Страница 3 из 17
Сейчас я сворачиваю на восток, направляясь в район доков, к маленькой квартирке на берегу, намереваясь заночевать именно здесь. Я планировал провести ночь без Эммы, дать себе остыть, заказать еду с доставкой, включить спортивный канал и уставиться в телевизор.
Почему же я выезжаю на шоссе и направляю автомобиль в сторону того здания, которое привык называть домом?
Набираю номер. Бет просто убьет меня, если я заявлюсь без звонка. Представляю, как корчусь под лучом ее пронизывающего взгляда. Однако мне нужна эта встреча – чтобы постараться все объяснить. Еще не знаю, что скажу, но мне больше не по силам выносить ее ненависть.
Телефон щелкает, и я слышу голос: «Вы звоните в дом Адама и Бетти Холл. Извините, мы не можем подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте сообщение, мы вам перезвоним».
Я набираю другой номер, надеясь, что со мной захочет поговорить еще один человек, которому я причинил боль.
Она снимает трубку на третьем звонке.
– Да, папа.
– Привет, Мег. – Я не рискую назвать ее прозвищем. «Тыковка». – Как дела?
Сердце колотится.
– Хорошо – насколько это возможно, если отец – урод.
У меня перехватывает горло.
– Да, я заслужил. Прости.
– Заслужил. И что изменят извинения? Ты все еще с… этой?
Она очень похожа на меня: мои глаза, мои длинные ноги, волосы цвета, который Бет называет каштановым. Мои гены. Зато все, что касается характера, в ней от Бет. И пустым словам она не верит.
Поэтому я коротко отвечаю:
– Да.
– Отлично. И зачем ты звонишь?
– Ты моя дочь, Мег. Я бы хотел тебя увидеть. Пожалуйста.
– А зачем? Представишь меня своей шлюшке? Будем изображать дружное семейство?
Меня передергивает. Моя дочь тоже сквернословит.
– Я…
– Знаешь, папочка, ты бы не ковырялся в ране! Еще не зажила. Ты не тот человек, за которого я тебя принимала. – Я прямо вижу, как она трясет головой. – Ты просто не тот человек.
Я прикусываю задрожавшую губу. Она права.
– Прости.
– Бла, бла, бла… – И она вешает трубку.
Я съезжаю к обочине. Содержимое желудка оказывается на краю шоссе А13. Достается и дверце моего обожаемого «лексуса». В ушах эхом отдаются слова давно умершей матери: «Надеюсь, ты гордишься собой, Адам». Я вытираю рот рукавом рубашки, смотрю на мчащийся мимо транспорт, а потом на небо. Мег ненавидит меня. Я вляпался. И вляпался всерьез.
Дом ничуть не изменился. Не знаю, почему я ждал чего-то другого. Отрезок времени, пока меня здесь не было, не дольше обычного отпуска, однако жизнь дала крутой вираж. Машины Бет нет на подъездной дорожке, и я гадаю, использует ли она гараж, когда там освободилось место от моего автомобиля. Закидываю в рот мятную жвачку и, не раздумывая о том, что буду делать, выхожу из машины.
Под пальцами надрывается звонок. Тишина. Набираю номер. Автоответчик. Ключи у меня есть, но… Иду к гаражу, заглядываю в боковое окошечко. Автомобиля нет, выходит, она точно уехала. Тыльной стороной ладони протираю стекло и заглядываю внутрь. По бокам аккуратные ряды полок, все убрано. Никто не посягнул на место для моего любимого авто – того самого, на пассажирской дверце которого сейчас засохла блевотина.
Я достаю ключи и пытаюсь открыть патентованный замок. Безрезультатно. Второй тоже не поддается. Затем меня осеняет: Бет поменяла замки! Внезапно возникает ощущение, что она внутри. И была там все это время. Я пытаюсь приоткрыть почтовый ящик.
– Бет! Открой дверь!
В ответ – молчание. Я стою на коленях и, выкрутив шею, вглядываясь сквозь прорезь для писем.
– Привет, Адам.
Оборачиваюсь. Сильвия, соседка, одна из тех, с кем мы дружили, стоит в проходе живой изгороди.
Я отряхиваю пыль с брюк.
– Сильвия, м-м-м, я…
– Замки поменяли, – подтверждает она, глядя в сторону.
– Вижу. – Я ищу ее взгляд. В конце концов, более десяти лет мы ходили друг к другу на ужин. – А ты… – У Сильвии всегда были запасные ключи от нашего дома.
– Не проси меня, Адам, пожалуйста.
Я киваю:
– Не буду. Извини. Ты знаешь, где она?
Сильвия пожимает плечами. В этом движении – печаль и сожаление. Мне отчего-то не хочется слушать слова осуждения на своем собственном пороге.
– Ладно, не переживай. Я позвоню ей позже.
Кивком прощаюсь с прежней доброй знакомой и ныряю в безопасность заблеванного «лексуса». Боже! Откидываюсь на мягкую кожу водительского сиденья. Куда девалась моя жена? Она может быть у подруги, Карен.
Включаю мотор и выруливаю на шоссе. Бет может вести себя как хочет. У меня больше нет права удивляться, куда она исчезла вечером в пятницу – да и куда отправится в любой другой вечер, если уж на то пошло. В мозгу вспыхивает картинка: она с другим. Мне это не нравится. Впрочем, сам себе я нравлюсь еще меньше.
Глава 3
– Я бы хотела, чтобы ты написала про себя, – говорит доктор, когда часовая встреча завершается. – Не про Адама, не про Мег, не про мать или отца-алкоголика, не про умершего в младенчестве брата – про себя. Много не раздумывай. Просто сядь и напиши.
Мысль о том, что придется описывать себя… Сжаться бы в комочек и замереть на стуле – как в детстве.
– Принцип матрешки, – подсказывает она и снимает с журнального столика маленькую фигурку.
В прошлый визит я заметила, что ими заставлена целая полка. Каролина открывает матрешку, достает куколок одну за другой. Пять штук, последняя – размером меньше мизинца.
– Вот. – Доктор подносит ухоженный ноготь к центру самой маленькой фигурки. – Слой за слоем, и ты доберешься до себя. До своей сути.
– Не знаю, – говорю нервно. – Не уверена, что понимаю себя настолько глубоко.
Она откидывается на спинку стула.
– Возможно, стоит начать с вопроса: «Кто я?»
Я представляю, как изучаю себя, взламывая слой за слоем, и меня накрывает паника. Пара внешних слоев, больше мне не потянуть.
– Дыши, вот так. Медленно, вдох, выдох, – командует доктор. Я закрываю глаза. – А потом уже можно перейти к вопросу: «Что я чувствую?»
О боже, мне плохо. К горлу подступает тошнота. Сейчас вырвет.
– …а затем: «Что я люблю и ненавижу?»
– Хватит!
Хватит. Я смотрю на доктора и на безмолвно застывшую игрушку:
– Для этих целей потребуется другая матрешка, побольше.
Каролина – а она настаивала, чтобы я называла ее именно так, – предлагает мне несколько дисков и книг по технике релаксации. Указывает точки на кисти, между большим и указательным пальцем, на которые нужно нажимать, если снова возникнет паническая атака. Я-то думаю, для этого прекрасно подходят песни группы «АББА», – поэтому, подъезжая к Вейбриджу, я громко пою «Фернандо». Середина дня, родители забирают детей из школ; поток машин тянется по дороге, как змея.
«Фернандо» заканчивается, я затягиваю «Победитель получает все» – и уже на середине понимаю, что выбор неудачный. Поэтому беру один из дисков Каролины и вставляю в плеер. Салон заполняют звуки волн, бьющих о скалы, и крики дельфинов. Глубокий вдох через нос, выдох ртом – все как она мне показывала. Через три минуты, когда я торчу в пробке на том же самом месте, раздается трель мобильного. С радостью отвечаю:
– Привет, дорогая.
– Привет, мам. Как дела?
– Отлично.
Я никогда не лгу Мег, но сейчас неподходящее время для признания, что ни «АББА», ни дельфины не сняли мою нервозность. Бросаю взгляд на часы.
– Разве у тебя сейчас нет лекции?
– Ну, да… я не пошла.
– Полагаю…
– Он мне позвонил.
– Вот как.
Машины не сдвинулись ни на дюйм. Я нажимаю на нужную точку левой ладони большим пальцем правой.
– Я так и не поняла, зачем он звонил. Он бросил тебя – я хочу сказать, нас – ради другой женщины. И теперь такой звонит и просто хочет поболтать! Я спросила его. В смысле, с ней ли он все еще. У него даже духу не хватило ответить прямо, юлить начал.