Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 81 из 97



Различие интересов питерского и московского буржуазного кланов проявилось и в отношении к государственным займам. Вообще при царизме правительство не раз практиковало займы, причем их движущей силой выступали столичные банки – они были главными подписчиками, помещавшими свои средства в государственные бумаги. Москва не столь активно участвовала в подписных кампаниях, занимая выжидательную позицию и надеясь на предоставление скидок[1203]. Весной 1916 года министр финансов П.Л. Барк даже пригласил представителей московской прессы: он призывал их популяризировать военные займы и сетовал на отсутствие живого энтузиазма в таком важном государственном деле. В пример москвичам Барк ставил патриотический настрой петроградских банков[1204]. Но после февральско-мартовского переворота настроение московской буржуазии резко меняется: уже в начале марта 1917 года Временное правительство объявляет о так называемом «займе свободы», разработанном на новых основаниях. Заем объявлялся долгосрочным (примерно на сорок-пятьдесят лет), объем его составлял 3 миллиарда рублей – эту сумму поровну принимали на себя Государственный банк и коммерческие банки страны. Последние – по причине особого значения займа и общего патриотического подъема – сочли возможным отказаться от обычной комиссионной наценки и предлагали публике облигации по тому же курсу, по которому приобретали сами[1205]. Тон подписной кампании теперь задавала Москва, где действовал объединенный комитет по пропаганде «займа свободы»; он регулярно устраивал концерты и митинги с призывами покупать облигации. Так, например, 16 апреля 1917 года в торжественном заседании по содействию займу участвовали члены Временного правительства, посол США Фрэнсис, французский министр снабжения A. Тома, а также видные участники революционного движения B.И. Засулич и В.Л. Бурцев[1206]. Купеческая буржуазия была полна патриотического энтузиазма. Например, министр финансов М.И. Терещенко вложил в облигации 5 млн руб. из собственных средств[1207]. Московский биржевой комитет после визита министра торговли и промышленности А.И. Коновалова обязал торгово-промышленные предприятия, представленные на бирже, обратить 25% основных капиталов в «заем свободы»; прогнозировалось, что это даст от 500 млн до 1 млрд руб.[1208]

Подписка началась довольно бойко, почти в два раза превышая сборы по займам царского времени[1209]. Даже бывший император Николай II пожелал приобрести облигации на 100 тыс. руб.[1210] Однако экономические трудности нарастали, усиливая негативный настрой предпринимательских кругов по отношению к правительственным инициативам. На глазах таяли и надежды на блестящие результаты подписной кампании. К 1 июня общее число подписчиков достигало всего 500 тыс. человек – и это при 180-миллион-ном населении страны![1211] Не способствовала успеху займа и почти месячная заминка с его реализацией, что помешало использовать патриотический порыв первых недель после свержения царизма[1212]. Заметим, широкие народные массы изначально не проявляли интереса к займу. Хотя Петроградский совет принял решение о его поддержке, а в июне 1917 года даже подписался на 400 тыс. руб.[1213], на местах преобладало полное равнодушие к пропагандистским призывам. На многих предприятиях, как, например, на Большой Ярославской мануфактуре, агитаторов в пользу займа предупреждали о возможной агрессии по отношению к ним со стороны рабочих[1214]. Исключительно буржуазным делом считала заем свободы революционная демократия, и ее представители из 677 тыс. подписчиков составляли лишь около 3%[1215]. «Известия» указывали на странное обстоятельство:

«С одной стороны, господа капиталисты готовы отказаться от всех доходов, а с другой – они не желают занять государству денег из 6% годовых. И не служит ли это лучшим доказательством лицемерия всех заявлений капиталистов об их безвыходном и трагичном положении?»[1216]

Со своей стороны, питерская буржуазия, первой заговорившая о провале «займа свободы», также предлагала прекратить всю эту комедию и расстаться с надеждами на патриотические чувства населения. Она начала открыто высмеивать эту инициативу властей. Много ли осталось чудаков в обширной пустыне, недавно именовавшейся Российской империей, любящих свободу, понимающих ее значение, готовых ради нее понести жертвы? – вопрошало столичное «Новое время». И предлагало переименовать «заем свободы» в «заем спасения себялюбцев»[1217]. Путилов призывал для изъятия излишков бумажных денег делать ставку не на красивые лозунги, а на принудительные займы. По его расчетам, это без всяких уговоров позволило бы государству гарантированно собрать 5-6 млрд руб. наличными[1218]. Московское купечество, признав, что «заем свободы» не оправдал ожиданий, тоже сетовало на наличие избыточной денежной массы на руках бесчисленных спекулянтов, менее всего помышлявших о «тихом пристанище» для своих средств[1219]. В августе – октябре 1917 года подписка на заем, объявленный постоянным, практически прекратилась. Окончательным его фиаско можно считать более чем успешное размещение займа частных железных дорог в первой половине октября. Подписка на эти бумаги в объеме 750 млн руб. прошла буквально в несколько дней, в три раза превысив номинал. Как констатировала «Русская воля»:

«публике одинаково надоели и перманентная революция, и перманентный заем. Под такую свободу, которую устроили на нашей земле, денег много не соберешь»[1220].

В отличие от «займа свободы» финансово-промышленное акционирование после февральского переворота переживало небывалый взрыв активности. Министерство торговли и промышленности значительно больше, чем при старом режиме, занималось уставами учреждаемых акционерных обществ[1221]. В новых условиях и питерский, и московский кланы пытались нарастить потенциал, усилить свои позиции в экономике. Казалось, февральско-мартовская победа открывала для этого блестящие перспективы. Однако на самом деле положение нынешних победителей было гораздо слабее, чем прежнее положение имперского чиновничества. Вследствие общей политической неопределенности Временное правительство попало в зависимость от западных союзников, а точнее – от их финансовой поддержки: без нее существование нового строя было бы, мягко говоря, весьма затруднительным. Неизменной заботой новой власти стало внимание к иностранным экономическим интересам, а их в российской экономике было более чем достаточно: французскому, английскому, бельгийскому бизнесу принадлежали крупные активы в ключевых отраслях промышленности. Более того, европейский капитал владел значительными пакетами питерских банков: через них инвестиционные потоки шли в Россию. Понятно поэтому, что правительство, как бы ни благоволило оно московскому купечеству, не могло откровенно вытеснять столичный банковский клан с лидирующих позиций в экономике, поскольку при этом пострадали бы интересы союзников, чего, разумеется, никто допускать не хотел. Поэтому Временное правительство уделяло особое внимание горной промышленности юга, находившейся в иностранном акционерном владении.

1203

См.: Среди московских торгово-промышленных сфер // Коммерческий телеграф. 1916. 18 марта.

1204

См.: Новый заем // Утро России. 1916. 5 апреля.

1205

См.: Журнал заседания совета представителей акционерных коммерческих банков. 9 марта 1917 года // РГИА. Ф. 1533. Оп. 1. Д. 14. Л. 58.

1206

См.: Письмо ЦВПК всем областным и местным военно-промышленным комитетам. 22 апреля 1917 года // РГИА. Ф. 45. Оп .1. Д. 108. Л. 80.

1207

См.: Михайловский Г.Н. Из истории внешнеполитического ведомства. Кн. 1. М., 1993. С. 365.

1208

См.: Подписка на заем свободы // Торгово-промышленная газета. 1917. 16 апреля.

1209

См.: Заем свободы // Русское слово. 1917. 27 мая.

1210

См.: РГИА. Ф. 560. Оп. 26. Д. 1450. Л. 2-3.

1211



См.: Там же. 7 июня.

1212

См.: Бубликов А.А. Русская революция. С. 33.

1213

См.: Заем свободы и советы рабочих депутатов // Биржевой курьер. 1917. 2 августа.

1214

См.: Там же.

1215

См.: Ган А. Государственный банк и Временное правительство // Русский экономист. 1923. №7-8 (январь). С. 11.

1216

См.: Заем свободы и капиталисты // Известия. 1917. 19 мая.

1217

См.: Заем свободы // Новое время. 1917. 3 июня.

1218

См.: А.И. Путилов о принудительном займе // Финансовое обозрение. 1917. №16 (май). С. 3-4.

1219

См.: Четвериков С.И. К борьбе с финансовым кризисом // Утро России. 1917. 6 июня.

1220

См.: Богомолов М. Внушительная демонстрация // Русская воля. 1917. 15 октября.

1221

См.: Прилежаев В.В. Воспоминания // РГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Д. 45. Л. 66.