Волчья дорога

— Эй, Рейнеке, заснул что ли, — окликнули его ещё раз. Юнкер потряс головой, разгоняя морок, и поспешил вперед — догонять отряд. Маленький отряд — десяток ветеранов, он, да прапорщик Лоренцо. Передовой дозор. День назад рота свернула с дороги — просека в лесу была завалена упавшими деревьями. Снежный буран или лихой человек — непонятно. Офицеры поспорили — Рейнеке с изумлением смотрел как спокойный и, обычно выдержанный капитан и старый сержант орут друг на друга. Переспорил, в итоге, капитан. Рота повеселела — прорубаться через завалы никому не хотелось — и повернула в обход. Странно, новая дорога была шире, хоть и гораздо запущенней. Ей явно давно не пользовались. Люди упорно ходили через лес напрямик, хотя по картам это сокращало путь совсем не на много. Странно. Шумели под ветром могучие чёрные ели, колючие снежинки слетали с высоких древесных крон вниз, под ноги солдатам. Настороженно скрипел под сапогами снег. Они шли — молча, сосредоточенно, оглядывая внимательными взглядами тьму леса и снежное поле вокруг. Налетел ветерок, резкий запах ударил в ноздри — Рейнеке машинально поморщился, и сразу-же бросил это занятие — не хватало ещё пехотинцу воротить нос от пронзительно-резкого запаха горящих фитилей.

— Не отставай, НеЛис, — окликнули его ещё раз. Юнкер снова поморщился. Уже не от запаха — эта кличка нравилась ему гораздо меньше. И как его дёрнуло вспылить тогда? Тоже позорище, если подумать. Надо держать себя в руках — тут отец прав. Он же не из каких-то низкородных. Рейнеке тряхнул головой, выгоняя из памяти продолжение отцовской сентенции и оглянулся. Дорога заворачивала влево. Лес заметно редел. Начинался подъём — впереди был холм, пологий, но длинный. Патруль шёл вперёд. Итальянец Лоренцо — во главе. Старательно делает вид, что ничего не случилось. А может и впрямь ничего …

«И чего я взъелся, — подумал юнкер еще раз, — мало ли что говорят. Даже если этот красавчик и впрямь вышел из Брезахской тюрьмы под руку с дочерью коменданта". "Даже если не врут — какая разница. Анна, она", — тут мысли Рейнеке совсем разлетелись, как снежинки на ветру, — вихрем сверкающих искр. Анна, она... гордо поднятая рыжая голова, тихий, всегда вежливый, говор, улыбка — даже когда рота шла по мёртвой равнине, повозки вязли по ось тяжелом и влажном снегу и падали без сил бывалые ветераны. Даже Рейнеке умотался тогда, шёл злой как черт и гадал — кого бы загрызть для поднятия настроения. А У Анны находилось для всех доброе слово. И ласковая улыбка. И перевязка для сбивших ноги. Даже для таких, по кому петля плачет. Так ведут себя принцессы в сказках — старых сказках, что читала мама ночами. «И велела злая мачеха отнести корзину с ребёнком в лес...» .

"Может это и не сказка вовсе. — думал Рейнеке иногда, — Но капитан говорил, что Анна — дочь их старого полковника?" В этой фразе ещё были слова «похожа на», но их юнкер в упор не расслышал.

Солдат справа от него — долговязый веснушчатый ирландец оступился и замер как вкопанный. Юнкер вздрогнул, возвращаясь к реальности. Пологий холм под ногами оборвался внезапно. Впереди плавно спускалось широкое поле между двух лесных стен. А посередине тёмной громадой высилось... Рейнеке сморгнул, не веря своим глазам. Раз, другой. Первыми в глаза бросались две башни — два чёрных, волчьих клыка на фоне серого неба. Похоже на колокольни собора, но … не сияли золотом кресты наверху, чернел острой пастью провал на месте двускатной крыши. Вокруг — высокий, толстый пояс камней. Как стены, но вместо аккуратных зубцов поверху — мешанина. Юнкер втянул ноздрями воздух и глухо ощерился — впереди, в этой каменной каше, была только смерть.

— Что это? — прошептал кто-то под ухом. Рейнеке услышал, как предательски дрожит чужой голос.

— Имперский вольный город Магдебург.

— Добро пожаловать, — сказал один из солдат, сплюнул и длинно, забористо выругался.

2-5

город

Лагерь разбили тут же, у кромки леса — офицерские палатки вверху, на холме, рядовые — внизу, прячась в тени еловых лап от холодного ветра. Пара часов ушло на неизбежную суету — развернуть в круг повозки, распрячь усталых коней, растянуть полинявшие крылья палаток. Сержант, по обычаю, ругался, расставляя посты. Пару капральств загнали в лес — рубить дрова для костров. С ними, по старой привычке увязались и солдатские жены — за хворостом и растопкой. И, среди них, Анна, старавшаяся не отходить от Магды далеко. Девушка шла, машинально уклоняясь от норовивших ткнутся колючей хвоей в лицо еловых веток. Недавняя стычка все никак не выходила у неё из головы. Рейнеке с Лоренцо — больше они сцепится не пытались, вроде. Просто делали вид, что другого здесь нет. Добром это не кончится — не нужно быть таким уж душеведом, чтобы понять это. И что теперь делать? — рывок и резкий звук раздираемой ткани оторвал её от этих мыслей. Подол длинной домотканной юбки зацепился за корень. Старая выцветшая ткань треснула и разошлась.

— И что же теперь делать ? — прошептала она больше своим мыслям.

— Да обрежь ты её, — небрежно бросила в ответ стоящая неподалёку Магда, — как все здесь на ладонь. А то никаких ниток не хватит...

— Неприлично, — машинально ответила та, — люди подумают...

— Да тьфу на них — ответила Магда сердито — они много чего подумают и скажут, вот в город придём. Подробно и в красках, хорошо хоть шёпотом и за спиной. В глаза — то им страшно. А вот за глаза … Почему-то горожане всегда точно знают, где мы, когда и с кем. Хотя чья бы корова мычала...

— Как же так... — прошептала Анна ещё раз, вставая на ноги.

— Ну и наплюй. В глаза сказать все равно побоятся. — сказала Магда, но Анна её уже не услышала. Ноги сами занесли её вперёд, в лес. Чёрные ветви плясали у девушки перед глазами в такт невесёлым мыслям. Что же делать теперь... Она вначале и не заметила, как лес перед глазами поредел. Впереди, между голыми ветвями подлеска черной громадой высилась нечто — чёрная громада в неярком закатном свете. Замок? Город? — Анна пригляделась и поняла, что видит высокий шпиль колокольни. Может это тот самый Мюльберг, о котором все говорят у костров? Но до него, говорили, ещё пара дней пути. Вроде. Или что-то другое? А если город — тут Анна подобралась и начала протискиваться сквозь ветви уже решительнее. Бросить все, найти работу и забыть как страшный сон этот зимний марш. Правда, — подумала она, уворачиваясь от длинной и тяжёлой ветки, — жизнь в городе — ещё одна вариация на тему господина трактирщика. Но и здесь оставаться нельзя — или юный Рейнеке придёт требовать то, что приписала ему молва, или они с Лоренцо просто поубивают друг друга... Что ее пугает больше — но эту мысль Анна додумать не успела — стена ветвей разорвалась и чёрная громада предстала перед её глазами.

Это и впрямь был город, но какой — при его виде сердце пропустило удар, а руки до боли стиснули еловую ветку. Над собором возносились в небо башни колоколен — но на их верху не сияли кресты, лишь скалила чёрную пасть пустая звонница. Кольцо мощных стен — но их щит был пробит в трёх местах и россыпь камней отмечала место, где были мост и ворота. И ни дыма из труб, ни огонька в окнах. Холодный ветер, разогнавшись по пустому полю, ударил Анну в лицо, закружил перед глазами метель, заставил поёжиться. За спиной заскрипел снег. Раз, другой. Треснула ветка под тяжёлыми сапогами. Анна обернулась — из леса выходил муж Магды, горбоносый мушкетёр Ганс. Высокий, прямой, неизменный мушкет на плече. Лицо — сердце Анны пропустило ещё удар — ничего не выражало. Его взгляд скользнул по Анне — равнодушно, не видя. Будто душа его где-то не здесь — отошла погулять на минутку.