Испытание

Где же Троянов?

Льва Сергеевича Троянова он видел несколько раз — и в цехе, и на танкодроме. А увидевши один-единственный раз — не забудешь. Стройный, быстрый, он, кажется, и-сидеть-то не умел: все ходил, энергично размахивал руками, все с кем-нибудь спорил. В свои тридцать с небольшим лет Троянов считался среди конструкторов «стариком». А любили его за техническую смелость, талант и неуемный темперамент. Был он и великолепным водителем машин, и страстным охотником.

Обо всем этом Бусыгин был наслышан.

Он увидел Троянова издалека. Конструктор одет по-походному — комбинезон, танкошлем, словно собирался в дальний рейс. А рядом с ним стоял человек в штатском: сорочка удивительной белизны, галстук модный, в зубах маленькая японская трубка.

Троянов наседал на штатского…

Бусыгин подошел.

— Товарищ Троянов, меня прислал к вам генерал Котин… На самоходку.

Николай встретил быстрый взгляд Троянова — в нем светился азартный огонек. Конструктор очень долго, как показалось Николаю, оглядывал его. Всего. С ног до головы. И от этого Николай почувствовал себя неудобно.

— Водить «КВ» умеешь?

— Умею.

— Отлично водить умеешь?

Бусыгин промолчал. Бахвальство, как и многословие, считались у испытателей предосудительными. Троянов подождал ответа и, не дождавшись, удовлетворенно улыбнулся.

— Ясно. А ну, орел, глянь на эту тележку. Эта тележка — особая, — сказал Троянов, — к ней привыкнуть надо.

— Я несколько лет собирал «КВ».

— Да? Вот это хорошо. А как зовут? Николай Бусыгин? Ах, Бусыгин… Это ты со стенки грохнулся?

— Я.

— За одного битого двух небитых дают. Вот что, Бусыгин, сейчас мы с тобой по самоходке полазаем, разберемся, что к чему. А уж потом…

Николай ощутил веселую дрожь: это всегда было верным предвестником интересной, увлекательной работы.

…Бусыгин, имея некоторый опыт сборщика и испытателя танков, решительно полез в самоходку. И от неожиданности присел.

— Что, незнакомая тележка? — усмехнулся Троянов. — Ничего, познакомитесь.

Да-а-а, не ожидал Бусыгин того, что увидел. Башня стоит намертво, нет вращающего устройства, не нужны погоны и шарики, на которых вращается башня. Николай быстро сообразил, что сборка упрощается. Ну, а вождение?

Целых четыре часа они почти не вылезали из самоходки, и Бусыгин узнал от конструктора почти все, что можно узнать о боевых и тактико-технических особенностях машины.

На следующий день самоходку вывели на танкодром, и с утра до позднего вечера конструктор и механик-водитель почти не вылезали из машины. Чуть-чуть расправят плечи, дадут ногам отдохнуть, пожуют что-нибудь — и в самоходку. Бусыгин пришел домой предельно усталый, хотелось упасть прямо на кровать и уснуть. Он словно задубел.

Опять пошли дожди. Они преследовали и на марше по раскисшим проселкам, и на глинистых, сползающих высотках, где проходили испытания, и на мелких мутных речушках. Иногда Троянов говорил Бусыгину: «Дай-ка мне». Садился на место механика-водителя. Вел он машину азартно, иногда просто бешено, порой казалось, что самоходка вот-вот опрокинется или утонет. Но у этого человека было удивительное чутье, машину он чувствовал, словно живое существо, и обращался с нею, как с живым существом.

…Построен новый танк — ИС-1. Бусыгина вызывает начальник цеха.

— Поедешь испытывать новую машину.

Выехал на испытания и Духов.

Николай Леонидович Духов, мудрый, спокойный, сердечный, в ходе испытаний вникал в каждую мелочь. А если выпадала свободная минута, говорил о машине, как и Троянов, будто о живом существе: «Дайте, Бусыгин, ей передохнуть», «Пожалуйста, напоите ее, Бусыгин».

Как бы рассуждая вслух, Духов высказывал свои мысли о танках:

— У них свое лицо, не правда ли? На английский танк посмотришь, он и есть англичанин — медлительный, важный. А фашистский танк? Во всем фашистский: какой-то нахальный, звериный и названия хищные. А наш? Глядите, Бусыгин: наш танк красив, ловок, крепок. Прав Жозеф Яковлевич Котин: машина не должна быть похожа на бронированного слона. Скорость, экономичность, малозаметность, так?..

Конструкторы, а также (и в первую очередь!) военные ведомства придумывают самые разнообразные и жесткие испытания танка. Испытания решают: остаться ли машине в единственном экземпляре, так сказать, для истории, или идти в серию, на вооружение — в танковые войска. Все надо знать! Даже такое: а придется ли новая машина по душе танкистам. И в каждом случае разрабатывалась оригинальная методика испытаний.

В холодное зимнее утро Бусыгин привел машину в указанное ему место. Вместе с ним был радист — молодой парень, успевший побывать на фронте, полечиться в госпитале в Челябинске. Родные его остались за линией фронта, и переживал он это очень болезненно. Родион, так звали парня, был худ, молчалив и зол.

До приезда Николая Леонтьевича остались считанные минуты. Танкисты вышли из машины, побрели к зарослям ольховника. Здесь они увидели камышовый шалаш, а в нем удочки, закопченное ведрушко и ватник.

Родион взял в руки удочки, повертел ими и глубоко вздохнул.

— Чего вздыхаешь, понапрасну грудь мучишь? — спросил Бусыгин.

Родион как-то жалостливо сказал:

— Эх, порыбачить бы… Пошло оно все к чертям собачьим — и война, и танки! Взять бы удочки… И готовь закусь…

Николай взъярился:

— Ну да, пусть другие кровь проливают, а я — с удочками, на бережку, у луночки чебаков вытаскивать. Из-за таких расстегаев… Стыдно слушать.

Родион равнодушно скользнул взглядом по Бусыгину, усмехнулся.

— Пацан ты, Коля… В бой рвешься, парень. А знаешь, что такое бой?

— Знаю!

— Ох, и здоров ты брехать-то. — Потом добавил примирительно: — Ладно, шуток не понимаешь. Тоски моей не понимаешь. Боли не чувствуешь…

Бусыгин остыл. Сказал тихо:

— Почему не чувствую… У меня в Ленинграде братан погиб. Мать и сестры там. Что я — бесчувственный? И мне жизнь подбрасывает на плечики булыжники один другого тяжелее. Ничего, учимся на собственном опыте.

Родион внимательно взглянул на Бусыгина, улыбнулся, сказал многозначительно:

— А ты учись не только на собственном опыте. Наша жизнь слишком коротка. Учись на опыте и других тоже. Хороший ты хлопец — по обличью вижу, но горяч. Остынь маленько, чего ты мятешься… Само собой все отольется. Ты в мартене когда-нибудь бывал?

— Ну, бывал, на нашем, Путиловском.

— Видал, как сталь в изложницы отливают? Отстоится, остынет. Само собой.

Бусыгин зло передразнил Родиона:

— Само собой… Само собой… Никто «само собой» твоих из неволи не вызволит, фашистов не прогонит. Сам, сам, собственными руками. Не чебаков ловить, а драться надо, Родион!

Радист ответил глухо:

— Нешто я не понимаю.

Вдали показалась машина Духова. Танкисты пошли ей навстречу.

Задание Духов поставил такое: испытать ИС на проходимость, в том числе при форсировании рек. Уточнили район испытаний.

— Вот здесь, — говорит Николай Леонтьевич, показывая на карте тонкую ленточку реки Миасс, — попробуйте проскочить по льду… По всем расчетам, лед должен выдержать, но, сами знаете, всякое бывает. Было бы очень хорошо провести испытания именно по льду. Прошу вас…

Бусыгин ведет машину в указанное место. За ним — легковушка Духова и полуторка, в которой сидели бойцы, слесари, фельдшер.

У обрыва Николай останавливает танк, говорит Родиону:

— Вылезай.

— Зачем?

— Чего обоим лезть в купель.

Родион молча вылез из танка.

Машина медленно спускается к реке, въезжает на лед…

Нет, не проскочила. Провалилась.

Бусыгина вытащили из ледяной купели, отогрели у костра, укутали и — к Духову.

— Стало быть, не проскочили, — сказал Духов. — Маленько просчитались мы. Скверно. Ладно, дорогой, не сердитесь, виноваты мы перед вами, извините, прошу вас. Исправим ошибку, и проскочите, как пить дать… Температуру измерили, не простыли? Нет? Ну и отлично. Поехали домой, вам отлежаться надо. О машине не беспокойтесь, ее привезут.