Страница 13 из 18
Обыденно, точно не «коронация», а типичное тбилисское застолье по поводу удачной сделки…
– А наколки воровские обязательно иметь? – терпеливо выслушав витиеватую речь Важи, спросил Отари.
– Это в России да еще на островах Полинезии любят наколки, – вставил Армен, пережевывая кусок шашлыка. – Да и не нужны они, для чего тебе лишние «особые приметы»? Настоящий, правильный жулик и без наколок жулик. Хотя, конечно, дело твое.
Решив, что татуировки все-таки не повредят, и даже взяв у Важи телефон лучшего тбилисского кольщика, Отари на всякий случай поинтересовался: мол, а имеет ли он право сам «короновать»?
Важа замялся – видимо, он не был готов к такому вопросу. Зато нашелся Армен.
– В принципе, конечно, можешь, – сказал он, – но не теперь. Погоди немного. Понимаешь, тебя еще мало кто знает. Помнишь, как когда-то в КПСС принимали? Нужна была рекомендация двух членов партии, да не простых членов, а со стажем. Так и тут…
– Нас не забывай, – напомнил Важа, – я тебе уже говорил: тебе с твоих доходов надо отстегивать на «общак». Не сейчас, потом, когда в Москве раскрутишься. А раскрутиться поможем. Кстати, русские воры при случае могут тебя спросить – кто, мол, тебя короновал? Так ты нас с Арменом называй, нас на Москве хорошо знают.
Как бы то ни было, но в российскую столицу Отари отправился уже в новом качестве – настоящим, патентованным вором в законе. И воровскую татуировку Шенгелая все-таки сделал, не удержался. О высоком статусе в криминальном мире напоминал выколотый на правом предплечье изящный кинжал с обвитой вокруг него змеей, высоко поднявшей плоскую голову.
В российской столице Шенгелая довольно быстро развернулся. Помогли и земляки из Сагареджо, и связи Важи, и собственные организаторские способности, и, конечно же, статус вора.
Уже к концу января 1995 года в районе Садового кольца успешно заработали те самые продовольственные маркеты, которые и сделались трамплином для достижения благосостояния Отари Константиновича.
Правда, в конце марта того же года на Шенгелая аккуратно «наехали» пацаны из бригады известного московского беспредельщика Мансура, предложив платить за «охранные услуги». Обогащенный общением с крестными отцами Важей и Арменом, хозяин с присущим ему самообладанием заявил, что он вор и на равных будет беседовать только с вором. Пацаны явно не поверили словам потенциального кавказского лоха, но все-таки решили благоразумно отложить разговор до результатов «пробивки». Но через неделю, седьмого апреля, в собственной квартире на Петровке, 19, погиб в перестрелке с бойцами СОБРа лидер группировки Сергей Мансуров (штурм квартиры, смерть авторитета и его любовницы на следующий же день транслировались по телевидению). Часть мансуровских пацанов получила долгие сроки, часть пустилась в бега. Отари облегченно вздохнул, но выводы для себя сделал, обзаведясь телохранителями из молодых крепких ребят, выписанных из Сагареджо; во главе охранной структуры был поставлен дальний родственник Мамука, бывший офицер-десантник. Шенгелая не жалел денег на свою безопасность – росли его доходы, а прямо пропорционально им рос и риск нарваться на неприятности.
В начале 1996 года Отари Константинович решил открыть сеть небольших оптовых магазинчиков на Щукинском рынке. Как стало ему известно, этот рынок «смотрелся» жуликом из западногрузинского городка Зугдиди Шакро Какачия, более известным как Шакро-старый. Терять прибыльное, перспективное место не хотелось, и потому Шенгелая, созвонившись с Важей, набился на встречу со старым вором.
Беседа проходила в ресторане «Райский уголок». После всех формальностей, обычно сопутствующих встречам подобного ранга, Шенгелая неосмотрительно заявил, что он-де «тоже вор».
И сразу же понял, сколь непростительную ошибку совершил: Шакро взглянул на него так, что Отари захотелось подняться и выйти вон.
– Это ты вор? – почти безо всякого выражения уточнил собеседник. – Где сидел? Какую зону смотрел? Кто тебя крестил?
Шенгелая уже сто раз пожалел о нечаянно вылетевшем слове, но отступать было поздно, поэтому он понизил голос и, попытавшись сохранить на лице подобающее выражение, ответил:
– Сидеть мне не пришлось, а крестили меня Важа Сулаквелидзе и Армен, вор ереванский.
– Про Важу Сулаквелидзе я слышал, – медленно выговаривая слова, произнес Какачия, – но дел его не знаю, может быть, он и авторитетный жиган. А вот об Армене слышу впервые. Кто может за них мазу потянуть? Где они сидели, какую зону держали?
Отари стушевался еще больше.
– Я не знаю, где они сидели, но с ними очень считаются. У Важи теперь самая фартовая бригада во всем Тбилиси.
– А знаешь ли ты, что настоящий вор не может руководить бригадой? – последовал ответ. – Он выше этого. Его дело блюсти воровской закон, поддерживать дух воровской идеи, следить за порядком и разводить краями рамсы[2].
Короче говоря, разговора не получилось. Шакро грамотно перевел беседу в другое русло, но Шенгелая почувствовал легкий холодок отчуждения. Естественно, никакой беседы о Щукинском рынке и быть не могло.
Уже прощаясь с Какачия, Отари заметил, что собеседник с гораздо большим уважением смотрит на «халдея», то есть официанта, чем на него, вора в законе.
На обратном пути, сидя в салоне своего навороченного джипа, Отари Константинович сделал совершенно правильный вывод: одно дело гнуть пальцы перед охранником платного паркинга, внутренне гордясь, когда телохранитель Мамука говорит – мол, маладой вор Отарык, нэ горячыс! А совсем другое – иметь дело с настоящим, авторитетным «законником» вроде Шакро Какачия.
В жизни любого человека светлые полосы чередуются с черными. И Отари Константинович не стал исключением. Судьба, доселе благосклонно относившаяся к удачливому бизнесмену, неожиданно отвернулась от него…
9 февраля 1997 года к Отари обратился дальний родственник, хозяин небольшой торговой фирмы, и попросил выбить долг. Мол, сделал предоплату, а товара вот уже третий месяц как нет. Тем более что фирма московская. Короче, налицо типичное кидалово. Выяснив, какая именно фирма должна родственнику деньги и кто за ней может стоять, Шенгелая великодушно согласился помочь.
– Ты ведь знаешь, что я, вор в законе, работаю не за бесплатно, – напомнил он. – В Москве, как и повсюду, долги выбиваются за половину суммы. То есть они тебе двадцать штук баксов должны? Значит, десять из них мои. Договорились?
Уже много позже, анализируя ситуацию, Отари сам удивлялся, как мог он, человек осторожный и расчетливый, напороть такое множество «косяков»?!
Да и связываться с этим долгом не было никакой нужды: работы много, денег мало. Но, с другой стороны, отказать, а тем более родственнику, означало уронить свой авторитет вора в законе. Да и фирма была вроде бы бесхозной, без собственной «крыши».
Через два дня Мамука и еще двое бойцов, взяв с собой все необходимые документы, отправились в офис к должнику – «наезжать». Кидала пообещал разобраться, попросив заехать через несколько дней.
– Да они тебя за лоха держат! – возмутился Шенгелая, выслушав рассказ телохранителя. – Давай я в следующий раз сам поеду!
Беседа со злостными должниками происходила на удивление мирно: узнав, кто перед ними, коммерсанты тут же сникли, безропотно отдав двадцать штук баксов наличкой, в новеньких стодолларовых купюрах. А через пять минут, на автостоянке, Отари, Мамука и еще двое бойцов были захвачены бойцами СОБРа. Шенгелая, несколько раз получив по голове дубинкой, свалился в ноздреватый февральский сугроб – нападавшие выглядели настолько устрашающими, что сопротивление казалось бессмысленным. И уже спустя час, кляня свою гордыню, молодой вор Отарик сидел на Шаболовке, в штаб-квартире московского РУОПа.
Подлецы-должники предусмотрели абсолютно все: и первая беседа с Мамукой, и вторая – с самим Отари – тщательно фиксировались портативным диктофоном и скрытой видеокамерой (на что предварительно была получена соответствующая санкция). Этих записей, свидетельских показаний, а также помеченных стодолларовых купюр оказалось достаточно для возбуждения против него, Мамуки и двух бывших там же бойцов дела по статье 163, части 3 (вымогательство, совершаемое: а) организованной группой; б) в целях получения имущества в крупном размере). Вор в законе Отарик, которому грозило от семи до пятнадцати лет с конфискацией имущества, безусловно, шел бы на процессе «паровозом», то есть главным обвиняемым по делу.
2
Быть судьей в спорных ситуациях. – Авт.