Страница 64 из 97
Другой стороной, конфликтовавшей с Гучковым, был сам Совет рабочих и солдатских депутатов. Надо сказать, что постепенно он преодолевал то аморфное состояние, в котором находился практически весь март. Исследователи во многом связывают это с деятельностью одного из меньшевистских вожаков – вернувшегося из ссылки И.Г. Церетели[934]. Лидер социал-демократической фракции во II Государственной думе обладал незаурядными организаторскими качествами. И если разгул советской стихии воплощал меньшевик Ю.М. Стеклов, то Совет как структуру олицетворял именно Церетели. К тому же после реформирования Совета и постепенного удаления случайных людей руководство сосредоточилось в руках «звездной палаты». Так именовался круг советских лидеров, ежедневно собиравшихся на квартире М.И. Скобелева, где проживал и Церетели. Совещания носили частный характер: не было ни председателя, ни повестки дня, ни протоколов. Но именно здесь сверялись позиции, готовились проекты резолюций и воззваний; душой этих собраний был И.Г. Церетели[935]. Исполком, ведомый «звездной палатой», постоянно обращался к военной тематике. Почти 70% вопросов, которые Совет поднимал перед Временным правительством, так или иначе касались армейской жизни[936]. Здесь следует подчеркнуть: активность Совета на данном направлении пока совсем не была связана с далеко идущими планами Керенского, хотя он с самого начала числился товарищем председателя Совета Н.С. Чхеидзе. Это подтверждает, что политическая «капитализация» активного министра юстиции опиралась прежде всего на военных «младотурков». С первых чисел марта он даже ни разу не появился в стенах Совета и его исполкома. (Подобное же отношение к Совету демонстрировал, пожалуй, лишь Гучков, упорно избегавший визитов в стан революционной демократии.) Терпение исполкома иссякло к концу месяца: Керенского как члена Совета постановили вызвать на одно из заседаний. Ю.М. Стеклов выражал общее возмущение по этому поводу:
«Как будто бы там (в правительстве. – А.П.) есть представитель от Совета, а в действительности [он] не является к нам и ведет особую политику... это производит неблагоприятное впечатление»[937].
Министр юстиции поступил довольно неожиданно: прибыв на заседание солдатской секции совета, он произнес блистательную речь. Напомнив о своих заслугах в борьбе с царским режимом, Керенский перешел к делу:
«Я слышал, что появляются люди, которые осмеливаются выражать мне недоверие... я предупреждаю тех, кто так говорит, что не позволю не доверять себе и не допущу, чтобы в моем лице оскорблялась вся русская демократия».
А в заключение добавил, что никуда не уйдет, пока не утвердит в России демократическую республику. В итоге его под овацию на руках вынесли из зала[938]. Такой восторженный прием обезоружил противников: им осталось лишь недоумевать относительно апелляции Керенского к массам через голову исполкома. Как заметил В.О. Богданов:
«этот метод нежелательный, не в наших и не в его интересах... нужно считаться с нами»[939].
Но Керенский уверял, что всегда надеялся на поддержку Совета, просто не мог участвовать в его длинных заседаниях:
«А то можно проворонить важное»[940].
Важное Керенский действительно не «проворонил»: отныне он стал более плотно взаимодействовать с исполкомом. Например, их совместными усилиями в Минске 7-10 апреля 1917 года был проведен съезд Западного фронта. Лидеры Петроградского совета – Чхеидзе, Церетели, Скобелев, Гвоздев – посетили Минск, сумев взять под контроль это крупное армейское мероприятие. Под пение «Отречемся от старого мира...» Скобелев говорил о том, как «революция дезинфицирует мозги офицерам», и призывал их к единению с солдатами на новых демократических принципах[941]. Уточним, что данный съезд прошел в пику гучковской инициативе по организации другого воинского съезда, в Москве. Там, в отличие от минского форума, захваченного советскими деятелями, планировались совсем иные решения по широкому кругу военных вопросов; оказать поддержку министру обещал нарождающийся Союз офицеров. Но Петроградский исполком совместно с Керенским сумел воспрепятствовать московскому съезду, признав его проведение излишним[942].
Интересы Керенского совпали с чаяниями советских деятелей, желавших выдавить из правительства Гучкова. С другой стороны, «звездная палата» была вынуждена считаться с растущей популярностью Керенского, а потому демонстрировала единение с ним. Ф. Степун тонко заметил, что, по мере того как исполком «обретал власть над самим собой и Советом, он терял всякую власть над массами»[943]. Керенский постепенно приобретал статус народного трибуна, кумира масс. Недолгое противостояние с «империалистическими» министрами, как в те дни называли Гучкова и Милюкова, завершилось блистательной победой Керенского, что символизировало победу молодых сил над старой политической традицией.
Отставка Гучкова и Милюкова открывала новые политические горизонты не только перед министром юстиции, но и перед «звездной палатой». Однако если Керенский, подогреваемый группой «младотурков», стремился к властным вершинам, то советские лидеры с немалыми сомнениями вступали на правительственную ниву. Реальная ответственность представлялась менее приятной, нежели присмотр за властью со стороны. Поэтому решение о работе Совета в составе Временного правительства было принято не с первого раза. Результаты первоначального голосования были такими: 22 – за, 23 – против, 8 – воздержались[944]. Весьма примечательно, что уже на следующий день военные «младотурки» взяли на себя роль агитаторов, призывающих лидеров социалистических партий войти во власть. 30 апреля 1917 года группа офицеров во главе с Г.А. Якубовичем посетила исполком. Они выражали возмущение демонстративным уходом Гучкова, поскольку это могло вызвать отставку командующих отдельными фронтами, что было явно нежелательно. Единственным способом предотвратить разложение армии Якубович и офицеры считали укрепление власти посредством участия в правительстве советских представителей[945]; они пришли со специальной миссией: убедить социалистов сделать этот шаг. Именно этого с нетерпением ожидал их новый патрон. Вообще складывается ощущение, что если бы не стойкое желание Керенского, то члены «звездной палаты» вполне могли воздержаться от такого скорого вхождения в правительство. Прежний формат, в котором они добросовестно играли определенную роль, их, похоже, вполне устраивал. Не устраивало это Керенского и его военных соратников, продавливавших новую конструкцию власти, в рамках которой они собирались построить свое блистательное политическое будущее. С первых дней водворения Керенского в Военном и морском министерстве «младотурки» оккупировали там все ключевые посты. Помимо Керенского в правительство от социалистов вошли М.И. Скобелев (министр труда), В.М. Чернов (министр земледелия), А.В. Пешехонов (министр продовольствия), B.Н. Переверзев (министр юстиции), И.Г. Церетели (министр почт и телеграфа)[946].
В военной сфере происходило утверждение концепции солдата-гражданина, отношения которого с офицерами строятся не на механическом исполнении приказаний, а на солидарных началах. Эта концепция стала стержнем политики А.Ф. Керенского и его сподвижников. Все, кто не разделяли провозглашенных принципов, объявлялись не соответствующими духу революционного времени и должны были уступить место новым кадрам. В критической зоне сразу оказался Верховный главнокомандующий М.В. Алексеев, назначенный на этот пост при поддержке своего давнего соратника Гучкова. Совет относился к ставке с неизменным пренебрежением. Здесь постоянно напоминали: Алексеев, этот генерал:
934
См.: Тютюкин С.В. Меньшевизм: страницы истории. М., 2002. С. 329-331.
935
В.С. Войтинский, кроме Скобелева и Церетели, упоминает среди участников этих собраний Чхеидзе, Дана, Анисимова, Ермолаева, Гоца; реже появлялись Чернов, Рожков, Вайнштейн, Авксентьев. См.: Войтинский B.C. 1917-й. Год побед и поражений. Вермонт, 1990. С. 69.
936
См.: Всероссийское совещание советов рабочих и солдатских депутатов. 29 марта – 3 апреля 1917 года. Стенографический отчет. С. 116.
937
См.: Протокол заседания Исполнительного комитета и Бюро Исполкома. 26 марта 1917 года // Петроградский совет... Т. 1. С. 575.
938
См.: Протокол заседания солдатской секции. 26 марта 1917 года // Там же. С. 588-589.
939
См.: Протокол заседания Исполнительного комитета. 27 марта 1917 года // Там же. С. 602.
940
См.: Там же.
941
См.: Из Минска // Известия. 1917. 11 апреля.
942
См.: Суханов Н.Н. Записки о революции. Т. 2. С. 40.
943
См.: Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. С. 342.
944
См.: Коалиционное министерство // Утро России. 1917. 29 апреля.
945
См.: Церетели И.Г. Воспоминания о февральской революции. Кн. 1. C. 134-135.
946
На включении в кабинет И.Г. Церетели больше всего настаивало само правительство. В отличие от других членов Совета он пошел на это крайне неохотно. Его настоятельно уговаривали возглавить Министерство внутренних дел, а премьер кн. Г.Е. Львов с готовностью уступал ему свой портфель, однако Церетели согласился на должность министра почт и телеграфов, приняв ее не без юмора. См.: Гуревич В.Я. Всероссийский крестьянский съезд и первая коалиция // Летопись революции. Кн. 1. Берлин, 1923. С. 57.