Страница 22 из 30
— Когда ты вернешься на родину и будешь жить по-новому, ты узнаешь, что такое наука, и тогда будешь знать многое! Не мы первые находим в этих льдах мамонтов, но мы первые сумеем отсюда его увезти! Если он хорошо заморожен!
— Он тверд, как железо, и крепок, как лед! — ответил Сын Гостя и усмехнулся, но лед крепок, пока нет солнца, а солнце горячо, пока ветер не закроет его тучами!
Человек в очках, должно быть, знал хорошо якутскую речь, где тайная мысль вьется тонкой извивающейся нитью между нагромождением образов и шуток. Он посмотрел на своего спутника внимательно и ответил твердо:
— Тот, кто, как ты, сделал путь в две зимы от Алдана до Кладбища Мамонтов, должен хорошо бы знать, что человека, идущего по своему пути, не могут задержать ветер, солнце и лед!
Сын Гостя кивнул головою и замолчал. Тогда они подошли к взрытой земле, где виднелись шерсть и вздутые бугры живота огромного животного.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
СЫН ГОСТЯ ПРОДОЛЖАЕТ ПУТЬ
Еще десять солнц встало за ледяной скалою и столько же их упало невдалеке в розовую океанскую даль. Белые ночи налились сумеречными тенями, и розовые детеныши лебедей пробовали первые размахи своих крыльев.
Огромная туша мамонта вышла из-под земли. Муж Маи, молчаливый тунгуз с зоркими глазами, привел осторожно парусный каюк к океанскому берегу. Туда грузили мамонта, распиленного на части, как камни.
Человек в очках подбирал клочья шерсти и спрятал между двумя листами бумаги остатки травы, найденной во рту мамонта. Сын Гостя смотрел на человека в очках с изумлением. Возвратившись с каюка за новым куском животного, он сказал ему:
— Стекла делают твои глаза зоркими, как у орла, но в ушах твоих нет стекол, а я слышу приближение бури. Пусть каюк уходит сейчас же за остров, подальше от берега океана! Океан прибьет к острову ледяные скалы, и они изрежут в куски твой каюк легче, чем мы резали на части мертвое животное!
Человек в очках кивнул головою, но сказал просящим голосом:
— Хорошо, хорошо! Но надо догрузить, потому что он тает! Мы успеем увести каюк!
Он нагнулся к земле и тер ее в ладонях, потом пробовал на вкус. Сын Гостя посмотрел на него, как на ребенка, и ничего не сказал.
Последнею грузили голову мамонта. Ее нести четыре человека, и они гнулись под тяжестью. Крутой, как рог,
бивень лежал на плече Сына Гостя, длинная грива шеи мамонта путалась в его ногах. Человек в очках поддерживал ее и говорил, сияя восторгом сквозь блестящие стекла:
— Весь мир будет знать о нашей находке и о тебе. Сын Гостя! Много людей со всех концов мира заедут в город твоей страны, чтобы видеть мамонта и изучать каждый клочок его шерсти! Он приносит нам вести из эпохи межледниковья. он позволяет нам видеть назад за тысячи лет! Сын Гостя, ты получишь избу и хозяйство!
Сын Гостя покачал головою и посмотрел в сиреневую даль океана.
— Смотри, вот надвигаются сумерки и с ними буря! Торопи тунгузов увести каюк!
В сумерки тунгузы повели каюк. Ветер был слаб, паруса висели, и каюк едва двигался вблизи берега. Человек в очках дал Сыну Гостя бумагу, которая указывала к нему путь, как звезды вели Сына Гостя к его цели. Сын Гостя взял бумагу, сложил ее бережно и спрятал на груди. Он долго глядел вслед человеку, шедшему по берегу за каюком, и кивал головою, думая о своем.
Ночью же взвыл океанский ветер. Сын Гостя проснулся от ветра и холода. Он вышел на берег и смотрел в непроглядную тьму, хлеставшую в лицо хлопьями дождя и бури. Он думал о каюке и человеке в очках. Он видел, как ледяные скалы настигали каюк, прижавшийся к берегу. Он видел метавшегося по берегу человека с мокрыми стеклами, который просил и приказывал, а тунгузы спокойно глядели на него.
— Йоры не любят, когда люди мешают их играм! Проси их, чтобы они пронесли мимо льды!
Йоры продолжали играть океанскими волнами, и Сын Гостя в непроглядной тьме, как в пламени огня, видел, как деревянное судно еще держалось на воде, покачиваясь и опрокидываясь, как льды надвигались, и первая же льдина легко разрезала его на куски.
Льдина всползла на берег, а щепки каюка исчезли под водою.
Сын Гостя закрыл руками лицо и ушел с берега. Ветер и дождь путали ему ноги. Белая ночь была темна. Рассвет же долго ползал в тумане, отыскивая солнце.
Утрой Сын Гостя пошел берегом по следам человека в очках. Он только к вечеру вышел на морской берег острова и нигде не нашел зоркими глазами следов каюка. Он шел берегом, ища тропинки от стоянки каюков к юрте сестры, и еще издалека увидел на ней съежившуюся фигуру Маи. Она стонала, как чайка, покорно глядя в серую степь воды, отрезавшей остров от материка.
Сын Гостя остановился над нею.
— Почему ты не в юрте и отчего ты стонешь здесь, надрывая мне душу?
Она подняла голову и сказала тихо:
— Мой муж увел каюки, спасая их от бури и льда. И я боюсь, что с ними случится то же, что случилось с тем, который грузили вы мясом дохлого мамонта!
— Откуда ты знаешь. — крикнул Сын Гостя, что стало с ним?
Человек со стеклами на глазах вернулся ночью!
Тогда последняя надежда исчезла, как солнце за тучей. Сын Гостя застонал и поднял руки, обнимая ими голову. Через минуту он опустил их со стоном, и тогда Мая увидела в судорожно сжатых пальцах его черные нити его собственных волос. Она упала лицом на его руки, но он тихо отнял их и спросил резко:
— Что же делает человек со стеклами на глазах?
— Он потерял свои стекла на берегу. Его глаза были мне видны, и я видела, что на них были слезы. Он плачет.
Сын Гостя развернул свою грудь из одежды и ударил по ней.
— Он плачет! Я не плачу, хотя я потерял все, что хотел иметь, а он потерял только мясо падали, негодной в пищу и собакам!
Он отвернулся от сестры и подставил свою голую грудь солнцу и клочьям морской свежести.
— Пусть лед умирает от солнца! Ветер может погасить его свет тучами! Но и все вместе они не остановят меня на моем пути!
Он засмеялся, раскрывая широкий рот, глотая воздух и влажную свежесть моря.
— У меня есть шесть пар рогов мамонта, и еще столько солнц впереди, сколько нужно для того, чтобы пройти весь остров! Мая, я продолжаю свой путь!
Сын Гостя высоко поднял голову и пошел — прочь, не закрывая груди, жаждавшей борьбы и бури.
ВЕЧЕР ЧЕТВЕРТЫЙ
или
ПОВЕСТЬ ЛОЦМАНА О ЧЕРНЫХ ПЕСКАХ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
БЕГСТВО
Отец лежал на кошме, вниз лицом, с обнаженной спиною. Над ним, засучив рукава, поджав под себя ноги, сидел Кениссора. Полы его халата, желтого, как цветы асафетиды, стлались по полу, мешая движениям. Он тихонько вращал лучинку, в которой была защемлена головка ришты, и таким образом извлекал ее из-под воспаленной кожи. Круглое, скользкое тело паразита, похожее на огромного дождевого червя, накручивалось на лучинку. Оно выходило из спины отца бесконечною лентой в красную щелку, с гноящимися краями, откуда вчера показалось головкой.
Раим сидел на ковре в углу и смотрел, глотая слюну, выбегавшую в рот от отвращения и любопытства.
Отец впился пальцами в кошму, сказал глухо:
— Кончай, Кениссора! Караван не будет нас ждать!
Кениссора вздохнул.
— Если я оборву ришту, не вытянув до конца, ты умрешь Киртар!
— А если мы не уйдем до вечера, нас всех перережут «басмачи!
— Я тороплюсь, Киртар!