кто находился в той страшной комнате за стеклом, повернулись и посмотрели на Вай. Тейт с ужасом, Мэри Юнис — гневно, Арден — безучастно.

Вайолет, казалось, услышала, как куда-то вниз, в пятки, ухнуло ее сердце.

Не раздумывая, Вайолет рванула с места, отдаленно слыша, как открылась большая дверь, и как злобно крикнула Мэри Юнис:

— Поймать эту сучку! Живо!

Комментарий к Chapter XVIII

Глава планировалась совершенно другой. Писалась на одном дыхании. Я, вдохновленная невесть чем, написала вот это. Жду любых отзывов :3





Ах, да! Отдельное спасибо Гвоздю ;3 Люблю тебя ;))

Не знаю, смогу ли порадовать вас ещп одной главой в этом году ;) надеюсь, моя меланхолия пройдет, и я смогу нормально писать, потому что эту главу я буквально выдавила из себя. Новогодняя суматоха будто забрала все мое вдохновение :( а я думала, что оно нескончаемо… Эээх!..

С Рождеством вас!

========== Chapter XIX ==========

Lana Winters. Trapped

April, 1964

Like your job

— Итак, ради чего же вы сюда приехали, миссис Уинтерс? — в который раз раздраженно спросила Мэри Юнис и потерла переносицу.

— Мисс, — спокойно поправила женщина, сидящая напротив управляющей. — Я здесь ради хорошей статьи. Знаете, не так много времени назад Брайерклифф был достаточно… востребован, — рассудительно ответила мисс Уинтерс, ухмыляясь и стряхивая пепел в пепельницу.

— Знаю, — сквозь зубы процедила Мэри Юнис. Незваная гостья начинала порядком раздражать ее. — Мойра, пепельница! Сколько можно повторять?!

Молодая и красивая рыжеволосая девушка опасливо кивнула и, взяв пепельницу, вытряхнула из нее пепел в специальный мешок. Закуривая новую сигарету, мисс Уинтерс заинтересованно наблюдала за ней.

— Давайте начистоту, — предложила Мэри Юнис после минутного раздумия, поджимая губы, — Вы здесь ради наживы. Вам просто нужна хорошая статья, чтобы выслужиться перед боссом, — подняв бровь, отрезала монашка. — Брайерклифф очень дорог мне, и я не позволю кому-то вроде вас доставить ему неприятности!

— Ох, дорогуша, я приехала сюда не для того, чтобы втаптывать Брайерклифф в грязь. Я здесь для того, чтобы прославить его, — промурлыкала журналистка. — Кстати, а почему лечебница вдруг утратила свою былую популярность? — как бы между делом спросила Уинтерс, затягиваясь. Выпустив серый дым в лицо Мэри, которая и глазом не повела, она заинтересованно уставилась на управляющую.

— Не ваше дело, — прорычала Мэри Юнис.

— Теперь мое, дорогуша, — пропела Уинтерс. — Итак, где мне предоставят комнату?

***

Лана Уинтерс была человеком, идеально подходящим для своей профессии журналиста. Острый ум, привлекательность, красноречивый язык, всегда знающий, что можно говорить, а что нет. Все ее слова про прославление этой проклятой лечебницы — чушь. У женщины есть свои, личные счеты.

В августе прошлого года в лечебницу Брайерклифф поступил старший брат Ланы с острым неврозом. В больнице он, вроде, начал проходить, и мужчину даже отправили на выписку, но…

Но.

В сентябре того же года одновременно случились три вещи: погибли родители управляющие, чета Юнис, их дочь заступила на их пост, и состояние брата вдруг стало ухудшаться. Что послужило толчком к этому? Лана приехала сюда выяснить это.

Она начала свой опрос, конечно же, с медсестер. Ведь кто в больнице будет разговорчивей этих сплетниц в белых халатиках, верно? Ан нет. Неожиданно медсестер оказалось всего трое, да и то весь максимум информации, что журналистка, прослывшая самым информированным человеком, был тот, что девушки указали Лане на кабинет управляющей снова и строго-настрого приказали не соваться на третий этаж.

Как маленькие, честное слово.

Лана, подгоняемая всем своим природным любопытством, которое было не только необузданное, но еще и патологическое, направилась прямиком на третий этаж.

Третий этаж. Ох…

Пытаясь вытянуть информацию из разнообразных источников, в виде пациентов, Лана попадала в чрезвычайно неудобные и опасные ситуации. Два раза женщину чуть не убили, три — едва не изнасиловали, и однажды — едва-едва не привили журналистке какую-то странную, чужую веру; в последствие, конечно, снова попытались убить, но это ничего, ведь Уинтерс узнала кое-что интересное у тех, кто совсем недавно поступил на третий этаж.

У всех это начиналось одинаково. Сначала пациенты, только-только оправившиеся после процедур (что именно происходило во время них никто не помнил), жаловались на проблемы с памятью — их, конечно, никто не слушал, и отнюдь не из-за проблем с количеством рабочего персонала, — что, мол, они начинают теряться во времени, забывать что-то важное; память исчезала, будто просачивалась сквозь пальцы. Но зато самые, как говорила Мэри Юнис, весомые и начавшие отсчет новой жизни моменты всплывали в постепенно разрушающейся памяти все чаще и чаще.