Страница 88 из 106
Ястребов спешивается, с непроницаемым лицом медленно подходит к Куцыбе и протягивает руку за маузером.
— Ах вот как! — ощетинившись, кричит Куцыба. — Продал товарища?
Ястребов (страшно). Молчать! Разложился, подлец! (Срывает с него маузер.) Взять его!
Куцыбу арестовывают.
Фрунзе (Кузнецову). Как же так случилось, что вы не выполнили приказ командования? А я на вас надеялся…
Кузнецов молча- склоняет голову. Катерина сочувственно смотрит на него.
Фрунзе. Вы должны искупить этот позор своей доблестью. Назначаю вас командиром полка. Вы должны выбить противника из Юзовки, не медля ни часа. Я и товарищ Ястребов пойдем вместе с вами… (Спешивается.)
Слышен голос Кузнецова:
— По местам! Командиры, ко мне!
Балка пришла в движение, играет горнист.
Из балки подымаются одна за другой цепи. Шагает Кузнецов, бежит Катерина. Слышен удар артиллерийского выстрела. Крики «ура».
― ― ―
Юзовка. Ветер. Дождь. На грязной, в лужах, площади, возле хмурой церквенки, выстроены пленные красноармейцы.
Прямо перед ними поставлены два пулемета. Офицеры-пулеметчики курят и угрюмо поглядывают на пленных. В шеренге пленных стоят командиры. Возле них Матвеенко. Он очень озяб, ежится.
Из дома священника возле церкви выходит генерал Кутасов и несколько штабных.
Кутасов остановился перед шеренгой пленных. Говорит с ненавистью и скукой:
— Ну, ваньки… Кто тут у вас коммунисты?
Молчание. Неподвижный строй пленных.
Кутасов. Коммунисты и комиссары, три шага вперед! Шагом-арш!
Никто не пошевелился.
Кутасов оглянулся и шагнул в сторону, открывая дула пулеметов, направленных на пленных. Дула зашевелились, обводят, нащупывая всю шеренгу.
Пулеметчики ждут команды Кутасова.
Командир-коммунист окинул взглядом строй пленных, посмотрел на пулеметчиков, готовых открыть огонь и скосить всех, шагнул вперед и стал перед строем. Еще четверо вышли и стали с ним рядом. Матвеенко чуть помедлил и тоже вышел из строя и стал впереди.
Кутасов глядит на обреченных долгим, ненавидящим взором.
И вдруг, точно эхо, раздается где-то в стороне гулкий раскат артиллерийского выстрела. Кутасов насторожился. Переглянулись штабные, прислушались пулеметчики. Насторожились пленные. В это мгновение разрывается снаряд, попавший в церковь.
Ломается строй пленных. Видно просиявшее лицо Матвеенко. Один за другим разрываются на площади снаряды. Смятение. Белые бегут. Слышен близкий рокот пулеметов. Крики «ура». Кутасов бежит к автомобилю.
Радостные крики пленных. Перестрелка на площади. Все застилается дымом.
― ― ―
В садике у дома попа, где только что находился штаб Кутасова, происходит заседание полковой комячейки. На скамейках у столика сидят бойцы и командиры. Иные стоят. Среди бойцов и командиров — Фрунзе и Кузнецов.
— Как он скомандовал: «Коммунисты и комиссары вперед», — говорит секретарь ячейки, обращаясь к Фрунзе, — мы все вышли, глядим — и Матвеенко с нами…
Фрунзе. А нельзя ли его позвать?
Кто-то встал и отправился за Матвеенко.
Те же и Матвеенко.
Фрунзе. Что побудило вас? Ведь если бы вот товарищ Кузнецов с полком (указывает на Кузнецова) не подоспел на помощь, вы погибли бы вместе вот со всеми этими товарищами, а могли бы остаться живым.
Матвеенко (немного смущаясь). Да ведь как сказать… Коммунисты, говорит, вперед… мне вроде уже и совестно было остаться.
Фрунзе. А вы не считаете, что вам следовало бы вступить в партию?
Матвеенко (смущенно). Рекомендаций нет, товарищ командующий… Я ведь в полку человек новый.
Фрунзе. А вот товарищ секретарь ячейки вас охотно отрекомендует.
Матвеенко. Правда? Спасибо вам обоим… Верьте — отдам жизнь (от волнения не находит слов)… за партию, за Ленина…
В это время из-за кустов выходит Катерина.
— Извинить мене, братья-товарищи, что вышла без спросу… А я себе так решила: коли возьмут товарища Матвеенко, попрошусь и я у партию… Чи возьмете вы меня, чи ни?..
Фрунзе. Видали вы такую? (Смеется.) Как ваше мнение, товарищ Кузнецов?
Кузнецов. Могу поручиться головой, что Катерина Голубенко — верный наш товарищ, полная коммунистка.
Фрунзе. А вторую рекомендацию опять, выходит же, давать? (Смеется.) Вот она откуда идет погибель Врангелю! Вот чего не учли господа английские и французские империалисты!..
― ― ―
Севастополь. Воскресенье. Колокольный перезвон. В соборе армии и флота служат молебен о даровании победы христолюбивому воинству. У алтаря — Врангель, генералитет, сановники, иностранцы из военных миссий, среди них даже японский генерал. Дальше по чинам обер-офицеры, армейцы и моряки, чиновники в вицмундирах, штатские в сюртуках. Еще дальше — серый люд, дворники, полиция.
Бархатный баритон протодиакона: «Благослови, владыко…»
Поп. Благословенно царство отца и сына и святого духа, ныне и присно и во веки веков…
Хор. Ааа-минь!
Умильное выражение на лице японца.
— Весьма люблю церковное пение.
Перешептываются два отставных старичка генерала:
— Двадцатое пришло, а пенсии не платят, ваше превосходительство.
— Шут ли в пенсии… Французская булка — пятьсот рублей.
Генеральша другой генеральше:
— Запретили выпекать пирожные…
— Ну, это уж слишком!
«…Благословен грядый во имя господне…» — разносится под куполом.
Полковник французской службы Дюваль негромко господину в сюртуке со знаком горного инженера — в нем можно узнать горнопромышленника Быкова:
— Моя последняя цена — семьдесят тысяч за акцию.
Быков. Николаевскими?
Дюваль. Врангелевскими.
Быков. Вы еще деникинскими предложите.
Дюваль. Неблагодарный. Не будь меня, болтались бы вы на веревке в Юзовке…
«Спаси, господи, люди твоя…» — гудит хор.
Дама своему спутнику, по облику литератору:
— С кем это Тамарочка, Аркадий Тимофеевич?
— Была со мной, а теперь с поваром французской миссии.
Протодиакон. Паки, паки миром господу помолимся…
Первый спекулянт. Вексель сроком три месяца, место платежа Москва, верхние торговые ряды…
Второй спекулянт. Беру турецкие лиры, даю итальянские… Курс — сорок четыре…
Первый спекулянт. Кошмар! А моя комиссия? Цыпленок тоже хочет жить…
Протодиакон. Спаси, господи, люди твоя…
«И благослови достояние твое», — подхватывает хор.
Гудят голоса певчих: «Победы благоверному правителю нашему болярину Петру на супротивные даруя и твое сохраняя крестом твоим жительство…»
Все взоры обращаются в сторону Врангеля.
― ― ―
На паперти собора. Нищие — безногий инвалид, безносая старуха, странники.
— Подайте Христа ради… Подайте убогому… Не оставьте…
В промежутках — перебранка:
— Колокольчик деникинский дал, холера проклятая…
— Давай меняться на керенку…
— Чего захотела, шкура безносая!.. Подайте Христа ради… Не оставьте…
И вдруг автомобиль весь в грязи прорывает цепь охранников. Из автомобиля выпрыгнул генерал Борщевский. Оттолкнув караульного, быстро входит в собор.
В соборе чинно идет служба. Почти расталкивая. людей, Борщевский пробирается к Врангелю. На него глядят с изумлением, но узнают и дают дорогу. Борщевский стал рядом с Врангелем. Чуть наклонившись, Врангель слушает прерывистый шепот Борщевского:
— …Дело буквально в минутах… — шепчет Борщевский.
— На нас смотрят… Тише… — беззвучно говорит Врангель.
Заглушая их шепот, гремит многолетие:
«…христолюбивому воинству, болярину Петру и дому его подаждь, господи, на враги же победу и одоление».
Врангель истово крестится.
― ― ―
..Штаб «Вооруженных сил юга России». Кабинет главнокомандующего. Врангель, генерал Молле, сэр Роберт Лесли. Борщевский, задыхаясь от волнения:
— Отступаем, с трудом сдерживая напор Первой Конной..: После боя под Отрадной все изменилось… Если подойдут части Ястребова к Федоровке, корпус Кутасова будет окружен и отрезан от перешейков. Дело решается буквально часами…