Страница 4 из 6
Рано утром от основного потока паломников, спешащих к службе в Лавру, изредка отделяются по одному, по два человека и скрываются за небольшой дверкой, расположенной в северной стене Предтеченской церкви. Последуем и мы за ними. Узкая крутая лестница выведет нас на гульбище – внутреннюю галерею, окружающую храм. Сам храм невелик и едва вместит сотню человек. Обычно в нем проводят общую исповедь. Назначенный на этот день иеромонах читает положенные перед исповедью молитвы, затем перечисляет наиболее часто совершаемые грехи, напоминая кающимся то, что могло ускользнуть от их внимания при подготовке к исповеди. Потом следует небольшая проповедь, призванная укрепить и углубить покаянное чувство. И наступает черед частной исповеди. Кающиеся подходят по одному к иеромонахам, стоящим на галерее. Рядом с каждым священником небольшая тумба-столик. Это аналой, на нем лежат крест и Евангелие. Перед крестом и Евангелием исповедник тихим голосом чистосердечно перечисляет батюшке все, что тяготит его совесть. Около каждого священника стоит небольшая очередь. Иногда исповедник долго не отходит от аналоя, но его никто не торопит. Человеку, привыкшему испытывать свою совесть, более открыты его грехи, чем человеку, невнимательному к себе. Потому одна исповедь длится долее, чем другая.
Все сказанное на исповеди остается тайной между кающимся и священником. Вот как образно говорит об этой тайне святитель Димитрий Ростовский: «Грехи – камни, нас отягчающие. Милосердие Божие – море. Как камни, в море вверженные, никому уже не ведомы, так должно быть и с грехами, ввергаемыми исповедью в море милосердия»…
Ожидают своей очереди две женщины, на лице одной беспокойство. Она часто обращается к своей соседке, спрашивает ее о чем-то. Должно быть, в первый раз пришла с родственницей или подругой. Страшно ей: как же она будет открывать перед чужим человеком то, что и самой-то не хотелось бы знать о себе. «Ведь Бог всеведущ. Ему известны все наши помыслы, не только дела. Он видит мое сокрушение о грехах. К чему слова?» – думает неопытная дама. Неопытная. Не имеющая опыта исповеди. Кто исповедуется, тот знает разницу между внутренним раскаянием и Таинством исповеди.
Но что можно ответить неопытной душе? Если малое дитя (а все мы чада Божии) совершило какой-либо проступок, и это не укрылось от родителей, справедливо ожидать и даже требовать, чтобы ребенок все же сам подошел к ним со словами: «Папочка (или мамочка)! Я сделал то-то и то-то, прости меня. Я больше не буду». Оставлять дитя при его внутреннем сожалении опасно. В следующий раз сожаления может и не быть, его может поглотить какое-нибудь другое переживание, недосуг времени и т. д.
Так же и нам необходима словесная исповедь в присутствии свидетеля, через которого мы получаем ответ на свое покаяние. «Не довольно исповедываться перед Богом, надобно исповедываться также перед теми, которые получили от Бога власть исповедывать» (Блаженный Августин). Стыдится нужно самого греха, а не открытия его. К одному праведному мужу приступала блудница, уговаривая совершить грех. Он долго ее вразумлял, но безумная женщина не отставала, тогда он сказал ей: «Хорошо, будь по-твоему, пойдем на городскую площадь и согрешим там». «Зачем же на площадь? Там люди. Пойдем и укроемся в моем доме», – возразила женщина. «Если я Бога не стыжусь, то чего же мне людей стыдиться», – ответил ей праведник. И тогда женщина отошла от него. «Бог не покроет, если мы не откроем» («Цветник духовный»). Но что же открывать, если не видишь грехов, не знаешь их, если совесть давно уже спит. Если на каждый грех столько оправданий найдешь, что он обернется для тебя добродетелью. Стоит перед батюшкой пожилая женщина, на лице недоумение. «Иди, матушка, иди, подумай, вспомни, какие у тебя грехи». «Да какие же грехи, нет у меня грехов», – спорит женщина. «Что же до семидесяти лет дожила и грехов нет?» – «Да нет же, какие грехи?» – «Ну, может, хоть один вспомнишь?»– «Нет, не помню, нет грехов!» Как же так! Святые находили в чем каяться, считали себя великими грешниками, а здесь – «нет грехов». Не «нет грехов» – а «не знаю», «не вижу», «не хочу знать». Есть другая формула такого безгрешного покаяния: «всем грешен», «всем грешна». И ни одного конкретного греха. А священник не следователь, он не будет доискиваться, уличать. Да, он имеет власть отпускать грехи. Но только исповеданный, сообщенный ему определенный грех, а не некое «всем грешен».
Отчего же мы не видим своих грехов? «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши», – поется в Великом покаянном каноне. Если за нами нет никакого большого «злодейства», если мы живем, как все, то, кажется, и говорить на исповеди не о чем. Но эти-то незаметные, привычные в обществе и потому не осуждаемые им грехи, ежедневные и ежечасные, и делают нашу совесть слепой и глухой – спящей.
С этим грузом миллионов песчинок она уже не в состоянии шевельнуться, когда мы обременим ее и тяжким грехом, может быть, смертным. Поэтому хорошо бы каждое свое действие, каждое слово проверять Законом Божиим, а не собственным мнением, не мнением среды, не привычкой. И каяться в своей слепоте, молиться, да дарует Господь видеть свои грехи. Это уже путь к спасению. По словам святых отцов, тот, кто сподобится видеть свои грехи, выше сподобившихся видеть Ангелов. Вот женщина что-то долго рассказывает священнику. Наконец исповедь окончена, прочитана разрешительная молитва. Женщина отходит, но лицо ее остается озабоченным. Мы, конечно, не знаем, в чем дело. Но часто бывает так: тяготит нечто совесть, а сказать не решаешься, ходишь вокруг да около, исповедуешь даже помыслы, подчищаешь все уголки и закоулки, а одно пятно так и остается. Вспомни тогда слова, с которыми священник обращался к тебе перед исповедью: «Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое, не усрамися, ниже убойся, и да не скрыеши что от мене: но не обинуяся рцы (говори) вся, елика соделал еси, да приимеши оставление от Господа нашего Иисуса Христа. Се и икона Его пред нами, аз (я) же точию (только) свидетель есмь, да свидетельствую пред Ним вся, елика речеши мне. Аще ли что скрыеши от мене, сугуб (двойной) грех имаши. Внемли убо, понеже бы пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши (уйдешь)».
Таким образом, можно подойти к исповеди с одним грехом, а отойти с сугубым, двойным.
Нужно иметь мужество обличить себя, то есть показать свое лицо. И тогда произойдет чудо: ты говоришь о себе плохое, а становишься лучше. Короста греха сползает и проглядывает образ Божий. Никогда человек не бывает так прекрасен, как в минуты истинного раскаяния и когда он, преображенный после исповеди, с легким сердцем целует Евангелие и крест в знак примирения с Господом и обещания не возвращаться на неправедные стези…
Но бывает, что греховная язва не может уврачеваться одним покаянием. Тогда священник определяет кающемуся епитимию, некоторые особые духовные упражнения, призванные глубже осознать грех и избавиться от греховного навыка. Это могут быть молитвы, поклоны, пост, милостыня, подвиг добрых дел, призванный загладить принесенный ущерб. «Сотворите же достойные плоды покаяния» (Лк. 3, 8), – призывал Иоанн Предтеча.
Если говорить о легкости покаяния, то она зависит от нашего отношения к делу. Апостол Петр свой грех отречения оплакивал всю жизнь. По преданию, слезы беспрерывно текли из его глаз и источили на щеках глубокие борозды. А если кто-то, хладно исповедуя грех, не положил в душе своей твердого намерения оставить его, то пусть перед тем, как поцеловать Евангелие, вспомнит он Иуду, предавшего Христа целованием.
«Господи, я согрешил, но Ты, Милостивый, прости меня. Я же обещаю не совершать более этого греха. Помоги и укрепи мою волю к добру», – вот такой или приблизительно такой должна быть наша молитва при покаянии. И тогда нам действительно станет легко. «И найдете покой душам вашим, – как обещает Спаситель, – ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11, 29–30).
Galina:
Уважаемые форумчане!