Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 91 из 97

На другой день подобное совещание прошло на квартире князя Е.Н. Трубецкого. Здесь выступал близкий родственник хозяина князя Г.Н. Трубецкой, состоявший при ставке по дипломатической части. Он также просил гражданские элементы о помощи в осуществлении переворота. Здесь встречные сомнения высказал лидер кадетов П.Н. Милюков: эти патриотичные планы ставки не найдут отклика в широких массах, а общественные деятели крайне ограничены в своих возможностях и не смогут направить процесс в нужное для ставки русло[1355].

В середине августа в череде этих событий наступила кульминация: в Москве состоялось Государственное совещание, а за два дня до него – совещание общественных деятелей (его называли генеральной репетицией Госсовещания[1356]). Собрался весь цвет политической и деловой элиты, включая и руководство питерских банков. Некоторые исследователи полагают, что в кулуарах этих совещаний лидеры двух предпринимательских групп пытались найти точки соприкосновения[1357]. Но это представляется весьма сомнительным, поскольку атмосфера совещания общественных деятелей 8-10 августа совсем не располагала к конструктивным переговорам. Более антипитерское мероприятие – а были приглашены и питерские финансисты – сложно себе представить. Московские ораторы соревновались в унижении своих вечных оппонентов. Князь Е.Н. Трубецкой говорил об антинациональных традициях столицы, где сам воздух пропитан антирусским духом[1358]. А.А. Чаманский объявил Петроград:

«самым злоумышленным городом России, который питался заграничным сырьем, возил себе из Англии топливо и, расширяя за счет этого свои заводы, вследствие войны стал тащить все необходимое для себя».

Более того, каждый заказ на новое оборудование, сделанный питерским заводам, оратор предлагал приравнять к государственному преступлению. «Петроград зарезал нас!» – в сердцах восклицал Чаманский[1359]. Удивительно, что после таких речей столичные гости вообще не покинули заседание и продолжали терпеливо выслушивать московских обличителей. Очевидно, полемика не входила в их планы: они строго следовали намеченным курсом, главным ориентиром которого выступал Корнилов. К его приезду на Государственное совещание Москву наводнили портреты и биографии генерала[1360]. Огромной рекламной кампанией руководил все тот же Завойко. Особой театральностью отличалась встреча на вокзале:

«дамы в белых платьях с цветами и крики "ура" со стороны не совсем трезвых кавалерийских офицеров – все это носило следы какой-то бутафории, казалось, что у кого-то был определенный расчет подчеркнуть торжественность встречи генерала Корнилова по сравнению с приемом членов Временного правительства»[1361].

Кроме того, в ставке решили перебросить в Москву на время проведения Государственного совещания 7-й Сибирский казачий полк, чему категорически воспротивился командующий Московским военным округом А.И. Верховский[1362]. Перед открытием совещания прошел обед, который устроил для участников М.В. Родзянко. Заметим, что перед банкетом доклад о внешнеполитическом положении России делал А.Ф. Аладьин – советник Корнилова по международным вопросам; в окружении генерала он неизменно находился в прямом и переносном смысле рядом с Завойко, в квартире которого остановился по приезде из Англии[1363].

Дни Государственного совещания продемонстрировали, что достичь соглашения между двумя сторонами невозможно. Питерские банкиры, возглавляемые Путиловым и Вышнеградским, чувствовали себя рулевыми; было видно, что инициатива у них в руках. Воспользовавшись пребыванием в Москве Корнилова, они ознакомили его с положением в стране, подчеркнув катастрофическое углубление кризиса в экономике. Их вердикт был пессимистичным: продолжение хозяйственного хаоса отбросит Россию из числа ведущих мировых держав и приравняет к Персии и Турции[1364]. На встрече обсуждались также намечаемые шаги: собеседники Корнилова подтвердили наличие средств на счетах крупнейших петроградских банков. А Путилов заверил главковерха, что они могут в кратчайшие сроки аккумулировать для его нужд еще 10 млн рублей[1365]. И это были не просто слова: 31 мая 1917 года комитет съездов представителей коммерческих банков призвал вносить по 0,5% от основного и запасного капитала для образованного «Общества экономического возрождения России», на специальные счета в ведущих питерских банках[1366]. Также к финансированию затеи генерала активно присоединился Сибирский торговый банк; Корнилова посетил председатель правления Бессарабских железных дорог Николаевский, оставшийся очень довольным встречей (сношения по этой линии поручались Новосильцеву, так как частое появление Николаевского в ставке могло броситься в глаза[1367]).

Главковерх мог быть вполне удовлетворен поддержкой петроградского бизнеса. Примечательно, что он просил банкиров побудить москвичей к более активной помощи. И эта просьба была более чем оправданна: московское купечество явно не торопилось заключить генерала в объятия. Например, визит Новосильцева, ответственного за связь с московскими кругами, к П.П. Рябушинскому успешным назвать трудно. После долгой беседы тот передал лидеру Союза офицеров небольшую сумму (10 тыс. руб.), что очень напоминало вежливый отказ от обсуждения финансового вопроса[1368]. Поэтому Путилов решил встретиться с С.Н. Третьяковым, которому пересказал пожелания Корнилова. Но сподвижник Рябушинского ответил, что «в таких авантюрах не участвует», и Путилову пришлось удалиться ни с чем[1369]. Правда, уже в эмиграции, опровергая рассказ Путилова, Третьяков утверждал, что этой встречи не было, а виделся он только с Завойко, который приходил к нему. Путилов же продолжал уверять в обратном, говоря, что прекрасно помнит эту встречу; да и не мог он не выполнить просьбы Корнилова «растормошить» москвичей. Завойко же он поручал лишь передать генералу о неудаче своей миссии[1370]. Трудно разобраться, кто же был прав на самом деле, однако Корнилов едва ли стал бы направлять Завойко к Третьякову или к кому-либо еще из купеческих тузов. Это можно заключить из мемуаров Новосильцева: хорошо зная настроение Первопрестольной, он уже ранее сообщал Корнилову, что Завойко там считают откровенным авантюристом[1371]. Добавим, и в отношении самого Корнилова у московской деловой элиты сложилось устойчивое предубеждение, поскольку она уже пребывала в полной уверенности, что бравый генерал «являлся только исполнителем чужой воли и чуждых сил»[1372], чьего усиления допустить ни в коем случае нельзя.

Общение лидеров финансово-промышленного Петрограда с московскими коллегами все же состоялось – 16 августа 1917 года на совещании по выработке плана экономической политики при Московском биржевом комитете. Состоявшаяся дискуссия касалась организации совместной работы в данном направлении. Московские деятели хотели увязать ее с программой кадетской партии и ратовали за соглашение кадетов с торгово-промышленными кругами. (Правда, ради приличия Третьяков предложил пригласить представителей и других партий, а также беспартийных, известных своими знаниями и опытом.) Более того, они предлагали приурочить подготовку экономического плана к открытию кадетского съезда[1373]. Однако столичные гости отказались обсуждать хозяйственные проблемы в партийном ключе. Они были готовы обсуждать продовольственную сферу, железнодорожное строительство, денежное обращение исключительно с профессиональных позиций, а не ради шлифовки каких-либо партийных программ[1374]. Прийти к согласию стороны так и не смогли. Единственное, о чем в эти дни питерским банкирам удалось договориться с москвичами, так это о необходимости соблюдать более сдержанный тон в выступлениях на самом Государственном совещании (в частности, удалось успокоить неистового Рябушинского, который постоянно находился на грани срыва[1375]). Питерским дельцам это было важно: публичное обострение ситуации накануне предстоящих событий в их планы не входило. Во время Государственного совещания они демонстрировали прохладное отношение к Керенскому. Гучков, выступавший в роли их публичного рупора, назвал пламенную речь премьера «ужасной и по форме и по содержанию»[1376]. В то же время орган московских капиталистов «Народоправство» совсем иначе оценил его ораторское искусство: «Впервые глава демократической России говорит языком великодержавного народа», в нем, заявляла газета, чувствуется священная одержимость[1377]. А вот о корниловском выступлении сказано было весьма сдержанно[1378]. Тем не менее, как говорили очевидцы, Корнилов уехал с московского совещания в глубоком убеждении, что «всякий его смелый шаг будет поддержан восторженным сочувствием всей общественности»[1379].

1355

См.: Там же. С. 251.

1356

См.: Совет общественных деятелей в Москве. 1917-1919 годы // На чужой стороне. 1925. №9. С. 92.

1357

См.: Селезнев Ф.А. Путилов и выступление генерала Корнилова (апрель-август 1917 года) // Падение империи, революция и гражданская война. Сб. статей. М., 2010. С. 82-83.

1358

См.: Отчет о московском совещании общественных деятелей. 8-10 августа 1917 года. М., 1917. С. 13.

1359

См.: Там же. С. 115-116.

1360

См.: Верховский А.И. На трудном перевале. М., 1959. С. 308.

1361

См.: Протокол допроса полковника, командующего войсками военного округа К.И. Рябцева. 24 сентября 1917 года // Дело Корнилова. Т. 2. С. 295.

1362

См.: Там же. С. 295-296.

1363

См.: Протокол допроса бывшего управляющего Военным и морским министерством Б.В. Савинкова. 13-15 сентября 1917 года // Там же. С. 302.

1364

См.: Банки и состояние страны // Коммерсант. 1917. 23 августа.

1365

См.: Заговор Корнилова (из воспоминаний А.И. Путилова) // Последние новости. 1937. 20 января.



1366

См.: Письмо А.И. Вышнеградского в правления акционерных коммерческих банков. 31 мая 1917 года // РГИА. Ф. 630. Оп. 1. Д. 106. Л., 116.

1367

См.: Новосильцев Л.Н. Воспоминания // ГАРФ. Ф. 6422. Оп. 1. Д. 1. Л. 181.

1368

См.: Там же. Л., 186 об.

1369

См.: Заговор Корнилова (из воспоминаний А.И. Путилова) // Последние новости. 1937. 20 января.

1370

См.: Заговор Корнилова (А.И. Путилов и С.Н. Третьяков) // Последние новости. 1937. 29 января.

1371

См.: Новосильцев Л.Н. Воспоминания // ГАРФ. Ф. 6422. Оп. 1. Д. 1. Л. 233.

Кроме этого, Завойко вызывал резкое неприятие у управляющего Военным министерством Савинкова. Борьба за влияние на Корнилова быстро привела их к столкновению. Савинков требовал у генерала удалить Завойко, но безрезультатно (см.: Савинков Б.В. К делу Корнилова. Париж, 1919. С. 6-7).

1372

См.: Временное правительство в августе 1917 года (Воспоминания П.П. Юренева) // Последние новости. 1924. 3 апреля.

1373

См.: Протокол совещания при Московском биржевом комитете по вопросу о выработке плана финансово-экономической политики. 16 августа 1917 года // ЦИАМ. Ф. 143. Оп. 1. Д. 632. Л., 1-1 об.

1374

См.: Там же. Л. 2-2 об.

1375

См:.Любош С. Церетели и Бубликов // Биржевые ведомости. 1917. 17 августа (утро).

1376

См.: Видные политические деятели о речи Керенского // Биржевые ведомости. 1917. 13 августа (утро).

1377

См.: Вышеславцев Б.В. Государственное совещание // Народоправство. 1917. №7. С. 2.

1378

См.: Внутреннее обозрение // Там же. С. 21-23.

1379

См.: Из мемуаров русского министра В.Н. Львова // Последние новости. 1920. 27 ноября.