Страница 41 из 54
– В основании скал находятся большие подземные пещеры. Грязевые потоки устремляются прямо туда. Но куда затем деваются… Это знают только темные боги, обитающие в подземельях.
Точно такие высокие скалы окаймляли гигантскую долину с востока и запада. Южную оконечность загораживал конический силуэт Хрустальной Горы. Ее хрустальная верхушка, вобравшая в себя закатный солнечный свет, напоминала кроваво-красный капюшон. Зрелище достойное того, чтобы любоваться им бесконечно. Когда Кейлот поделился своими наблюдениями с Ватто, южанин пожал плечами и сказал:
– Как знать. Мне оно больше напоминает окровавленный наконечник копья.
– Или запятнанный кровью зуб, – отозвался Лютто.
В северных королевствах бытовало мнение, что долина Тана появилась в результате того, что на земную поверхность, которая еще не успела окончательно застыть после пребывания в раскаленном полужидком состоянии, наступил исполинский доисторический медведь Танату на своем пути к Бездонному Океану. А Хрустальная Гора была жалкой занозой, застрявшей между подушечками его лапы. Именно здесь древнему чудовищу удалось от нее избавиться. Подобная теория подтверждалась тем, что в водах Бездонного Океана до сих пор обитали морские существа под названием танату, которые изредка в поисках добычи выходили на берег. С виду они напоминали медведей и обладали внушительными пропорциями, но, конечно, не были такими исполинами, как их знаменитый предок.
Когда Кейлот озвучил эту легенду, Лютто бесцеремонно ее высмеял, а Ватто смерил брата укоризненным взглядом, прежде чем взять слово.
– Во времена, предшествующие Древнему Миру, когда землю населяли исполинские чудовища, жил себе ящер, которого называли Звездным Драконом. Был он так велик, что, пролетая над землей, закрывал небо от горизонта до горизонта. Он был нейтрален, как по отношению к чудовищам, правившим тогда бал на земле, так и к людям. Он не нападал на поселения людей, но не истреблял и монстров, которые позволяли себе это делать. Поэтому ни первые, ни вторые не искали в его облике ни защитника, ни союзника (смотря, кто на что рассчитывал). И так бы могло продолжаться не одну тысячу лет, ибо драконы – признанные долгожители на земле, если бы не один человек – Индиго Кармус. Это имя знакомо вам, господин? – спросил Ватто, отметив напряженную работу мысли на лице Кейлота.
– Вряд ли.
– Разумеется, это имя вам мало что скажет, ибо тем среди ныне живущих, кто знает о его подвигах, он знаком под совершенно иным прозвищем. Рыцарь Вечности. Слыхали о таком?
– Не уверен, – задумался Кейлот. – Память человеческая недолговечна. Если я и слышал о нем, то только в раннем детстве и уже успел об этом позабыть.
– Так вот этот герой задался целью уничтожить Звездного Дракона. Прямо, как вы – его алмазного потомка. Но причины к убийству у этого воина были совсем иные, чем у вас. Индиго Кармус являлся знатным истребителем чудовищ, на его счету был не один поверженный монстр. Среди них попадались и такие, как василиски, виверны и даже мантикоры.
– Такие древние чудища… – задумчиво проговорил Кейлот. – В какую эпоху они жили?
– В эпоху Архаического Мира, – с готовностью ответил Ватто. – Эти существа жили так давно, что свитки и книги, в которых они упоминались, успели давно рассыпаться в прах, а из него – произрасти в новые деревья.
– Да уж.
– Так вот Индиго, видимо, посчитал, что голова Звездного Дракона станет достойным венцом его впечатляющей коллекции. Выследить Звездного Дракона не составило особого труда – ящер был так огромен, величествен и могуч, что вел свое существование, ни от кого не таясь. Индиго вызвал его на поединок, Дракон согласился. Он поднялся в небо, и солнечный день сменился звездной ночью. Потом начался поединок. О его перипетиях сказания молчат, равно как и о том, каким образом Индиго Кармусу удалось подняться в воздух и продолжать битву со своим противником в небесах. Известно лишь, что был нанесен роковой удар, и Звездный Дракон пал. Земля содрогнулась под его телом. Крылья били по земле, сметая города и леса – и на этом месте образовались пустоши, которые просуществовали многие тысячи лет, прежде чем снова заросли деревьями. Там, где в землю вонзились его когти, образовались озера. Его хвост обрушился на Бездонный Океан (тогда его еще не величали бездонным) и пробил в его ложе глубокую траншею длиной в несколько тысяч миль. Говорят, что поднявшиеся волны взметнулись до небес и смыли с небосклона на дно несколько сотен звезд. А шип, венчавший этот хвост, по форме напоминавший полумесяц и сиявший подобно ему же, вонзился в землю так глубоко, что стал причиной появления Глотки Дьявола – самого глубокого места в океане. Когда туша дракона исчезла – часть разложилась, а часть погрузилась в землю – на поверхности остались только некоторые элементы скелета. К ним относится хребет дракона. Он существует и сейчас и известен под названием Лиловые Горы. А еще зуб. Его клык – это и есть Хрустальная Гора.
– Удивительно, – изумился Кейлот. И уже другими глазами взглянул на каменную громаду, высящуюся впереди. Конус чистого хрусталя на ее вершине заметно померк – солнце уже скрылось за высокими скалами, окаймлявшими долину Тана с запада.
Путешественники двинулись вниз по склону, аккуратно переступая по голым камням, пытаясь держаться подальше от бурных селевых потоков, и продолжали беседовать о тех временах, когда землю топтали ноги легендарного героя. Кейлот спросил, в каком из боев обрел свою кончину этот прославленный воин. Ватто ответил, что сказания не сохранили подобной информации, молчали они и о точных координатах места его захоронения.
– Если оно действительно существует, – многозначительно добавил южанин. – Герой мог однажды потерять бдительность, и атакованное чудище просто сожрало его.
– Удручающий финал, – заметил Кейлот.
Глава 12. Демон ночи
Медасфен-Демон-Ночи проживал в Королевстве Низовья более шести сотен лет. Он обосновался в холмистых низовьях реки Альяндин в те далекие времена, когда первые поселенцы только начинали возводить здесь времянки, а отношения между разрозненными селениями носили скорее враждебный, чем объединительный характер. Впрочем, первое второму не мешало, а в какой-то мере даже способствовало, и Медасфен любил наблюдать за копошением этого гигантского муравейника.
Королевство Низовья было его излюбленной игрушкой. Как любопытный, но не в меру воспитанный ребенок любит взять в руки палку, сковырнуть ею стену муравейника, а потом наблюдать беспокойную беготню потревоженных насекомых, так и Медасфен любил вмешаться в дела нарождающегося государства, и порой – довольно ощутимо.
Демон Ночи обладал чарами многообразия и не гнушался постоянно пускать их в дело. Богатая фантазия подсказывала ему все новые и новые образы, а дьявольская сущность являлась превосходным материалом для лепки. В те времена Медасфен был куда более изобретателен, чем когда бы то ни было после. Обращаясь в табун лошадей, он уничтожал посевы. Превращаясь в клубы едкого дыма, накрывал удушливым пологом целые поселки. Он поджигал, затапливал и убивал. И всегда заметал следы таким образом, чтобы подозрения падали на противоположный лагерь. Первая стрела, выпущенная из вражеского стана, топот конницы во тьме ночи, крики, угрозы, проклятия, кровавые надписи на крепостных стенах – все это был Медасфен. Он обожал сталкивать людей лбами, а потом наблюдать за тем, как они пытаются друг друга умертвить. Кровопролитные распри являлись самой желаемой наградой за потраченные усилия.
Жаль, что все проходит… Люди в те времена были гораздо суевернее, чем сейчас, и Демон Ночи без труда мог подчинить их своей воле. Однако Медасфен не собирался доводить дело до подобного бессмысленного конца. Во-первых, служители культа – люди полезные, но совсем безынициативные. А инициативу Медасфен уважал. Во-вторых, люди менее всего склонны обожествлять кого-либо из себе подобных, пусть даже бессмертного, наделенного сверхъестественными способностями. И в-третьих, существовало еще одно препятствие на пути к господству – нежелание Демона Ночи обнажать свою истинную сущность, пусть даже перед армией идолопоклонников.