Страница 33 из 54
Я не знаю – говорят, что и Диавол способен принимать вид Ангела Света – но я… чудом не погибший во фьордах, преобразовавшийся из мертвеца с перебитыми костями в… не знаю, как меня теперь звать, я могу есть только кусочки мяса убитых мною… ныне в зимнюю тьму и непогоду. Я раз в неделю навещаю то поселение людей, где мы, никого не трогая, навлекли на себя всё же гнев Закона. Мне удаётся протиснуться в окошко хижины или же выбить её шаткую дверь – и застать свою жертву сонной – и, верно, её пробуждение было страшным! Основание моего Молота Тунара я заточил о камень, и при убийстве он очень удобно ложился в ладонь, причём сам Молот сжимался в ладони, а из моих покалеченных пальцев торчало верное и смертоносное остриё.
А после каждого убийства и трапезы я извлекаю из сердца свой серебряный Молот Тунара и, прилепив к нему кусочек еловой ветви, окропляю всё это кровью убитого мною – будь то женщина, девушка, похотливый отрок, не познавший греха, и часто тайно расплёскивающий на постели во славу Сатане то, что его гнетёт.
Только зрелых мужчин я так не убиваю – в них нет страсти, а есть одно отупение и самодовольство, что свойственно свинье, да абсолютная уверенность в их правоте – что свойственно мужчинам, по разуму куда как ниже свиньи...
Взрослых мужчин, мною убитых, находят лишь с кишками, обмотанными вкруг шеи, пока я, неживой, хоронюсь в лесу в полусне дня, сжимая в руке окровавленный маленький молот с присохшею кровью и кусочком ветви еловой.
И меня влечёт лишь одно – я должен собрать куски твоего истерзанного во имя Законов Людей тела в одно целое – я нашёл уже твою ступню и кость предплечья, кажется, и храню в потайном месте, где ни волки, ни росомахи его не достигнут – под елью, подстелив лапника. Рано или поздно я соберу все твои косточки – и тогда… я не знаю, но я чую, что это надо сделать.
Остатки моего получеловеческого разума мне говорят, что всё же Серебро и Ель помогут членам твоего тела срастись в одно. Теперь, в своём нынешнем состоянии, я верю в силу Молота Тунара больше – молот перестанет быть оружием и скуёт всё то, что я соберу в единое целое и окроплю чуждой кровью, верю, верю, верю…
Юрий Табашников
Сквозь стекло
Когда-либо проходили сквозь стекло? Нет? Ну, и не советую.
А теперь всё по порядку. Я – хороший семьянин и очень люблю жену и своих детей. Моя Наталья ушла сегодня пораньше на работу, а мне пришлось на своём дорогом джипе час назад отвезти детей в школу. Миша и Маша помахали мне ручками и побежали к открытым дверям школы, быстро затерявшись среди многочисленной детворы, спешащей на уроки.
Я нигде не работаю. А зачем? В последнее время денег хватает. На всё, что только пожелаю. Когда кончаются деньги, подхожу к ближайшему лотерейному киоску и покупаю первый попавшийся билет. Только один, на пятьдесят рублей, неважно, какого выпуска. И всегда выигрываю. Ровно один миллион рублей. Обо мне уже не раз писали в газетах – ведь согласитесь, странно, когда один и тот же человек на протяжении нескольких месяцев берёт банк десять раз подряд по миллиону рублей. За то время, как начало так везти, я поменял квартиру, машину, а жена стала совершенно по-иному, очень уважительно общаться со мной. Оно и понятно – наконец-то смогла зажить по-человечески, как давно того хотела.
Моё внезапное обогащение, моя удача пришли неожиданно в тот момент, когда на пороге квартиры появился сосед, Игорь Тимофеевич, с пятого этажа нашего старого дома, довольно потрёпанной временем «пятиэтажки» пятидесятых годов постройки. Признаюсь, что когда его увидел, даже немного испугался. Волосы взъерошены, глаза бегают по сторонам, словно в поисках защиты или места, где можно укрыться.
– Витя, спрячь это у себя, и никому не показывай, – попросил он меня, протянув свёрток, обтянутый помятой простынёю. – Если завтра не появлюсь, выбрось эту вещь, уничтожь её и, ради Бога, никому ничего не рассказывай!
– Хорошо, сосед, – пожал я плечами, – а что там?
Но он уже не слышал меня, поднимаясь по лестнице наверх, на свой пятый этаж. Ещё раз, пожав плечами, я занёс свёрток к себе в квартиру, положил его под койку и на время забыл о странном предмете.
Вечером домой пришла Наташка и мы с ней, как всегда, крепко поцапались.
– Хватит тебе пить! – крепко насела она на меня. – Всё уже пропил! Я на работе с утра до поздней ночи, а он рад стараться... Ты, знаешь, какой день подряд пьёшь? Третий! Когда работать-то начнёшь?
Наташка, она у меня ничего, только вот горластая очень. Приходиться время от времени успокаивать, баба ведь всё-таки, нервная... Вот и в тот вечер, покричала-покричала, я ей наставление сделал, она с пола поднялась, села на стул и заплакала:
– Как же я завтра в больницу с синяком-то пойду? Всю душу ты мне вымотал...
А я её даже не слышал. Пошёл, накатил стаканчик, да спать лёг. Утром – звонок в дверь. Встаю с трудом, до двери дохожу, думаю, Наташка вернулась – не пошла на работу с синяком. Дверь открываю, а на пороге наш участковый, Петрович. Сам роста маленького, и при всём том толстый, как поросёнок, которого с трудом в униформу казённую втиснули.
«Ну, – думаю, – моя крыса, не иначе, пожаловалась».
– Здорово, – вслух говорю, – Петрович, выпить есть?
А он мне давай что-то рассказывать, бумаги подозрительные в руки подсовывать. Кое-как понял, что расспрашивает он о моём соседе, Игоре Тимофеевиче. О том, что свёрток у меня оставил. А ещё немного позже почти интуитивно догадался, что дела-то совсем нехорошие в нашем доме происходили, пока в забытье алкогольном находился. Петрович нетерпеливо рассказал мне, что нашли соседа-доцента на полу своей квартирки в луже крови. Я сразу в отказную пошёл. Мол, не видел ничего и не слышал. Бумажки необходимые при таких делах подписал и участкового потихоньку за двери вытолкал. А сам сразу вспомнил про тот предмет, что мне покойничек-археолог перед смертью подсунул. «Ну, – мысль проскочила, – наверное, золото там. Клад на раскопках нашёл, мне подкинул, а про находку прознали, да и «замочили» беднягу».
К койке подхожу, благо дети в школе, вытаскиваю вещицу, на кровати разворачиваю, смотрю – и впрямь передо мной предмет старинный. Как щит древний, блестит бронза, временем отполированная, и в ней, как в зеркале, вижу своё отражение. А по краям блюда – символы непонятные, руны какие-то. Куда же Тимофеич последний раз катался руководителем раскопа от своего института? Куда-то на Урал. Город какой-то странный, древний они там отыскали. Артатим или Арлатим. А, нет, вспомнил, Аркаим, кажется, называется.
Смотрел я некоторое время в своё отражение в блестящей поверхности, и вдруг похмелье куда-то ушло, и я впервые почувствовал голод...
Скоро я понял, что вся моя жизнь, после появления странного предмета в нашей квартире круто поменялась. И ещё понял, что тесно связан с этими изменениями предмет древний, и все улучшения в моей жизни пошли от него…
* * *
Хорошее время суток для меня – утро! Дети в школе, жена на работе, а я могу спокойно вернуться домой. У меня снова кончились деньги, и вновь чувствуется упадок сил.
Поставив машину на стоянку, торопливо поднимаюсь по лестнице, открываю квартиру и закрываю двери за спиной на все многочисленные замки, которые по моей просьбе врезали местные сантехники. Такая мера предосторожности не кажется излишней – наоборот, скорее недостаточной. Я точно знаю, что никто не должен помешать мне во время сеанса.
Посередине зала, на мягком сиденье дорогого разукрашенного стула устанавливаю бронзовое «зеркало» и торопливо раздеваюсь перед ним догола...
Время останавливается...
Остаётся лишь голод, голод, голод...
По мере того, как смотрю на своё отражение, голод всё время возрастает. Некоторое время слышу шум с улицы и тиканье настенных часов, а потом окружающий мир начинает растворяться вокруг меня. Остаюсь только я и моё отражение в зеркале. Приходит долгожданный миг, и моё изображение оживает. Хотя стою на месте, не шевелясь, оно начинает двигаться, уходя куда-то в дымчатую даль. Не в силах контролировать себя, делаю шаг к старинному предмету и соприкасаюсь с ним. Словно ток пробегает по коже, начинаю невольно стонать от боли и удовольствия. Мои руки обволакивает дымка, и они исчезают где-то в глуби «зеркала», а следом сквозь древнее «стекло» проходит всё тело.