Бешеные деньги

Выходит Васильков и берет шляпу.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Надежда Антоновна и Васильков.

Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Куда вы торопитесь? В а с и л ь к о в. Честь имею кланяться. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Погодите! (Садится на диван.) В а с и л ь к о в. Что прикажете? Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Садитесь! (Василь-ков садится.) Я хочу с вами поговорить. Мы давно знакомы, а я совершенно не знаю вас; мы почти не разговаривали. Вы, должно быть, не любите старух? В а с и л ь к о в. Нисколько. Но что же вам, сударыня, угодно знать обо мне? Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Мне, по крайней мере, нужно знать вас настолько, чтоб уметь отвечать, когда про вас спрашивают; у нас бывает много народу, никто вас не знает. В а с и л ь к о в. Оттого меня и не знают, что я жил в провинции. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Вы где воспитывались? В а с и л ь к о в. В высшем учебном заведении, но более сам занимался своею специальностью. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Это прекрасно. Ваши родители живы еще? В а с и л ь к о в. Только мать жива, но и она безвыездно в деревне. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Значит, вы почти одинокий человек. Вы служите? В а с и л ь к о в. Нет, занимаюсь частными предприятиями, имею дело больше с простым народом: с подрядчиками, с десятскими. Н а д е ж д а А н т о н о в н а (снисходительно кивая головой). Да, десятники, сотники, тысячники... Я слышала одну диссертацию... В а с и л ь к о в. Нет, у нас только одни десятники. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, это очень хорошо... Да, да, да, я вспомнила. Это теперь в моду вошло, и некоторые даже из богатых людей... для сближения с народом... Ну, разумеется, вы в красной шелковой... в бархатном кафтане. Я видела зимой в вагоне мильонщика и в простом бараньем... Как это называется? В а с и л ь к о в. Полушубке. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Да, в полушубке и в бобровой шапке. В а с и л ь к о в. Нет, я своей одёжи не меняю. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Но ведь, чтоб так проводить время, нужно иметь состояние. В а с и л ь к о в. Во-первых, это самое дело уж очень доходно. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. То есть весело, вы хотите сказать. Поют песни, водят хороводы, - вероятно, у вас свои гребцы на лодках. В а с и л ь к о в. У меня ничего подобного нет; впрочем, вы правы; нашего дела без состояния начинать нельзя. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ну, еще бы, конечно, я так и думала. С первого разу видно, что вы человек с состоянием. Вы что-то не в духе сегодня. (Молчание.) Зачем вы спорите с Лидией? Это ее раздражает, она девушка с характером. В а с и л ь к о в. Что она с характером, это очень хорошо; в женщине характер - большое достоинство. А вот что жаль, Лидия Юрьевна имеет мало понятия о таких вещах, которые теперь уже всем известны. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Да зачем ей, скажите, мой друг, зачем ей иметь понятие о вещах, которые всем известны? Она имеет высшее образование. У нас богатая французская библиотека. Спросите ее что-нибудь из мифологии, ну, спросите! Поверьте, она так хорошо знакома с французской литературой и знает то, о чем другим девушкам и не грезилось. С ней самый ловкий светский говорун не сговорит и не удивит ее ничем. В а с и л ь к о в. Такое оборонительное образование хорошо при другом. Разумеется, я не имею права никого учить, если меня не просят. Я бы не стал и убеждать Лидию Юрьевну, если бы... Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Что "если бы"? В а с и л ь к о в. Если бы не надеялся принести пользу. С переменой убеждений в ней изменился бы взгляд на людей; она бы стала более обращать внимания на внутренние достоинства. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Да, на внутренние достоинства...Это очень хорошо вы говорите. В а с и л ь к о в. Тогда мог бы и я надеяться заслужить ее расположение. А теперь быть приятным я не могу, а быть смешным не хочу. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, нет, что вы! Она еще так молода, она еще десять раз переменится. А я, признаюсь, всегда с удовольствием вас слушала, и без вас часто говорила ваши слова дочери. В а с и л ь к о в. Благодарю вас. Я хотел уже ретироваться, чтоб не играть здесь жалкой роли. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ай, ай, стыдно? В а с и л ь к о в. Мне ведь особенно унижаться не из чего: не я ищу, меня ищут. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Молодой человек, вы найдете во мне союзницу, готовую помогать вам во всех ваших намерениях. (Таинственно.) Слышите, во всех; потому что я нахожу их честными и вполне благородными.

Входит Лидия и останавливается у двери.

В а с и л ь к о в (встает, целует руку Надежды Антоновны). До свиданья, Надежда Антоновна. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. До свиданья, мой добрый друг!

Васильков кланяется Лидии и уходит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Надежда Антоновна и Лидия.

Л и д и я. Что вы с ним говорили? О чем? Он ужасен, он сумасшедший. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Уж поверь мне, я знаю, что делаю. Наше положение не позволяет нам быть очень разборчивыми. Л и д и я. Какое положение! Его нельзя терпеть ни в каком положении. Он не знает нашей жизни, наших потребностей, он чужой. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, он часто говорит правду. Л и д и я. Да кто же ему дал право проповедовать! Что он за пророк! Согласитесь, maman, что гостиная не аудитория, не технологический институт, не инженерный корпус. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Лидия, ты уж очень безжалостна с ним. Л и д и я. Ах, maman, да какое же есть терпение его слушать! Какие-то он экономические законы выдумал! Кому они нужны? Для нас с вами, надеюсь, одни только законы и есть - законы света и приличий. Если все носят такое платье, так я хоть умри, а надевай. Тут некогда думать о законах, а надо ехать в магазин и взять. Нет, он сумасшедший! Н а д е ж д а А н т о н о в н а. А мне кажется, он просто оригинальничает. Так многие делают. Он не очень образован, а может быть, и не умен, остроумием не отличается, а говорить надо что-нибудь, чтоб быть заметным: вот он и хочет показаться оригиналом. А, вероятно, и думает, и поступает, как и все порядочные люди. Л и д и я. Может быть, и так; но он надоел до невозможности. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Он человек с состоянием, к таким людям надо быть снисходительнее. Ведь прощаем же мы прочих; половина тех господ, которые к нам ездят, хвастуны и лгут ужасно. Л и д и я. Мне что за дело, что они лгут, по крайней мере, с ними весело, а он скучен. Вот чего простить нельзя. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Есть, мой друг, и еще причина быть к нему снисходительнее, и я тебе советую... Л и д и я. Что за причина? Говорите! Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ты благоразумна... Я надеюсь, что у тебя достанет присутствия духа выслушать меня хладнокровно. Л и д и я (с испугом). Что такое, что такое? Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Я получила письмо от отца из деревни. Л и д и я. Он болен, умирает? Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Нет. Л и д и я. Что же такое? Говорите! Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Наши надежды на нынешний сезон должны рушиться. Л и д и я. Каким образом? Я ничего не понимаю, Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Я писала к мужу в деревню, чтоб он нам выслал денег. Мы много должны, да на зиму нам нужна очень значительная сумма. Сегодня я получила ответ... Л и д и я. Что же он пишет? Н а д е ж д а А н т о н о в н а (нюхая спирт). Он пишет, что денег у него нет, что ему самому нужно тысяч тридцать, а то продадут имение; а имение это последнее. Л и д и я. Очень жаль! Но согласитесь, maman, что ведь я могла этого и не знать, что вы могли пожалеть меня и не рассказывать мне о вашем разорении. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Но все равно ведь после ты узнала бы. Л и д и я. Да зачем же мне и после узнавать? (Почти со слезами.) Ведь вы найдете средства выйти из этого положения, ведь непременно найдете, так оставаться нельзя. Ведь не покинем же мы Москву, не уедем в деревню; а в Москве мы не можем жить, как нищие! Так или иначе, вы должны устроить, чтоб в нашей жизни ничего не изменилось. Я этой зимой должна выйти замуж, составить хорошую партию. Ведь вы мать, ужели вы этого не знаете? Ужели вы не придумаете, если уж не придумали, как прожить одну зиму, не уронив своего достоинства? Вам думать, вам! Зачем же вы мне-то рассказываете о том, чего я знать не должна? Вы лишаете меня спокойствия, вы лишаете меня беззаботности, которая составляет лучшее украшение девушки. Думали бы вы, maman, одни и плакали бы одни, если нужно будет плакать. Разве вам легче будет, если я буду плакать вместе с вами? Ну скажите, maman, разве легче? Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Разумеется, не легче. Л и д и я. Так зачем же, зачем же мне-то плакать? Зачем вы навязываете мне заботу? Забота старит, от нее морщины на лице. Я чувствую, что постарела на десять лет. Я не знала, не чувствовала нужды и не хочу знать. Я знаю магазины: белья, шелковых материй, ковров, мехов, мебели; я знаю, что когда нужно что-нибудь, едут туда, берут вещь, отдают деньги, а если нет денег, велят commis (приказчикам) приехать на дом. Но откуда берут деньги, сколько их нужно иметь в год, в зиму, я никогда не знала и не считала нужным знать. Я никогда не знала, что значит дорого, что дешево, я всегда считала все это жалким, мещанским, копеечным расчетом. Я с дрожью омерзения отстраняла от себя такие мысли. Я помню один раз, когда я ехала из магазина, мне пришла мысль: не дорого ли я заплатила за платье! Мне так стало стыдно за себя, что я вся покраснела и не знала, куда спрятать лицо; а между тем я была одна в карете. Я вспомнила, что видела одну купчиху в магазине, которая торговала кусок материи; ей жаль и много денег-то отдать, и кусок-то из рук выпустить. Она подержит его да опять положит, потом опять возьмет, пошепчется с какими-то двумя старухами, потом опять положит, а commis смеются. Ах, maman, за что вы меня мучите? Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Я понимаю, душа моя, что я должна была скрыть от тебя наше расстройство, но нет возможности. Если остаться в Москве, - мы принуждены будем сократить свой расход, надо будет продать серебро, некоторые картины, брильянты. Л и д и я. Ах, нет, нет, сохрани бог! Невозможно, невозможно! Вся Москва узнает, что мы разорены; к нам будут являться с кислыми лицами, с притворным участием, с глупыми советами. Будут качать головами, ахать, и все это так искусственно, форменно, - так оскорбительно! Поверьте, что никто не даст себе труда даже притвориться хорошенько. (Закрывает лицо руками.) Нет! Нет! Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Но что же нам делать? Л и д и я. Что делать? Не терять своего достоинства. Отделывайте заново квартиру, покупайте новую карету, закажите новые ливреи людям, берите новую мебель, и чем дороже, тем лучше. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Где же деньги? Л и д и я. Он за все заплатит. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Кто он? Л и д и я. Муж мой. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Кто твой муж, где он? Л и д и я. Кто бы он ни был. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Не делал ли кто тебе предложения? Л и д и я. Никто не делал, никто не смел делать; мои женихи от меня, кроме презрения, ничего не видали. Я сама искала красавца с состоянием, - теперь мне нужно только богатого человека, а их много. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Не ошибись в своих расчетах. Л и д и я. Неужели красота потеряла свою цену? Нет, maman, не беспокойтесь! Красавиц мало, а богатых дураков - много.