Маска

— В Талогаре темно?

— В Талогаре свет и цвет находятся под запретом. Полная гармония.

Я не ответил, пытаясь представить себе город без света вообще.

— Ты что-то хочешь мне сказать, не так ли?

— Умеешь слушать, тан ди'Аншвар. На наш праздник прибыл посол Талогара Разнек ди'Кариа со свитой. Этот злобный клещ никогда не покидает посольского дворца, предпочитая сидеть в полном мраке и абсолютной тишине, подальше от музыки, света и любых развлечений. Все приглашения, которые наша знать обязана посылать ему из вежливости, посол игнорирует, но сегодня, впервые за… впервые он покинул свой дворец, чтобы оказаться здесь. Ди"Кариа наверняка заинтересовался твоим именем.

— Хм, и что мне с этим делать?

— Как у вас говорят: кто предупреждён — тот вооружён, верно? Я тебя вооружил.

— На досуге поразмыслю, чем мне тебя отблагодарить. И всё же, что, по-твоему, я должен делать в сложившейся ситуации?

Черноуст пожал узкими плечами.

— Наверное, то, чего захочет от тебя посол. Или Талио. Сын моего брата неглуп, но чего он желает добиться, сведя вас с ди' Кариа, мне неизвестно.

— Чего захочет посол? Он имеет здесь вес?

— Талогар имеет вес на мировой арене, скорее так. Башэн — город удовольствий и сонной неги, ему нет дела ни до чего, ибо он отрезан от других частей мироздания, понимаешь? А вот Талогар порой воюет то с Охшаором, то с Лаагафом, то с Сеопом, он могуч, а его посол нагл. Особенно в тех городах, чьи принцы всё ещё спят.

Раголаз отстранился и побрёл прочь, преследуемый своей дракулиной, а мы с Себастиной остались в относительном одиночестве.

— Всё во вселенной имеет склонность усложняться, Себастина.

— Увы, хозяин.

— Но мы не располагаем всеми данными.

— Будем ждать?

— Будем ждать.

Скользившая мимо энгинай замедлилась, дав возможность облегчить свой поднос на один фужер, и, отпив совсем чуть, я разбудил Голос. Прежде он был погружён в глубокую дрёму, чтобы в меня не проникала чересчур сгустившаяся атмосфера похоти, окутывавшая всё вокруг чернильным фиолетовым туманом, но такое пренебрежение могло обернуться тяжёлыми последствиями.

Меня было трудно обмануть, почти невозможно, если обманщик способен испытывать эмоции, ибо мой Голос позволял "видеть", "обонять" и даже "осязать" чужие чувства; впитывать их, или отторгать, а после некоторых весьма важных событий прошлого — ещё и управлять ими. Воистину, Благодать Императоров, толика которой досталась мне по ошибке, усилила возможности моего Голоса в разы, заставила его раскрыться и заиграть новыми красками, дала возможность управлять чужими чувствами, вызывать в людях и нелюдях гнев, радость, скорбь, страх, всё, что заблагорассудится, и я в совершенстве овладел всеми гранями этого умения. Несколько раз Голос спасал мою жизнь от убийц и помогал выявить готовящих пакость лицемеров, а в работе Великого Дознавателя он был совершенно незаменим.

Голос позволил на время оградить меня от лишнего внимания и в окружении большого количества гостей виновник торжества остался "в одиночестве". Использование Голоса требовало тем большей концентрации, чем больше сил я в него вливал — управляя эмоциями разумных существ, я вынужден был проводить нужные мне оттенки этих эмоций через себя, что, без умения абстрагироваться, со временем свело бы меня с ума, превратив в оголённый нерв.

Упорствующие вокруг очень быстро стали забывать о причине по которой их пригласили и с охотой придавались понятным и любимым утехам — они пили, употребляли наркотики, понемногу начинали танцевать, а некоторые сразу принялись вкушать друг друга. Шествуя из зала в зал и всюду внушая скуку каждому, взглянувшему на меня, я окунался в разные оттенки вкусового безумия Англэйн, которое распространялось не только лишь на декор, но и на музыку и даже свет. Лишь заметив странный проблеск жадности в густеющем море похоти, в которое превратилась атмосфера, я решил замедлиться и приглядеться. И был вознаграждён.

В небольшом пяточке свободного пространства, вокруг которого раскинулось "поле" атласных подушек с возлежавшими на них танами и тани, стоял мужчина в воздушном белом хитоне, достаточно коротком, чтобы не скрывать длинные красивые ноги и распахнутом на груди, чтобы все могли увидеть пару маленьких золотых прищепок, соединённых цепочкой, сжимавших его соски. Принадлежность сего персонажа к мужскому полу скорее с трудом угадывалась, нежели сразу бросалась в глаза — кожа его была бела и гладка, жесты казались манерными, лицо покрывал яркий макияж, а уши украшали тяжёлые золотые серьги, но всё это было вполне обыденно для многих местных танов, ибо в Башэне мужеложство приветствовалось. Меня же гораздо больше заинтересовало другое — мужчина с прищепками на сосках, несомненно, являлся человеком.

Издревле было так, что тэнкрисы, раскаявшиеся перед своей матерью, пестрели волосами и глазами всех мыслимых цветов, но глаза их не могли быть красными, а волосы — чёрными. С Упорствующими всё обстояло в точности наоборот, они всегда рождались черноголовыми и красноглазыми, все как один, и даже если тэнкрисы Башэна прибегали к краске для волос, то с глазами они ничего поделать не могли. Мужчина, стоявший на всеобщем обозрении и с улыбкой громко декламировавший что-то, что вызывало у публики приступы громкого смеха, имел волосы цвета сусального золота и почти такие же яркие золотистые глаза. Вдобавок к прочему, его широкая белозубая улыбка обходилась без острых тэнкриских клыков.

Закончив выступление, он высоко поднял бокал, провозгласил тост и выпил, после чего двинулся прочь, аккуратно ступая по атласу меж холёных тэнкриских тел. Некоторые таны и тани мимолётно касались его ног, ягодиц, иных мест, до которых могли дотянуться, другие пытались привлечь к себе, но златовласый смеялся и вежливо отшучивался, продолжая движение. Оказавшись на свободе, он неспешно двинулся ко мне.

— Моё почтение, тан л'Мориа. Разрешите представиться, Эдвард Д. Аволик, Великий Оборотник и лорд-инвестициарий Оборотной Империи.

Я пожал протянутую ладонь, отмечая, что унизанные перстнями пальцы имели стальную хватку.

— Вы знаете моё настоящее имя.

— Мне известно, что оно столь же настоящее, как и ди'Аншвар. Вы — дитя двух миров, в каждом из которых имеете право жить. Это весьма интересная и необычная черта, ценность которой вам ещё предстоит полностью осознать.

— Господин… м-м-м…

— Аволик. Но вы можете звать меня просто Эдвард.

— Господин Аволик, вы даёте понять, что многое обо мне знаете. Откуда?

— Специфика работы. Также как и вы, я заточен под своё дело в наивысшей степени превосходным образом, что даёт большие преимущества.

— И чем же занимается оборотник?

— Ну, не оборотничеством, как многие думают, — кокетливо улыбнулся он. — Мы занимаемся оборотом товаров различной ценности.

— Вы торговец?

— Назвать меня торговцем равносильно тому, как если бы вас назвали простым наушником или городовым захолустного городка. Я оборотник, я продаю и покупаю товары, ценность которых порой не выражается ни в каком денежном эквиваленте.

— Например?

— Ну, обычно я привожу в пример бессмертие, вечную молодость, солнце…

— Солнце?

— Точнее звёзды. Вам вот нужен громадный сгусток водорода, который будет пылать в небесах миллионы лет подряд? Могу продать с доставкой по Мегавселенной, если сойдёмся в цене.

— Я подумаю.

Оборотник поставил пустой бокал на поднос, проплывавшей мимо энгинай, и взял полный.

— В общем, я торгую всем, что только возможно и со всеми, с кем только возможно, путешествуя между мирами.

— А вот это любопытно.

— Не сомневался, что вы заинтересуетесь, тан л'Мориа. Мирозданий много, а не только лишь три с половиной, о которых знаете вы. Там, в Пустоте, квадриллионы миров, населённых квинтиллионами разумных существ, каждое из которых готово расстаться с тем, что оно имеет, дабы обрести что-то, чего у него нет.