Как живете, дети?

— А эта карта для чего висит?

Я отвечаю каждому словом, кивком головы, улыбкой.

— Знаете о чем мне говорит эта карта? — все сразу стихли, уставились на карту. — Я отмечал на ней, из каких городов и сел получал ваши письма: из Батуми, Кутаиси, Сухуми, Сигнахи, Телави, Цинандали, Зестафони, Зугдиди, Местия... Все лето ко мне шли письма почти со всех концов Грузии...

Дети смотрят на карту, а я показываю им места, где они находились, и продолжаю:

— Каждое из ваших писем доставляло мне большую радость. Представьте, открываю свой почтовый ящик, а там 3 или даже 4 радости сразу — от Илико, от Эллы, от Гиги, от Зурико, от Магды, обеих Елен, от Котэ...

— От меня тоже 3 радости! (Майя.)

— Я Вам свою карточку послала, брат меня сфотографировал, когда я читала книгу! (Марика.)

— В моем письме был рассказ. Вы его читали? (Гоча.)

— Я читал все... Ваши письма лежат на столе... В них так много интересного!..

— А как Ваше письмо нас порадовало, знаете? (Сандро.)

Ния не выдерживает.

— Знаете, я все собиралась Вам написать, но не смогла! — оправдывается девочка.

— А что тебе помешало? — с упреком говорит ей Магда.

— Еще не поздно, можешь написать письмо сегодня и послать мне по почте. Через два дня я его получу и прочту! — успокаиваю я Пию.

Тогда я тоже напишу Вам письмо сегодня! — развеселился

Дато.

— Я тоже! — радуется Нато.

Тем временем Элла успела в куче писем отыскать свое.

— Вот мое письмо! Это я написала из Сухуми!

Она достает из конверта письмо и читает с большим любопытством, смеется, видимо вспоминая что-то, связанное с недавним прошлым.

— Почему Вы не ответили на мое письмо? — тихо спрашивает Виктор.

— Найди свое письмо, и я скажу!

Виктор вместе с другими просматривает письма.

«Неплохо, дети, мы потрудились за лето! — думаю я про себя,— Какое значение имели для меня ваши письма? Вы и представить не можете, очень большое! Во-первых, меня, правда, радовало каждое ваше письмецо, всего 5—6 строк; в них проявлялась ваша сердечность к своему учителю. Во-вторых, я теперь больше знаю о каждом из вас: кто чем увлечен, у кого какой жизненный опыт накопился, кто на что, оказывается, способен. Эти знания мне очень пригодятся, вот увидите. Посылая письма, вы тем самым помогали мне в своем же воспитании. А мои ответы на ваши письма делали наш педагогический процесс, наше общение непрерывным. Ведь доставляли они вам радость общения со мной, возбуждали в вас нетерпение скорее вернуться в школу?»

— Вот мое письмо! — говорит мне Виктор.

— А ты сам догадайся, мог ли я написать тебе ответ.

Виктор внимательно рассматривает конверт, достает письмо.

— А ты написал Шалве Александровичу обратный адрес? — спрашивает его Эка, — Вот видишь, нет обратного адреса, как же он мог написать тебе письмо!

Виктор догадывается в чем дело, и краснеет.

Майя тоже усердно ищет свои письма среди 119 писем. А я наизусть помню, что она написала мне в своем третьем письме:

«Дорогой Шалва Александрович! Я соскучилась по Вас. Знаете, что тут случилось? На пляже я увидела дельфина. Вы же нам говорили, что дельфины добрые, помогают людям. Этот маленький дельфин был мертв. Видимо, какой-то злой человек убил его. Каждую ночь мать оплакивала его. Я тоже много плакала. Скажите, что нужно, чтобы злые люди не смели убивать дельфинов?»

В тот же день я написал девочке:

«Милая, добрая Майя! В нашей стране никто не посмеет убить дельфина. По всей вероятности, с маленьким дельфином случилась трагедия, и он погиб. Но будет хорошо, если ты разузнаешь все об этом случае, и если сочтешь нужным, то напиши письмо местным властям о том, что жителям Леселидзе следовало бы проявлять больше внимания и заботы к дельфинам.

Ты, наверное, выросла, загорела? Я сейчас читаю педагогические и психологические книги, уже составил план нашей совместной работы в классе. Очень хочется скорее увидеть тебя и твоих товарищей».

— Я нашел свое письмо! — радуется Зурико. — Вы его читали?

В начале июня мальчик писал мне из Зестафони:

«Дорогой мой и любимый учитель! Как вы поживаете? Хотите знать, чем я занят? Шалостями. Но вы не пугайтесь, ничего плохого я не делаю. Нашел здесь хороших друзей. Одна наша соседка, тетя Дарья, тоже учительница, знает Вас. Она попросила меня передать вам привет. Здесь весело, много фруктов. С нетерпением жду встречи с Вами!»

Я послал Зурико книгу о Томе Сойере и написал:

«Это моя любимая книга. Том такой же шалун, как ты. Прочти книгу вместе со своими дружками. Приедешь, верни ее мне. Передай от меня привет тете Дарье. Она замечательная учительница, добрый человек. И скажу тебе по секрету: она ведь одинокая женщина, помоги ей в чем только сможешь, будь к ней внимателен и заботлив. Напиши, пожалуйста, речка Квирила такая же грязная и черная или ее уже очистили. А желтый дым от завода так же стелется над городом или уже установили очистительное устройство? Еще хочу знать, как ты сейчас выглядишь; наверное, загорел и возмужал, не правда ли?»

Магда тоже разыскивает свои письма. Их — 4. О ней я знаю все: за лето прочла несколько детских книг, отдыхала в Пасанаури, пила местную минеральную воду, бегала по берегам Арагви, чуть не сломала себе ногу, помогала бабушке ухаживать за маленьким братиком, сочиняла сказки, собрала и высушила листики деревьев, полевые цветы («Они очень красивые, я привезу их Вам!»). В каждом письме она передавала мне приветы от бабушки, мамы, папы, тети, соседей и даже от полуторагодовалого Алика. В конце письма же обязательно спрашивала: «Как Вы поживаете? Как поживают члены Вашей семьи?» В ответ я послал ей 4 письма — радовался ее доброму поведению, просил больше писать о братике, о бабушке, о красоте Арагви, о названиях деревьев и полевых цветов, листики которых она собирает, нарисовать местные пейзажи и т. д. и т. п. Вот она уже нашла одно свое письмо и тоже радуется.

Почему дети так радуются своим же письмам? Не потому ли, что вспоминают совсем недалекое прошлое?

Дело, конечно, вовсе не в этом. А в том, что их письма действительно пересекли расстояния, на конвертах почтовые штемпеля, они получены мною, я их вскрыл, прочитал. А теперь они видят, что в них я что-то подчеркнул зеленым фломастером (значит, заинтересовался, порадовался), где-то поставил восклицательные знаки, где-то приписал: «Как хорошо!», «Вот радость!», «Спасибо тебе!», «Умница!», «Ах ты, шалун, что мне с тобой делать!». Значит, их письма, как ласточки, приносили мне радость, не давали скучать по своим детям, меня радовали их старания, доброта, даже шалости. И кроме того, ведь каждый автор письма помнит, что я ему писал в ответ. В своих ответных письмах я избегал быть сухим дидактом. Просто разговаривал с ними наравне, делился мыслями, сообщал, чем сейчас занят. И каждый ребенок, получив ответное письмо, не мог не почувствовать, что его письмо доставило мне радость. Видят, чувствуют, понимают теперь все это дети, и потому их так радуют свои же письма.

Подлинно человеческую радость можно пережить тогда, когда видишь, что доставил радость другому человеку.

Потому мы сегодня рады — и я, и мои ребятишки.

Даже Нико роется в куче писем — ищет свое письмо, которое он так и не послал мне, но, может быть... «Нет, мальчик, ничего своего там ты не найдешь! Ты огорчен этим, не правда ли? Мог же ты написать мне хоть одно слово? Но ты увлекся своими путешествиями. А теперь надеешься на чудо, верно? Теперь жалеешь, что не послал мне сразу 10 писем, не так ли? Ну что же! Ты и еще пожалеешь об этом, когда я на будущих наших уроках, почти в течение всего учебного года время от времени стану читать письма твоих товарищей или ссылаться на них как на источники интересных сведений!»

Эти 119 писем, присланные вами, дорогие дети, и почти столько же моих ответных писем не дали остыть за лето нашей дружбе. Все лето они летали между нами, неся с собой маленькие весточки с большой радостью, они позволили нам раскрыться друг перед другом и потому еще больше сдружили нас.