Страница 17 из 20
Эго создает Сопротивление и атакует пробуждающегося художника.
Страх
Сопротивление подпитывается страхом. Мы ощущаем Сопротивление как страх. Но страх перед чем? Страх перед тем, чтобы последовать зову сердца. Страх перед банкротством, нищетой, безденежьем. Страх перед унижением, перед проигрышем, когда мы вынуждены поджимать хвост и отползать назад, туда, откуда мы начинали. Страх показаться эгоистами, страх измены, страх невозможности прокормить семью, страх принести мечты наших близких в жертву нашим устремлениям. Страх предать свой народ, родину, близких. Страх неудачи. Страх быть смешным. Страх оказаться неблагодарными по отношению к близким, которые стольким пожертвовали ради того, чтобы мы получили достойное образование, нашли хорошую работу и т. д. Страх оказаться в пустоте, страх предать свои убеждения; страх того, что мы не сможем повернуть назад, не сможем «аннулировать контракт» и последствия однажды принятого решения будут преследовать нас всю жизнь. Страх безумия. Страх смерти.
Это серьезные страхи. Но преодолимые.
Итак, это страх, который мы преодолеем.
Мы обретем силы, которые спят внутри нас, — и мы втайне знаем об этом.
Так мы сможем стать самими собой.
И эта перспектива поистине ужасна, потому что она за раз отрывает нас (как нам кажется) от близких людей, социума, всего того, к чему наша душа прочно привязана уже 50 миллионов лет.
Мы боимся обнаружить, что мы больше, чем сами о себе думаем. Больше, чем думают наши родители, дети и учителя. Мы боимся того, что действительно обладаем талантом, о котором нам говорит наш внутренний голос, что у нас действительно есть мужество, настойчивость, способности. Мы боимся того, что мы способны вести наше судно, водрузить наш флаг на мачту, достичь Земли обетованной. Мы боимся потому, что если это правда, то нам придется отказаться от всего, к чему мы привыкли. Мы покинем стандартную оболочку. Мы превратимся в монстров.
Ведь если мы стремимся к нашим идеалам, мы должны доказать их ценность. А это пугает нас до смерти. Что с нами станет? Мы потеряем наших друзей и родных, которые перестанут узнавать нас. Мы окажемся в одиночестве, в холодной пустоте, где ничто и никто нас не поддержит.
Конечно, именно так и произойдет. Но тут есть одна хитрость. Мы оказываемся в пустоте, но не в одиночестве. Мы получаем доступ к неиссякаемому, неистощимому, неисчерпаемому источнику мудрости и созидания. Да, мы теряем друзей. Но мы и находим друзей там, куда мы никогда не догадывались заглянуть. И это настоящие лучшие друзья.
Вы верите мне?
Возвращение к себе
У вас есть дети? Тогда вы знаете, что никто из них не был чистым листом бумаги. Каждый из них пришел в этот мир наделенным выраженной и уникальной индивидуальностью. Каждый ребенок был тем, кем он был. Даже совершенно одинаковые близнецы, сделанные из одного генетического материала, были совершенно разными с самого первого дня и всегда будут такими.
Лично я согласен с Вордсвортом[8]:
Рожденье наше — только сон забвенья,
Душа, что жизнь зажгла в нас, — вещий чародей,
Слетела в наши жалкие селенья
Из чудных, сказочных, далеких областей.
Не в наготе, без проблесков сознанья
Минувшего, — нет!
Облачившись в свет
Непреходящей славы, мы —
Его созданья —
Грядем из лона Бога Мирозданья.
В нем — наш очаг;
Иной Отчизны нет!
Иными словами, никто из нас не рождается пассивным сгустком материи, ждущим, пока мир поставит на него свое клеймо. Мы появляемся уже наделенными утонченной и уникальной душой.
Можно думать об этом и так:
уже при рождении наш выбор ограничен нашей личностью.
Мы не можем достичь всего, чего захотим.
Мы приходим в этот мир с определенным, индивидуальным предназначением. У нас есть работа, которую мы должны сделать, призвание, которому мы должны следовать, Я, которое мы должны обрести. Мы — те, кто мы есть, с самой колыбели, и это определяет нашу судьбу.
Наша работа в этой жизни — не формировать из себя некий идеал, которым, по нашим представлениям, мы должны стать, но выяснить, кто мы на самом деле.
Если вы рождены рисовать, ваша задача — стать художником.
Если вы рождены растить и воспитывать детей, ваша работа — быть родителями.
Если вы рождены бороться с несправедливостью, ваша работа — понять это и приступить к делу.
Иерархия и определение своего места в жизни
В животном мире особи определяют себя двумя способами — своему месту в иерархии (курица в очередности клева, волк в стае) или своей принадлежности к территории (основное место базирования, территория охоты, контролируемая территория).
Именно так индивиды — как люди, так и животные, — достигают психологической безопасности. Они знают, где находятся. Мир становится логичным.
Похоже, что стремление к построению иерархии является «настройкой по умолчанию». Именно она автоматически активизируется у людей еще в детском возрасте. Мы вливаемся в стаи и группы, совершенно не думая об этом. Мы знаем, кто из нас — хозяин положения, а кто — неудачник. Мы понимаем свое место. Мы определяем себя — похоже, инстинктивно, — по нашему положению в школьном дворе, в банде, в клубе.
И лишь позже, обычно — после сурового обучения в университете несчастий, мы начинаем изучать альтернативы.
Некоторым из нас это спасает жизнь.
Стремление к иерархии
Большинство из нас бессознательно встраивает себя в иерархию. И немудрено.
Школа, реклама, вся материалистическая культура муштруют нас с самого рождения, чтобы мы определяли себя мнениями других людей.
Пейте это пиво, получи те эту работу, выглядите таким образом — и все вас полюбят. Но что же такое иерархия?
Голливуд — это иерархия. Равно как Вашингтон, Уолл-стрит и «Дочери американской революции»[9].
Высшая школа — торжество иерархии. И она работает: танцовщица из университетской группы поддержки знает свое место в системе, равно как и слабый игрок в шахматном клубе. Каждый нашел себе нишу. Система работает.
Однако у иерархической структуры есть проблема. Когда число ее членов становится слишком большим, все разрушается. Очередность клева может поддерживаться только для определенного количества цыплят. Вы можете найти свое место в гимназии Массапекуа. Но отправьтесь в Нью-Йорк — и там этот фокус уже не пройдет. Нью-Йорк — слишком большой город, чтобы функционировать по иерархическому принципу. Равно как и компания IBM. Индивид в столь крупных системах чувствует себя подавленным, безликим. Он погрузился в массу.
Он потерялся.
Очевидно, вследствие эволюции мы, люди, чувствуем себя более комфортно в группе, насчитывающем от 20 до, скажем, 800 особей. Возможно, мы можем увеличить это число до нескольких тысяч или даже до пятизначной цифры. Но в какой-то момент оно достигнет своего предела. Наш мозг не может хранить в памяти так много лиц. Мы мечемся вокруг, сверкая нашими символами престижа («Эй, как тебе мой “Линкольн Навигатор”?») и удивляясь, почему это никого не колышет.
Мы вошли в массовое общество. Иерархия слишком сложная. И она больше не работает.
Художник и иерархия