Сладкая отрава

Мне тоскливо. Я скучаю по девушке с серыми, как грозовое небо, глазами. Мне не хватает ее, и как бы я ни напоминал себе о том, что ненавижу ее, засыпая, я постоянно думаю о Китнисс.

***

Сворачиваюсь клубком, прижав ноги к груди. Мне холодно, я кутаюсь в два одеяла – второе осталось после Клариссы – и лежу, глядя в стену напротив. За последние три недели я не разговаривал ни с одним человеком и, кажется, медленно схожу с ума. Тюремщик, который приносит еду, хранит упрямое молчание, да я уже и не пытаюсь его разговорить – после первой недели бесплодных попыток я отступился.

Стены камеры давят на меня, вызывая приступы клаустрофобии, а от постоянно тусклого света нестерпимо болят глаза. Они слезятся… Именно из-за плохого освещения, уверяю я себя… «Причина не может быть в том, что я просто плачу».

С каждым днем я все отчетливее понимаю, что из этой камеры мне не выбраться. Даже если я выйду отсюда, то лишь для того, чтобы в сопровождении охраны проследовать до места казни. Если бы меня намеревались спасти, уже бы сделали это.

Таким одиноким и ненужным я, наверное, не чувствовал себя никогда.

Мое тело исхудало: я практически не ем, последнее время аппетит отсутствует напрочь. В какой-то момент я даже решаю, что сделаю последнюю гадость Альме Койн – умру здесь, заморив себя голодом, но какие-то примитивные инстинкты выживания все-таки берут верх над разумом, и изредка я съедаю тарелку каши или зачерствелый бутерброд.

Однажды происходит невероятное: я различаю чьи-то приближающиеся шаги, и поскольку еду мне сегодня уже приносили, то новых посетителей я не жду. Поворачиваю голову в сторону решетки и на мгновение теряю дар речи. Хеймитч собственной персоной.

В руках у бывшего ментора ключ от моей темницы. Хеймитч открывает тяжелый замок и, сняв его с петель, проходит в камеру. Я приподнимаюсь на локтях и сажусь. Меня слегка пошатывает, но я стараюсь держаться уверенно.

– Привет, парень, – произносит Хеймитч хорошо мне знакомым хриплым голосом. – Как ты тут?

Первое желание – соврать, сказать, что у меня все прекрасно и мне не нужна ничья помощь. Однако я прекрасно понимаю насколько это глупо с моей стороны. Мне нужна надежда, луч света, который бы указал мне выход из этой клетки. Да и бессмысленно врать – мой изможденный внешний вид красноречивее многих слов.

– Ты выпустишь меня отсюда? – дрожащим от волнения голосом спрашиваю я.

Ментор отводит взгляд и засовывает руки в карманы штанов. Цокает языком.

– Нет, Пит, не выпущу… – медленно говорит он, словно ему неловко передо мной.

Обиженно поджимаю губы и отворачиваюсь. О чем тогда с ним разговаривать?

Хеймитч делает вид, что не замечает моего холодного отношения к нему: подходит ближе, усаживается на край моей койки. Какое-то время мы оба молчим: ментор, наверное, не знает, как начать разговор, а мне просто нечего ему сказать. Наконец мне надоедает игра в молчанку, и я решаю, что чем быстрее выясню, зачем явился Хеймитч, тем лучше – он уйдет, оставив меня в покое.

– Тебя прислала Койн? – спрашиваю я.

Ментор оживляется, усаживаясь поудобнее.

– Ну, тут как сказать, – произносит он. – Вообще, я давно порывался навестить бывшего трибута, да только он уж слишком набедокурил – к нему так просто не прорваться.

– Что изменилось? – сухо спрашиваю я.

– Суд, парень, – отвечает Хеймитч. – В следующий понедельник новый Президент устраивает, наконец, суд над тобой и Сноу. Я не буду тебе врать – шансов маловато…

– Тогда ты рано, – не дослушав, огрызаюсь я. – Поминки еще не назначали!

Эбернети пожимает плечами и, облокотившись на стенку, замолкает. Я все жду, когда он продолжит рассказывать, но этого не происходит. Мне становится все-таки любопытно, поворачиваюсь к нему, а ментор усмехается: видимо он этого и ждал.

– Так ты будешь меня слушать или будешь и дальше демонстрировать, какие у тебя зубы острые? – интересуется Хеймитч.

Я воспринимаю это как давление с его стороны, но все-таки киваю, соглашаясь придержать язык за зубами.

– Китнисс сказала, ты видел запись своих пыток? – спрашивает ментор, как ни в чем не бывало, а мне кажется, что я внезапно получил удар под дых.

Зрачки расширяются, а кровь приливает к лицу – я был не готов к подобному вопросу.

– И? – выдавливаю из себя я.

– Что ты по этому поводу думаешь? – спокойно продолжает Хеймитч, наблюдая за моей реакцией.

Он что, издевается? Больше поговорить не о чем?

– Какое это имеет отношение к суду? – пытаюсь сменить тему, потому что погружаться в воспоминания о пытках у меня нет ни малейшего желания.

– Самое прямое, – говорит Хеймитч, но больше ничего не поясняет.

Злюсь.

– Какого черта?! – резко спрашиваю я. – С чего вдруг мне изливать тебе душу, а, Хеймитч? Мы не друзья и даже не приятели, так назови причину, почему я должен терпеть твое присутствие на своей территории?

– Мне уйти? – ехидно интересуется ментор.

Его ухмылка меня бесит.

– Вали! – предлагаю я. – Не стоило вообще тебе приходить!

Эбернети встает и, не спеша, направляется к решетке. Достает ключ, вставляет его в замок… Меня посещает шальная мысль о том, что можно попробовать сбежать: отобрать у ментора ключ и, открыв темницу, броситься прочь… В голове уже зреет план того, как мне миновать коридор, где подняться наверх – выше уровня камер, куда податься потом… Затея очень рискованная – наверняка Дворец кишит мятежниками, но это все же лучше, чем оставаться гнить в камере.

Я встаю на ноги, делаю несколько шагов в сторону Хеймитча, намереваясь напасть, но меня останавливает его голос:

– Не глупи, парень, ты не выберешься из этого места живым, если бросишься напролом.

Сглатываю, вообще-то я надеялся, что двигаюсь бесшумно.

– У меня есть идея получше, – добавляет ментор, оборачиваясь ко мне. – Я хочу помочь тебе, Пит.

– С какой стати я должен тебе верить? – спрашиваю я. – В нашу последнюю встречу, ты наставил на меня дуло пистолета!

– Крутые времена требуют крутых решений, – отмахивается Хеймитч. – Но ты прав, верить мне не обязательно. Зависит только от тебя – уйти мне или остаться. Так что думай – я не стану тебя склонять ни к тому, ни к другому решению.

Отступаю назад, сажусь обратно на койку. Моя душа полна сомнений, но остатки логики подсказывают, что хуже все равно не будет. Койн в любом случае захочет убить меня, так, может, стоит все-таки использовать этот шанс, каким бы призрачным он ни казался?

– Рассказывай, – говорю наконец я.

Хеймитч удовлетворенно хмыкает и, вернувшись, пристраивается на койке, которая раньше принадлежала Клариссе.

– Прямо сейчас госпожа-президент настроена весьма решительно, – из уст ментора «госпожа-президент» звучит как-то по-издевательски. – Я не собираюсь тебе врать, парень, – продолжает Хеймитч, – ты много где засветился, помогая Сноу и играя в его преемника. Твоя смерть будет такой же зрелищной, как и самого бывшего Президента. И крайне поучительной, – добавляет он.

Невесело качаю головой. Зачем он рассказывает мне то, что я и так уже знаю?

– Что бы ты там ни думал, есть те, кто готов тебе помочь, несмотря на твою съехавшую крышу, – произносит Хеймитч.

Я кривлюсь от этого замечания, но предусмотрительно прикусываю язык, чтобы не сболтнуть лишнего.

– Я спросил про то, смотрел ли ты мой подарок не просто так…

– Это ты прислал диск? – перебиваю ментора на полуслове. – Я был уверен, что это презент от Сноу!

– Ну, не только мой, – парирует Хеймитч. – Одейр и Риса тоже принимали в этом участие…

Киваю, принимая информацию, и запоздало соображаю, что бывший ментор назвал Клариссу сокращенным именем. Я уверен, что они даже не были знакомы до того, как нас с ней упекли за решетку, тогда откуда Хеймитч знает про «Рису»? Однако мысли о странном поведении Эбернети быстро вытесняются сомнениями по поводу «подарка».

– В чем смысл? – спрашиваю я устало.

– План был в том, что посмотрев запись, ты сможешь по-другому взглянуть на вещи, которые произошли с тобой, – объясняет ментор.