Сумеречное состояние

– … двадцать три, двадцать четыре…

Арсений приник к щели между бревен, прошептал Лерке:

– Я сам буду смотреть. Тут только одному можно.

– Хорошо.

Лопоухий прокричал, что идет искать. Наступила тишина. Не было слышно даже дыхания Лерки – притаилась. Лишь доносилось квохтанье кур с противоположной стороны этой большой хозяйственной постройки, где для них имелся закуток между забором и задней стеной курятника с сараем.

Лопоухий почему-то не появлялся, и у Арсения заныл лоб, так он упирался в бревно. Он чуть отстранился, помассировал лоб ладонью, но взгляда не отвел: Лопоухий мог пройти мимо в любое мгновение.

Арсений, замерев, ждал, но прошла минута, вторая, третья, Лопоухого все не было. Рано или поздно «водила» должен был пройти. Не станет же он торчать возле столика полчаса? Это против правил. Он должен искать остальных. Может, он по собственной глупости решил обойти постройки через огород и нагрянуть во двор уже с улицы – через калитку? Так никто никогда не делал, но даже в этом случае он еще пройдет от столика к заднему двору. Арсению нужно лишь подождать.

Время шло, и терпение мальчишки иссякло.

– Блин, куда он подевался? Может, возле столика засел, ждет, чтобы хоть кого-нибудь «застукать»? Лопоухий – тот еще тормоз.

Арсений ждал, что Лерка хоть что-то ответит на его слова, но девочка промолчала.

– Лерка, что нам делать? Я не знаю, где Лопоухий.

Она не ответила, и Арсений оторвался от щели, чтобы оглянуться.

Лерки рядом не было.

Арсений чертыхнулся, озираясь по сторонам. В нижнем ярусе сеновала было темновато, но все углы просматривались. Арсений был один.

– Лера? Ты где?

Она могла зарыться в сено, но, во-первых, Арсений не слышал никакого шуршания, во-вторых – зачем ей это? Получалось, что Лерка просто тихонько ушла, не дождавшись, когда Арсений скомандует ей взбираться по лестнице на верхний ярус.

Ушла, не сказав ни слова. Даже не предупредила его!

Это так раздосадовало мальчика, что он не стал больше смотреть в щель в надежде заметить Лопоухого. Подумав, не выйти ли отсюда тем же путем, что пришел, Арсений все-таки поднялся на верхний ярус и выбрался на огород. На углу сеновала мальчик остановился. Он не побежал к столику, чтобы «застукаться». И не только потому, что вообще исчезло желание играть в прятки. Причина была в другом.

Что-то было не так. Арсений еще не мог сказать, что именно, но его напугало отсутствие хотя бы одного «застукавшегося» мальчика и еще… странная тишина. Лишь сейчас он осознал, что вообще не слышит ни звука. Даже кур, которые квохтали не умолкая. Когда он перестал их слышать?

Арсений подошел к столику, потоптался там с минуту. «Водилы» не было, никто не бежал, чтобы «застукаться». Куда все подевались? Мальчик пошел к дому, во дворе тоже никого не обнаружил.

– Эй! Где вы все?

Никто не отозвался.

– Деда? Ты где? Это я, Арсений, – и мальчик заплакал.

Через десять минут мальчишку уже колотило, и он поскуливал, как потерявшийся щенок.

К этому моменту он зашел в дом и обнаружил, что там никого нет. Ни детей, ни деда. Арсений вернулся на огород, проверил сарай, коровник, сеновал, даже прошел к закутку за постройками, где находились куры. Кур тоже не было. Это вогнало его в ужас больше, нежели отсутствие деда.

Дед мог куда-нибудь выйти, заодно детей с собой позвать, и те бросили игру в прятки – подобное объяснение казалось реальным. Арсений мог просто не услышать, когда его позвали с собой. Люди могли уйти, но куда подевались куры? Их не было не только в курятнике, но и на улице, за забором, куда они изредка выбирались.

Испуганный, растерявшийся он вернулся во двор, не зная, что делать. Оставался единственный вариант – выйти на улицу, позвать деда, возможно, зайти к соседям.

Арсений распахнул калитку, но больше одного шага не сделал. Снаружи было тихо, слишком тихо, чтобы идти дальше. Арсений задрожал при мысли, что он зайдет к соседям, а там никого не будет. Если соседний дом тоже окажется пустым и тихим? И следующий дом, и еще? Что тогда? Не лучше ли остаться и подождать еще немного? Дед должен вернуться, куда он денется?

Арсений стоял у калитки долго, наверное, не меньше часа, хотя восприятие времени в этой неестественной тишине искажалось. С таким же успехом он простоял бы и три часа, и три минуты.

Через дорогу напротив дома деда был пустырь. Деревня полумесяцем тянулась вдоль шоссе, в километре слева виднелись дома. Справа также виднелись с десяток домиков – одна из улиц отходила в сторону от основной дороги. Эти дома располагались ближе, не дальше, чем в двух сотнях метров, что тоже было расстоянием, но все равно они показались Арсению слишком притихшими. Так дома выглядят днем, когда люди на работе или в поле, но никак не вечером. Между тем близились сумерки, не было видно ни одного огонька.

Мальчик захныкал. Страх усиливался, казалось, с каждой минутой. Решившись, Арсений двинулся влево к ближайшему соседнему дому. Всего-то пятнадцать метров пройти и постучать в окно – благо палисадника не было, нет нужды даже во двор чужой заходить.

Арсений постучал в окно, чувствуя, как вместе с ударами крепнет паника.

– Эй, баба Соня, баба Соня! Это я, Арсений! Мой дедушка у вас?

Никто ему не ответил, и мальчик попятился прочь, словно увидел в окне что-то жуткое. Насколько он помнил, баба Соня, соседка его деда, сильно хромала и почти никуда не выходила, разве что днем – в магазин.

Арсений вбежал во двор, огляделся, и пустота вокруг вынудила его отступить в дом. В сенях он захлопнул входную дверь, таращась сквозь занавески на мутном окне, попятился в переднюю комнату. Хотел закрыть дверь, но неожиданно почувствовал, что здесь кто-то есть.

Посреди комнаты в кресле деда сидел человек.

В любой другой ситуации, обнаружив незнакомца в пустом доме, мальчик бы закричал и выбежал прочь, но сейчас все было иначе. Он так долго был один, так сильно жаждал увидеть хотя бы кого-нибудь, его так терзал страх, что это продлится бесконечно долго, что невесть откуда взявшийся мужчина в доме деда вызвал у Арсения лишь приглушенное восклицание. Мальчик замер, открыв рот и глядя на незнакомца расширенными глазами, испуганными и… полными надежды.

Мужчина сидел боком к мальчику и смотрел перед собой – в окно. Он даже не повернул голову, чтобы взглянуть на ребенка. С короткими седыми волосами, коротко стриженым затылком и серебристой щетиной, он чем-то напоминал интеллигента-грабителя из Голливудского фильма, из тех, кто, даже будучи отрицательным персонажем, вызывают у мальчишек восхищение. Несмотря на лето и теплый вечер, он был в черном длинном пальто.

Наверное, пауза, возникшая после появления Арсения, незнакомца ничуть не смущала. Мальчик шагнул к нему, но все же остановился.

– Вы не знаете, где мой дедушка? Где все ребята? Где Лерка?

Мужчина не ответил, даже не взглянул на мальчика, словно того вообще здесь не было, и Арсений решился:

– А вы кто? Вы дружите с моим дедом?

Возможно, по возрасту этот странный тип был ближе к деду, нежели к отцу Арсения, но мальчик сильно усомнился, что у деда могут быть такие друзья, спросить же как-то иначе не пришло ему в голову.

И снова мужчина в пальто не ответил, только… покосился на мальчика. Арсению почему-то захотелось подойти к нему, прикоснуться к руке, убедиться, что он здесь действительно не один. Противиться желанию, несмотря на какой-то внутренний протест, стало невмоготу, и мальчик шагнул к креслу.

– Дядя, вы откуда к нам…

– Теперь ты знаешь, что никому нельзя верить.

Незнакомец с серебристой щетиной заговорил так неожиданно, что Арсений едва не вскрикнул. Он замер, боясь пошевелиться. Человек, перебивший его, продолжал:

– Никому. Теперь ты это знаешь, – в его тихом голосе было что-то шипящее, как будто где-то в горле у него притаилась змея, которая говорила вместе с хозяином. – Как можно верить кому-то, если тебя обманывают? Они ведь обманули тебя, эти дети, так мальчик?